Сталинизм и война — страница 89 из 104

В последнее время появились правдивые воспоминания некоторых участников ополчения. Такова статья И. Филатовой, председателя совета ветеранов 2-й дивизии ополчения. Эта дивизия, вырываясь из кольца под Вязьмой, из 12 тыс. человек сохранила лишь 2 тыс. А. Свинцов, председатель объединенного совета ветеранов ленинградской армии ополчения, в статье «Одна винтовка на двоих» показал, что за месяц боев от их десятитысячной 1-й гвардейской дивизии осталось лишь 700 человек, а с Ораниенбаумского плацдарма вышли лишь 152 бойца. Синицын сообщил, что вследствие жестоких потерь пришлось расформировать пять из двенадцати ополченческих московских дивизий, три из десяти ленинградских.

Низкая подготовка была свойственна не только ополчению. По свидетельству Ж. Медведева, например, трехмесячная подготовка тысяч призванных в армию 17—18-летних грузин, абхазов, армян, не знавших русского языка (командиры же не владели иными языками, кроме русского) сводилась к изматывающей строевой подготовке. Но их не учили стрелять, окапываться, вести рукопашный бой и др. Многие из них погибли, не сделав ни одного выстрела по врагу. Досрочно выпущенный из 10-го класса школьник, после трехмесячной подготовки направлялся на фронт командиром взвода. Не была ли связана такая подготовка с расчетом Сталина на такое же краткое пребывание людей на фронте?

Упоминавшийся тезис о «волнообразном характере» репрессивной политики не подтверждается фактами. На деле речь может идти о хорошо продуманной линии, вполне прямой и непрерывной. 4 октября 1941 г. Сталин и Шапошников подписали приказ «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». В нем отмечались «частные случаи незаконных репрессий и грубейшего превышения власти со стороны отдельных командиров и комиссаров по отношению к своим подчиненным» (самосуды, побои и т. п.). Авторы приказа подчеркивали: «забыта истина, согласно которой применение репрессий является крайней мерой, допустимой лишь в случаях прямого неповиновения в условиях боевой обстановки или в случаях злостного нарушения дисциплины и порядка лицами, сознательно идущими на срыв приказов командования». Некоторые исследователи представляют командира в виде фольклорного героя, которого заставили Богу молиться и который разбил при этом свой лоб. Но подчиненные Сталина действовали в строгом соответствии с приказом № 270 и общей «генеральной линией» диктатора. Помимо приказа от 4 октября были отданы другие распоряжения. Директива ГЛАВПУ от 7 декабря № 268 «О ликвидации запущенности в устной пропаганде и агитации» была подписана Мехлисом. Эти документы циничны и лицемерны. О том, какое влияние они оказали на войска, ныне едва ли кто скажет.

Изданный 28 июля 1942 г. приказ № 227 грубо перечеркнет эти фарисейские апелляции режима к морали и праву. Насколько можно судить по стилю приказа, он написан самим Сталиным. Об этом свидетельствуют и грубые погрешности в логике, пустые повторения, которые, естественно, никто из приближенных не посмел устранить[302]. Ряд ученых склонны отводить этому приказу центральное место в репрессивной политике и практике сталинизма военных лет. Но приказ не внес ничего принципиально нового. Его называют «Ни шагу назад!» Но такой призыв не сходил со страниц газет и боевых листков, начиная с 22 июня 1941 г. Требование «истреблять на месте паникеров и трусов» уже было в приказе № 270. Командиров, отступавших со своих позиций «без приказа свыше» уже называли «предателями Родины», командармов к суду уже привлекали. В приказе № 227 возрастала жестокость. Это проявилось, например, в учреждении офицерских штрафных батальонов и штрафных рот, заградительных отрядов. Позднее в развитие этого приказа деспот введет в действующей армии смертную казнь через повешение. Гвардейцы-минометчики из 92-го полка были свидетелями таких казней в июне 1943 г. на Курской дуге. Жестокость усилилась, поскольку жизнь «штрафников» ценилась еще ниже. Еще больше стало пренебрежение правовыми нормами. В штрафные подразделения военнослужащие направлялись не только согласно судебным приговорам, но и по приказу командования, то есть без суда. В правомерности приказа № 227 некоторые военные юристы сомневались еще в то время. Это кончалось для них ГУЛАГом.

В современной литературе представлена научная критика приказа 227, но сохранились и голоса в оправдание его и даже восхваление. П. Н. Лащенко в очень слабой статье, сопровождающей публикацию приказа № 227, считает, что приказ был «продиктован суровой необходимостью». Жестокость представлена как «управа на паникеров и шкурников». Автор пытается показать, что штрафные роты — «это те же роты», что и обычные подразделения, которые подчас также оказывались в труднейших условиях. Но это не согласуется с его же словами о том, что «штрафников» всегда бросали на «наиболее тяжелые участки фронта». Лащенко не прав, утверждая, что «штрафников никто не зачислял в уголовные преступники». Но сам Сталин считал иначе, подчеркивая «преступления перед Родиной» этих людей.

Автор статьи «не может сказать», что на фронте было «повальное бегство», что красноармейцы «плохо воевали», но здесь же утверждает нечто противоположное: «нужен был решительный перелом и потому приказ № 227 оказался своевременным». Оказывается, «нужно было прибавить в мастерстве и в самопожертвовании». Но какому мастерству мог научить каннибальский приказ? Лащенко «не знает, чтобы кто-нибудь из заградотрядов стрелял по своим». И документов, подтверждающих это, он не нашел. Эти отряды лишь «прикрывали войска с тыла от диверсантов и вражеского десанта, задерживали дезертиров… наводили порядок на переправах». «Вскоре» после выхода в свет приказа, утверждает, подгоняя факты, автор, «началось наступление» наших войск. На самом деле отступление советских войск и после приказа продолжалось в течение нескольких месяцев вплоть до Волги и Кавказского хребта. В подготовке же наступления действовали многочисленные и несравненно более основательные факторы, чем сталинские угрозы. Они, наоборот, перестали действовать. Не в этой ли связи среди офицеров стала распространяться мысль «меньше взвода не дадут, дальше фронта не угонят». Как и Филатов, лукавит Лащенко, пытаясь доказать, что при «колоссальном патриотизме» РККА приказ был «рассчитан на ограниченный круг неустойчивых лиц». Достаточно бегло прочитать приказ, чтобы понять, что он был «рассчитан» на всю армию.

Многие современные авторы разъясняют необходимость приказа, ссылаясь на сам приказ. Это не выдерживает критики в теоретическом отношении, негодно — в историческом. Основная мысль приказа — недисциплинированность армии. В другом приказе — № 323 от 16 октября снова подчеркивалось: «главной причиной наших временных неудач на фронте является слабая дисциплина войск». Однако в приказе НКО от 1 мая за три месяца до появления приказа № 227 и в докладе Сталина 6 ноября — спустя три месяца после этого приказа, РККА получала совершенно противоположную характеристику. Поражения же ее были объяснимы отсутствием второго фронта. Василевский по-существу опровергает обвинения Сталина, брошенные им Красной Армии 28 июля. Он пишет: «героизм воинов был высок», «войска действительно дрались хорошо». К тезису о недисциплинированности примыкает инсинуации Сталина по поводу неких лиц в РККА, которые будто бы готовы отступать без конца; его попытки противопоставить армию народу, возложить всю ответственность на РККА (многие «проклинают Красную Армию»).

Диктатор и его апологеты умалчивали и продолжают умалчивать, что поражения РККА под Ленинградом, в Крыму и под Харьковом, которые подготовили наступление вермахта на Сталинград и Кавказ, произошли главным образом по вине правящей верхушки. Вследствие грубых просчетов возникло невыгодное соотношение сил на южном фланге советско-германского фронта. «Вождь опять снимал с себя ответственность за гибель новых сотен тысяч людей. В приказе № 227, в статьях некоторых его интерпретаторов искажена ситуация лета 1942 г. Но, по Василевскому, это лишь «один из наиболее критических моментов» развития военных действий. На краю же пропасти страна находилась летом — осенью 1941 г., когда вермахт имел еще шанс на успех скоротечной войны. С утратой этого шанса любые его действия могли иметь и действительно имели лишь заурядное значение. Был ли приказ № 227 актом отчаяния растерявшегося «полководца» или это было очередным рассчитанным шагом в целях поддержания «нужного тонуса армии», сказать трудно. Во всяком случае, нельзя считать доказанной целесообразность приказа. Ведущие германские историки, занимавшиеся проблемой на научном уровне, и мемуаристы в противоположность Сталину не преувеличивают успехи вермахта летом 1942 г.: захват пространства… но не разгром РККА. Сталин 6 ноября сам будет говорить о «переломе» в пользу немцев, «переходе инициативы в руки немцев» и здесь же — лишь о «тактических» их успехах, к тому же «незавершенных».

Будущий генералиссимус в приказе 227 цинично заявил, что он по примеру Гитлера, спасшего свой фронт от развала зимой 1941/42 гг., вводит штрафные и заградительные части. Едва ли стоит придавать большое значение тому, что выдававший себя за коммуниста «вождь» брал что-то из арсенала фашистского «фюрера», — учиться можно у всех. Но то что Сталин взял далеко не лучшее из опыта вермахта, стоит подчеркнуть. Нынешние единомышленники Сталина, искусственно подгоняя факты, преувеличивают роль репрессивных мер в укреплении позиций немцев в 1941–1942 гг. То, что Гитлеру удавалось остановить «бегство» (!?) немцев под Москвой, несерьезно объяснять «только ценой заградотрядов» (Хорев). Приказ № 227 был ухудшенным изданием приказа Гитлера. Даже без лести преданный Гитлеру Кейтель, подчеркивая важность «стоять до последнего и сражаться», делал весьма существенную оговорку: «Это, разумеется, не исключало хорошо подготовленного ограниченного улучшения позиций путем отхода». Приказ № 227 был ущербным не только в моральном, правовом, но и в сугубо военном отношении. Он воспрещал любой отход, в том числе и оправданный интересами маневренной войны. Он лишал инициативы всех командиров — от отделения до фронта. Это вело к новым безрассудным потерям, затягивало войну. В оперативно-тактическом отношении это было самым примитивным решением всех проблем: «в любом случае держать позиции или умереть». Это полностью отвечало антитеоретичности как черте сталинизма. Упомянутый приказ Гитлера проанализирован германскими историками. Они дают ему резко отрицательную оценку.