Сталинизм и война — страница 70 из 104

Некомпетентность Сталина в сочетании с репрессиями нанесла не только прямой, но и косвенный ущерб. На много лет было задержано, например, внедрение ряда научно-технических достижений, поскольку к ним имели то или иное отношение деятели, объявленные «врагами». Такая судьба постигла систему ПВО, ракетное вооружение. Некомпетентность проявилась также в том, что «полководцы хозяйственного фронта» (так называет апологетическая литература ряд членов Политбюро) имели самое отдаленное представление о предмете своего кураторства. Среди них наиболее одиозно выглядит Берия, ничего не понимавший в науке, но «руководивший» созданием ядерного оружия. Сам Сталин уже во время войны вопреки возражениям Шахурина заставил снять фронтовой бомбардировщик ТУ-2 с производства на единственном заводе, где тот изготовлялся. Ванников высказал удивление, как в этих условиях удавалось производить первоклассную технику. Представляется, что, как и на поле боя, это удавалось лишь огромной ценой. Напомним, с каким трудом преодолевали бесчисленные бюрократические барьеры прославленные впоследствии танк Т-34, штурмовики ИЛ-2, «Катюши». Нельзя забывать и невнимание властей к ракетному и ядерному оружию, инфракрасному оборудованию, кумулятивным снарядам.

Пороки руководства официальная историография длительное время пыталась скрыть за высокопарными рассуждениями о великой победе, роли СССР в разгроме фашизма. Исследование было искусственно подменено несколькими мифами. Главный из них — тезис о Сталине как «великом стратеге». Доводы в его пользу и поныне весьма примитивны. Ссылаются на его посты — председателя ГКО и Верховного Главнокомандующего. Но разве роль любых должностных лиц не бывает разной: ничтожной и громадной, отрицательной и положительной? Недавно в прессе промелькнула мысль: Сталин «фигура колоссальная», о нем могут судить лишь колоссы. Естественно, П. Проскурин, автор этой фразы, волен решать, писать ли ему о Сталине. Но следует ли призывать прекратить критику сталинизма в ожидании новых Толстых и Достоевских? Общество, в такой мере пострадавшее от сталинизма, не может, естественно, довольствоваться различными ложными представлениями, каких бы «фигур» они не касались.

Некоторые авторы в подтверждение мифа о «великом стратеге» используют пропагандистские стереотипы военных лет. Таков реально существовавший призыв «За Родину, за Сталина!» Но может ли он вообще служить в качестве довода? С точки зрения научной и идейно-политической этот призыв весьма уязвим. Вспомним аналогичные патриархальные девизы «За веру, царя и отечество!», «За фюрера, народ и отечество!», относящиеся совершенно к другим социально-политическим режимам и другим войнам. Эти девизы не определялись достоинствами самодержца. Пишут о том, что «народ верил в Сталина». Но даже самая сильная и искренняя вера никогда не может стать научным аргументом. Кроме того, кто исследовал, какая часть фронтовиков, защищавших Родину, думала о Сталине, был ли этот призыв подлинно народным. Не принимал ли кое-кто из фронтовиков за действительного Сталина его крайне искаженный автопортрет? Р. Казакова называет этот сугубо официальный лозунг «солдатским». Представляются верными другие суждения. Характерно описание совершенно неподготовленного боя 350-й стрелковой дивизии в декабре 1941 г. в районе Сели-жарова: «Винтовки не стреляли (с них не была снята заводская смазка. — Авт.), а немцы вели плотный огонь из пулеметов. Крики, мат, проклятия… Командир дивизии был глуп и упрям, гнал батальон за батальоном… Вот так обстояло с лозунгом «За Родину, за Сталина». «Спросите у тех, кто поднимался из окопов, — пишет участница войны Т. Пилипенко, — что они кричали (уж точно — не здравицы вождю. А некоторые слова и писать неудобно)».

В литературе встречаются близкие к былой пропаганде рассуждения Стаднюка (о «гениальном уме» Сталина), Громыко (о его «сильном интеллекте»). Они во многом обусловлены кругозором самих авторов. Противоположную точку зрения разделял Хрущев: Сталин управлял войной по глобусу. Это не верно, если принимать фразу в буквальном смысле. Но недалеко от истины, если вспомнить, какой ценой была достигнута победа. Крупнейшие советские специалисты по истории войны Павленко и Самсонов, адмирал Кузнецов отвергали тезис о «великом полководце». Волкогонов, как правило, лавировал. В интервью «Комсомольской правде» (1991. 22 июня) он скрыл свое мнение за рассуждениями о «полноте власти», которой обладал Сталин, и отсутствии таковой у Жукова, об «удобной позиции» Сталина: принимать или отвергать чужие проекты, присваивать себе удачи, провалы списывать на подчиненных. Тем не менее автор принимает версию, представленную в «Воспоминаниях и размышлениях» Жукова: после Сталинграда Сталин «стал неплохо разбираться в стратегии», оставаясь профаном в оперативном искусстве и тактике. Альтернатива Волкогонова — кто был бы лучшим «верховным» — всесильный Сталин или лишенный прав Жуков — некорректна. Почему выбор так ограничен: Сталин и Жуков? И главное. История знает случаи, когда наиболее авторитетные лица в государстве (Ленин в 1918–1922, Рузвельт в 1941–1945 гг.), сохраняя за собой общее руководство, не вмешивались, однако, непосредственно в управление военными действиями, предоставляя необходимые права военным.

Никто в СССР накануне или в начале войны не обсуждал вопрос о военном руководстве. Сталин фактически сам назначил себя «верховным». Это объяснялось его характером и исключительным местом в иерархии. Не было речи о целесообразности. Были реальности: его всевластие и его убеждение в собственной незаменимости. «Военным я стал в силу необходимости», — скажет Сталин впоследствии Стассену. Эту мысль повторяет от своего имени Волкогонов. Но был ли Сталин «военным» вообще, была ли такая «необходимость»? Эта фраза подтверждает иное: беспредельное тщеславие Сталина. Он начал с присвоения своего имени Царицыну и многим другим городам, кончил присвоением себе звание генералиссимуса. Он пренебрег даже тем, что среди ста лиц, носивших это звания, было немало одиозных или опереточных фигур. Сталин был сильно неравнодушен к подобной мишуре. Все это лишь объясняет, почему он назвал себя полководцем, но не отвечает на вопрос, был ли он полководцем.

Нельзя отрицать участие Сталина в разгроме агрессоров, его незаурядные организаторские способности, громадное влияние на самых различных людей, без чего немыслим руководитель такого масштаба. Но кто изучал его реальный личный вклад в обеспечение победы, в развитие военного дела, военной теории? Под влиянием пропаганды тех лет кое-кто до сих пор утверждает, что «Сталин осуществил индустриализацию». Но почему один Сталин, и ценой каких материальных затрат и даже людских жертв? Понятие «великая победа» отнюдь не обязательно предопределяет наличие «великих полководцев». Победа СССР в 1945 г. была поистине великой, но лишь вследствие ее всемирно-исторического значения и подвига его народов. Но «великих полководцев», тем более одного «великого полководца» не было. Потому что ни в одной стране, участвовавшей во второй мировой войне, кроме СССР, народ и армия не были поставлены своими лидерами в такие жестокие условия.

Сталин по профессиональным и личным качествам не был и не мог быть полководцем, тем более великим. Он не обладал общей и специальной культурой, необходимой крупному военному руководителю[242]. Он не имел глубокого ума, умения и желания постоянно учиться, что было особенно важно в 30—40-е гг., когда военное дело бурно развивалось. Он не отличался принципиальностью и порядочностью. К нему относились со страхом, но не с доверием. Чтобы назваться «великим», нужно, по крайней мере, превзойти противника. В чем же Сталин превзошел его? Год с лишним бездарных провалов и жестоких поражений. Затем два с половиной года по-прежнему кровопролитных операций, имевших результатом скорее вытеснение, но не уничтожение или пленение противника. Что можно записать в актив Сталина, если даже допустить, что все победы советских войск были плодами его «военного гения»? Катастрофу вермахта на Волге? Наибольшее достижение советских войск — операцию «Багратион»? Но нечто подобное было в 1941 г. и в активе немцев.

Дело стратега — победить в войне. Но ни один из них не заслужил еще славы, если цена победы была непомерна. Недаром ставшие нарицательными слова «пиррова победа» пережили тысячелетия. Сохранить максимум жизней не только своих, но и противника — это не только нравственная задача. Люди — главное достояние нации. Это было недоступно пониманию Сталина. Полные сведения о безвозвратных потерях Красной Армии до сих пор не известны. На их фальсификации, в частности, держалась ложная слава.

С негибким умом Сталина несовместимо реформаторство, без чего немыслим полководец. У него не хватало умения и желания постоянно изучать противника. Как верно свидетельствовал Воронов, Сталин не мог правильно оценить масштабы войны, резервы противника и поэтому постоянно предсказывал скорое поражение противника. На формирование Сталина как военного руководителя оказал сильное влияние его собственный опыт 30-х гг. Так, принцип «любой ценой», составивший одну из основ его военного руководства, провозглашен был им задолго до войны и сохранил влияние до сих пор[243]. Характерно, что принципы «отстаивать каждую пядь советской земли», «драться до последней капли крови» были сформулированы уже в директиве СНК СССР и ЦК ВКП(б) 29 июня 1941 г. Это неумное требование, повлекшее миллионные жертвы, также проистекало из предшествующего опыта и склада ума Сталина, в частности, из повышенного внимания к деталям, важного для управляющего домами, но не главнокомандующего. Отсюда — приказы об отвоевании деревушек, высоток, запрете тактических и оперативных отступлений, стремление всегда и везде наступать во что бы то ни стало. Сталину, как и Гитлеру, были свойственны пренебрежение к противнику, преувеличение возможностей своих армий, подавление инициативы подчиненных. Это обстоятельство отражено в воспоминаниях Г. Гудериана и других генералов вермахта. Среди сходных принципов руководства войной они отмечают «ни шагу назад».