Авт.). В то же время советское стратегическое руководство игнорировало любые тревожные сигналы от дипломатов, разведчиков, пограничников». В этом свете представляются совершенно беспомощными суждения некоторых историков о том, что «вероломное… мягко говоря, неджентльменское поведение и обеспечило агрессору внезапность» (Анфилов). Тем более что для теоретически подготовленного историка этот вопрос никакой сложности не представляет. Так, Жомини сообщает о том, как в 1812 г. под Тарутином Мюрат был внезапно атакован и разбит Кутузовым и как Мюрат впоследствии пытается оправдываться. По мнению же Жомини, Мюрат дал застать себя врасплох лишь по своей непростительной оплошности.
Рассуждения о неотмобилизованности РККА, некомплекте частей и соединений, незавершенности реорганизации и перевооружения армии, разрыве между планами перестройки Вооруженных Сил и существовавшими тогда экономическими возможностями и многими другими реальными характеристиками обороны страны в мае — июне 1941 г., несомненно, должны быть учтены. Эта проблема должна быть исследована. Но есть опасность, что эти рассуждения без труда могут быть сведены к известному тезису «история отвела мало времени».
Представляется более верным исторически и более продуктивным с точки зрения изучения уроков прошлого в первую очередь выделить другой вопрос: могла ли РККА имеющимися в ее распоряжении по состоянию примерно на начало мая 1941 г. силами и средствами, действуя энергично, подготовить оборону против нападения 22 июня, по крайней мере, — прикрытие мобилизации? Мы отвечаем на этот вопрос без всяких сомнений утвердительно. Напомним, что по существующим тогда в вермахте нормам, нападающая сторона должна была превосходить обороняющуюся не менее, чем в три раза. В действительности 22 июня 1941 г. было далеко не так. Силы были примерно равными. По боевой же технике Восточный фронт вермахта уступал войскам западных приграничных округов СССР в полтора-два раза. Значит, дело было в другом — в неготовности войск. Именно на нее делали главную ставку фашистские лидеры. Мощный первый удар по неподготовленным к немедленным ответным действиям войскам очередной жертвы. В этом — суть стратегии вермахта. И в этом же одновременно суть поражений РККА. Если б 22 июня началась война двух изготовившихся к бою противников, а не произошло избиение спящих, безоружных, не защищенных даже легкими укреплениями людей, советские войска первого стратегического эшелона наличными силами и средствами удержали бы оборону, обеспечили бы время и нормальные условия для всеобщей мобилизации, подготовки и ввода в дело резервов.
Дислокация советских войск не отвечала ни наступательным, ни оборонительным задачам. Оборона была оборудована в инженерном отношении неудовлетворительно. Армия встретила войну, находясь в казармах или лагерных палатках. Это был лучший способ погубить войска или сдать их в плен. Значительная часть артиллерии была на учебных полигонах и в бою не смогла принять участия. Часть техники была неисправна, часть моторов — без горючего. Большая часть самолетов не успела подняться в воздух. То есть грозное оружие было превращено в мишени. В воскресенье собирались провести обычный день отдыха. Даже для того, чтобы хорошо тренированный одиночный стрелок, покинув казарму, занял боевую позицию, нужны минуты или часы. Речь же шла о почти 3-х млн. человек, о весьма сложном военном механизме. Нужно было переместить на сотни километров сотни тысяч красноармейцев, огромную технику. Для этого требовалось по меньшей мере, несколько недель. Неожиданными оказались удары авиации и диверсии против узлов связи. Часть соединений, шедших к границам, была уничтожена в походных колоннах. Но армия без управления (а оно немыслимо без связи) превращается в простую толпу. Героизм одиночек, подразделений, частей, соединений и даже объединений, который отнюдь не прошел даром — он подготовил будущий перелом в ходе войны — не смог, однако, в первые месяцы преодолеть господствовавшую тогда тенденцию.
Итак, неготовность советских войск — вот что заметит вначале любой объективный наблюдатель, если он захочет понять суть внезапности. Но неготовность — лишь следствие более глубокой причины. Сложившиеся к тому времени в СССР авторитарный режим, некомпетентность, произвол оказали пагубное воздействие на все военно-политическое руководство. Накануне нападения и после него руководство, в том числе и командование РККА, находилось в состоянии шока. В его основе лежала неспособность Сталина и его советников оценить объективную обстановку в стране и в мире в целом, вероятного противника, его силы и намерения. Ни о какой «трезвой оценке внутри- и внешнеполитического положения СССР» (Вишлев) не может быть и речи. Шоковое состояние руководства проявилось, в частности, в шатаниях от «умиротворения» Гитлера до сокращения экономических поставок в Германию, демонстративной переброски больших масс войск на Запад, призыва запасных, затем снова — к пресмыкательству перед Гитлером. Сталин не владел ситуацией, не понимал ее. Фашизм немыслим без войны, его не могли обуздать неуклюжие маневры, над которыми в Берлине смеялись. Нужна была мощная и решительная антифашистская коалиция, создание которой было сорвано не без участия Сталина. Но в этой критической обстановке единственно возможные меры — приведение войск в готовность к отпору агрессии Сталин блокировал.
После того, как удалось «очистить армию от врагов народа», в ней фактически не осталось людей, способных противостоять злой и неумной воле «вождя». Остались убогие маршалы и генералы, способные лишь получать и передавать подчиненным приказы. Аналогичная ситуация в Германии представляется нам лишь слабой тенью. Вермахт до конца войны оставался реальной политической силой, с которой был вынужден считаться «фюрер». Не случайно тот завидовал, с какой легкостью Сталин расправляется со своими генералами. К выводам о такой роли «вождя» приходят и зарубежные ученые. Бонвеч считает: «В том, что немцам удалось внезапное нападение, виновато советское руководство, оно было парализовано упрямством Сталина, в этом прослеживается типичное проявление сталинизма».
Бесправие НКО и Генерального штаба в предвоенное время характеризует Павленко. Они не только не имели права давать разрешения округам приводить войска в боевую готовность, но даже усиливать те или иные опасные направления. Например, Тимошенко после неоднократных просьб разрешил Киевскому военному округу передвинуть некоторые соединения. Через несколько часов Берия уже докладывал об этом. Сталин сейчас же позвонил наркому и пообещал сурово наказать «за провокацию». Некомпетентное вмешательство, подавление инициативы прикрывалось словами об идейнополитическом единстве, беспредельной преданности «вождю» и пр.
Вермахту удалось ввести в заблуждение советских руководителей относительно направления своего главного удара и своего 6—8-кратного превосходства на этом направлении. Это произошло вследствие отказа от первоначальных верных представлений Генерального штаба о том, что именно на Западном направлении будет нанесен такой удар. Значительная часть советских войск была сосредоточена на южном фланге. Эта точка зрения безраздельно господствовала в советской литературе, пока не был опубликован в январе 1992 г. один из документов Генерального штаба, касающийся наступательного варианта действий РККА против вермахта. Еще раньше сведения об этом документе определенная группа авторов в СССР и за рубежом пыталась представить как сенсацию. Имеется в виду проект доклада С. Тимошенко и Г. Жукова (без их подписи), составленный А. Василевским и Н. Ватутиным и датированный 15 мая 1941 г. Документ был адресован И. Сталину. Неизвестно, однако, читал ли он его и разделял ли он мнение авторов. Проект опирался на более ранние разработки Генерального штаба, в частности, на «Основы стратегического развертывания РККА», одним из соавторов которых был Б. Шапошников (1938). Авторы проекта 15 мая 1941 г. исходили из того, что Германия завершает подготовку нападения на СССР, стремясь «ПРЕДУПРЕДИТЬ нас в развертывании и нанести внезапный удар». Вопреки оценке Шапошникова авторы полагали, что главные силы Германии сосредоточены южнее Бреста. В этой связи Василевский и Ватутин считали необходимым «упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию». «Стратегической целью действий войск Красной Армии» авторы поставили «разгром главных сил немецкой армии». Согласно проекту главный удар наносился силами Юго-Западного фронта в направлении: Краков, Катовице. Одна из целей была отрезать Германию от южных союзников[220].
С точки зрения политической этот документ едва ли приносит что-либо существенно новое. О намерениях Красной Армии вести наступательные действия в СССР в 30-е — начале 40-х гг. говорили постоянно и громко. Снова подчеркнул это Сталин в речи перед выпускниками академий РККА 5 мая 1941 г. Больше того, он даже пытался «бить врага» в 1939— 1940-е гг. в поверженной Польше и малой Финляндии… На доклад ссылаются В. Резун, бывший майор Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба, издавший на Западе книгу «Ледокол» под псевдонимом «В. Суворов», и его последователи в СССР. Сбрасывая со счетов агрессивность гитлеризма, они пытаются представить его Восточный поход в виде превентивной меры[221]. Но, определяя политический характер войны, наука обращается не к способам действий, а к целям воюющих сторон. Эта проблема была разработана Жомини еще в начале прошлого века. Он показал, что наступательная в чисто военном отношении операция отнюдь не всегда равносильна захватнической войне. Нельзя смешивать наступательное с агрессивным. Дело не в том, кто кого «упредил», кто выстрелил первым, кто на кого «напал», чьи войска на чьей территории, кто наступает. В 1944–1945 гг. США «напали» на Германию, а СССР — на Японию. Однако их никто не считает агрессорами, и не потому что они стали победителями. Напомним, что военная теория рассматривает упреждение в действиях противника как частный случай инициативы на войне. «Значение инициативы и ранней готовности к открытию войны» в прошлом веке исследовал, в частности, известный русский ученый Г. Леер. «Тот, кто выжидает, уже разбит заранее» (Энциклопедия военных и морских наук. СПб., 1888. С. 196). В 1941 г. Гитлер сохранял инициативу, Сталин безнадежно опоздал с нанесением упреждающего удара» (В. Белецкий).