Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.»
Что может быть страшнее предвзятого мнения, да еще в военном деле? Упрямое следование раз навсегда усвоенной догме — в этом проявилось одно из свойств сталинизма. Может быть, наиболее ярко вся абсурдность обстановки, сложившейся в советском руководстве накануне войны, характеризует следующая докладная записка Берии 21 июня 1941 г. «…Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся нападении на СССР. Он сообщил, что это «нападение» начнется завтра…
Начальник разведуправления, где еще недавно действовала банда Берзина, генерал-лейтенант Ф. Голиков жалуется на Деканозова и своего подполковника Новобранца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 170 дивизий против нас на нашей западной границе… Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним ваше мудрое предначертание: в 1941 г. Гитлер на нас не нападет!..»[224]
Некоторые авторы приходят в неуемный восторг: «Никогда ни одному государству не приходилось выполнять столь сложную задачу». Но не один из глав государств никогда не совершал вызвавших эту «задачу» просчетов, настолько близких к измене или безумию. Отнюдь не преуменьшая профессионализм вермахта, в частности, его искусство дезинформации, мы перефразируем слова одного немецкого мемуариста: «Не Гитлер выиграл, а Сталин проиграл». Необходимо, например, отдать должное германскому генеральному штабу, организовавшему утечку информации, которая ввела в заблуждение французское руководство относительно направления главного удара вермахта в мае 1940 г. («план Манштейна»). Были и другие успешные операции. Главное же дезинформационное предприятие немцев на Востоке едва ли можно поставить в этот ряд.
Попытка вермахта замаскировать подготовку Восточного похода в СССР — РФ не изучены. К теме обратились зарубежные историки. Так, в главе В. Ветте (ФРГ) книги «Операция Барбаросса» показана особая роль пропаганды в подготовке нападения на СССР. Она должна была сделать так, чтобы советские руководители пребывали в неведении относительно решения Гитлера и конкретных действий вермахта. По мнению Й. Дюлльфера (ФРГ), «недостаточно полная оценка возможных намерений и мероприятий» вермахта со стороны его вероятных противников «оказалась исторически чрезвычайно действенной в развязывании и ведении им второй мировой войны». Наконец, Б. Уэлей (США), изучивший около 70 германских мероприятий по дезинформации РККА, пришел к выводу, что советская разведка располагала вполне достаточными данными и об этой дезинформации, и об истинных намерениях противника[225].
Следовательно, если в конечном счете немцы преуспели, то это не их заслуга, а Сталина и его окружения. На самом деле, ложь Гитлера в его ответе на письмо Сталина была так примитивна. «Фюрер» уверял «вождя» в том, что немецкие войска, изготовившиеся напасть на СССР, «отдыхают» близ границ дружественной державы перед началом операции «Морской лев» (вторжения в Англию) в зоне, недосягаемой для английской авиации. Но эта схема не объясняла многочисленные факты. Почему так много войск «отдыхают» так далеко от объекта своей операции, почему их дислокация от Финляндии до Румынии совпадает с вероятным намерением напасть на СССР, зачем им техника и боеприпасы, почему снаряды выложены на грунт и т. п. Ответ Гитлера мог ввести в заблуждение лишь глупца или того, кто хотел быть обманутым.
Официальная историография на протяжении десятилетий скрывала ответственность командования РККА, военных округов, армий и других объединений и соединений за внезапность. Считалось, что это уронит престиж армии. Но престиж во сто крат больше страдает от лжи и полуправды. На самом деле армия не причастна к преступным просчетам руководства. Она сама в большей своей части стала его жертвой. В литературе была показана несостоятельность попыток немецких генералов-мемуаристов возложить всю ответственность на одного Гитлера. Аналогичная попытка относительно Сталина также неуместна. Должна быть проверена созданная не без участия самих наших мемуаристов версия: во всех просчетах повинны лишь Сталин, Молотов, Ворошилов, Берия, Мехлис. Руководители же НКО, Генерального штаба причастны лишь к победам. Необходимо учитывать, что в 12-томнике о войне ряд важных вопросов изложен в духе воспоминаний Жукова и Василевского, наиболее приближенных к Сталину военных деятелей. Подчас по поводу их действий мы судим по их же собственным оценкам. В связи с реабилитацией сталинизма в 1964–1985 гг. стандартные замечания об ответственности Сталина, а также Тимошенко и Жукова за неверную оценку сроков вероятной агрессии разрешалось оставить лишь в учебнике по истории КПСС под редакцией Пономарева и в немногих изданиях. Выделение среди военных руководителей в первую очередь этих двух фамилий было правильным. Но нельзя лишь этим ограничиваться.
Известно, что все военные, особенно после репрессий 1937–1938 гг., испытывали страх перед Сталиным и его ставленниками в армии. Еще древние говорили, что сказать правду сатрапу — высшая доблесть. Можно ли обвинять человека в том, что он не сумел стать героем? Однако в данном случае на карту было поставлено существование народа, страны, и мы не можем разделить такую мысль: «Трудно винить наркомов, Главный военный совет, когда уже сложился статус «непогрешимого и мудрого вождя». Любое принципиальное несогласие с той или иной концепцией, точкой зрения могло быть расценено как «непонимание», «противопоставление», «политическая незрелость» со всеми вытекающими отсюда последствиями» (Волкогонов)[226]. На самом деле, от того, как поведут себя нарком или даже наркомы, зависела их жизнь. Но все это лишь объясняет их конформизм, характеризует их нравственность, но ни в коей мере не оправдывает их. Все эти люди не могли не знать, что представлял собой фашизм и чем он грозил СССР. В этом свете представляется, по меньшей мере, жалким поведение, в частности, Тимошенко и Жукова. Они располагали неопровержимыми данными о масштабах опасности и фактической незащищенности западной границы, но ограничивались робкими докладами тирану. Представляется слабой аргументация самих приближенных. Жуков, например, ссылается на свою веру в непогрешимость Сталина. Но разве не было еще до 22 июня превеликого конфуза с «военным и политическим гением» Сталина, в частности, во время советско-финской войны?
Опыт Военно-Морского Флота (ВМФ) и некоторой части сухопутных сил показывает, что и в тех же жестоких условиях можно было быть во всеоружии. Многие обстоятельства едва ли могут быть отнесены к компетенции лишь Сталина и Берия, Тимошенко и Жукова. Показательны итоги опроса участников событий, проведенного Генеральным штабом в конце 40-х — первой половины 50-х гг. Большинство руководителей войск не было информировано, например, о наличии плана обороны границы, развертывании войск до начала военных действий. Весьма трудно объяснить также, почему нахождение большой части артиллерии в учебных центрах не было «поводом», а если б они занимали оборонительные позиции, то возник бы «повод»[227].
Возможности, не использованные командирами разных уровней, а значит и их ответственность, остаются в целом не изученными. Но эти проблемы нельзя игнорировать. Рокоссовский показывает, что намерения противника перед 22 июня 1941 г. ложно оценивали не только Сталин, но и руководители НКО, Генерального штаба, ряда военных округов. Я несу свою долю ответственности за то, что лично не доложил Сталину известную мне информацию о готовящемся нападении на СССР, подчеркивал Исаков. Такой пример приводил и маршал авиации А. Силантьев. 19 июня 1941 г. по поручению командующего ВВС Западного особого военного округа командир 43-й истребительной авиационной дивизии Г. Захаров облетел вдоль границы и пришел к непреложному выводу: немцы готовят наступление. Павлов осудил этот поступок. Никто из них нужных мер не принял. Сталинизм как идеология, образ мышления и действий успел к этому времени поразить не только высшее руководство. Характерно, что масштабы катастрофы 22 июня в первое время не представляли не только в Москве, но и в Киеве, Минске, Ленинграде. В донесениях фронтов преобладали сведения о героизме и заверения о том, что противник будет разгромлен[228].
Несет ответственность и руководство ГРУ, в первую очередь Голиков, тем более что этот орган Генерального штаба располагал достоверными сведениями о подлинных намерениях вермахта. Характерно, что ряд работников разведки, рискуя своей жизнью, осмелился пойти против воли начальства, активно выступил против его безответственной позиции. Назовем в первую очередь начальника ГРУ И. Проскурова, расстрелянного по приказу Л. Берии осенью 1941 г., а также В. Новобранца, чудом избежавшего репрессий. Новобранец проанализировал угодную «хозяину» схему расположения германских войск вдоль границы и пришел к выводу, что она лжива. В декабре 1940 г. в нарушение инструкций он отправил в войска, до командиров корпусов включительно, сводку № 8. Она отражала реальную обстановку — Германия готовила нападение на СССР. Однако назначенный в 1940 г. руководитель разведки Голиков дезавуировал этот документ. Новобранец был отстранен от должности. Принципы работы ГРУ были достойны театра абсурда. Докладывая генсеку подлинные сведения, начальник ГРУ здесь же называл их «дезинформацией». Что им руководило? Страх, угодливость, соображения карьеры?
Если бы Красная Армия с имеющимися силами и средствами была заблаговременно приведена в непосредственную боевую готовность, война с самого начала приобрела бы совсем иной ход. Вот вполне реальные факты. Держали оборону в течение недели в районе Измаила, Перемышля, в течение месяца — в Бресте. На северном участке фронта противник начал наступление лишь в самом конце июля. Советские войска получили возможность провести перегруппировку и организованно вступить в бой. Противник был остановлен на границе, ему так никогда и не удалось захватить Мурманск.