[93]. Местные органы НКВД неоднократно уведомляли администрацию, парткомы и профкомы промышленных предприятий и строек о том, что ударникам из числа трудпоселен-цев не следует выдавать путевок на курорты, в дома отдыха и санатории Крыма, Кавказа и т. д., а поощрять их каким-то иным способом, который не повлек бы за собой выезд во время отпуска за пределы района обязательного поселения.
В качестве наказания к спецпереселенцам применялось их переселение из относительно обжитых районов «кулацкой ссылки» в необжитые. Например, осенью 1935 г. по предложению секретаря Западносибирского крайкома партии Р. И. Эйхе за саботаж хлебосдачи и других мероприятий 94 семьи трудпоселенцев в составе 460 человек были переселены из зоны Колыванской комендатуры в отдаленные северные районы края[94].
Ужесточение репрессивной политики в стране в 1937–1938 гг. коснулось и трудпоселенцев. В 1935–1936 гг. было осуждено 6530 трудпоселенцев, в 1937–1938 гг. – 41 215, в 1939–1940 гг. – 5467[95]. Если взять за 100 % общее число осужденных в 1935–1940 гг. трудпоселенцев, то на 1935–1936 гг. приходится 12,3 %, на 1937–1938 гг. – 77,4 % и на 1939–1940 гг. – 10,3 %.
Что касается имущества, оставшегося после смерти или побега спец-переселенцев, то, согласно циркуляру ГУЛАГа ОГПУ от 22 мая 1932 г., оно поступало в полное распоряжение их семей, остававшихся в местах высылки. В отношении имущества умершего спецпереселенца-одиночки принимались обычные меры охраны, установленные действующим законодательством, т. е. оно описывалось и хранилось в распоряжении общегражданских органов, извещенных о факте и составе оставшегося имущества. Имущество же бежавших спецпереселенцев-одиночек сохранялось в течение шести месяцев, после чего подвергалось конфискации[96].
Многие тысячи людей, в отношении которых было признано, что они выселены неправильно, были освобождены из «кулацкой ссылки». Однако удельный вес освобожденных по сравнению с такими составляющими убыли, как смертность и побеги, был весьма незначительным. Так, в первые месяцы 1930 г. в зону Кулайской комендатуры (Западная Сибирь) поступил 8891 спецпереселенец, из них к августу того же года оставались в наличии 1607 человек, а 6910 убыло (6222 бежало, 80 умерло и 208 освобождено)[97].
Таким образом, в данном случае удельный вес освобожденных к общему числу убывших составил всего лишь 3 %.
В Северном крае «за все время пребывания» и до 1 декабря 1930 г. из 230 370 спецпереселенцев умерло 21 213 человек, отправлено на родину 35 400 детей, возвращено неправильно высланных 1390 человек, отпущено на поруки 68, оставлено на свободное жительство в Севкрае 26 500 неправильно раскулаченных и 2100 сектантов («федоровцев»), 502 человека отправлены в другие районы спецпоселений и в бегах числились 15 458 человек. Таким образом, из 230 370 завезенных в 1930 г. в Северный край раскулаченных к 1 декабря того же года там состояло на учете только 127 739 спецпереселенцев[98].
До июля 1931 г. расселением, трудоустройством и другими вопросами, связанными со спецпереселенцами, ведали краевые и областные исполкомы. Постановлением СНК ССР от 1 июля 1931 г. «Об устройстве спецпереселенцев» их административное управление и хозяйственное устройство и использование были поручены ОГПУ. Специальные (трудовые) поселения ГУЛАГа (последний до 1934 г. входил в систему ОГПУ, с 1934 г. – в систему НКВД) для высланного кулачества были организованы согласно постановлениям СНК СССР от 16 августа 1931 г. № 174с, от 20 апреля 1933 г. № 775/146с и от 21 августа 1933 г. № 1796/393с. По этим постановлениям на ГУЛАГ была возложена ответственность за надзор, устройство, хозяйственно-бытовое обслуживание и трудоиспользование выселенных кулаков.
В июле 1938 г. для административного обслуживания 1741 трудпоселка имелись 150 районных и 800 поселковых комендатур. В 1937 г. аппарат отделов трудовых поселений и комендатур насчитывал более 2,5 тыс. человек. Руководство комендатурами осуществлялось отделами мест заключения (ОМЗ) и трудовых поселений УНКВД, а в центре – ГУЛАГом НКВД СССР. Аппарат Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР, отделений трудовых поселений ОМЗ УНКВД, районных и поселковых комендатур содержался за счет 5 % отчислений (до августа 1931 г. – 25 %, до февраля 1932 г. – 15 %) с заработной платы трудпоселенцев, занятых в хозоргани-зациях. Так, в 1937 г. на содержание аппарата и административное обслуживание трудпоселений было израсходовано 17 млн руб., а 5-процентные отчисления от зарплаты трудпоселенцев составили 27,4 млн руб.[99]
В большинстве трудпоселков взаимоотношения между трудпоселенца-ми и сотрудниками комендатур сложились, можно сказать, нормальные. Однако имели место факты немотивированных издевательств и глумлений над спецпереселенцами со стороны поселковых комендантов, их помощников и стрелков охраны. В начале 30-х гг. практиковалось назначение на эти должности расконвоированных заключенных, не отбывших срок наказания за уголовные преступления. Чаще всего именно от них спецпе-реселенцы терпели всякого рода обиды и унижения. Согласно циркуляру ГУЛАГа от 8 апреля 1932 г., надлежало к 15 мая 1932 г. снять с должностей комендантов, их помощников и стрелков всех заключенных, независимо от статей судимости[100].
Произвол сотрудников аппарата надзора над спецпереселенцами нельзя назвать безграничным, так как время от времени они привлекались за свои действия не только к административной, но и к уголовной ответственности. Так, в конце 1931 г. три поселковых коменданта из Чердынского и Чусовского районов Урала, уличенные в умышленных убийствах спецпереселенцев, по постановлению Коллегии ОПТУ были приговорены к высшей мере наказания с заменой 10 годами заключения в концлагерь[101]. Имели место также довольно суровые наказания комендантов (до 10 лет лишения свободы) за систематические избиения спецпереселенцев, изнасилования женщин-спецпереселенок, присвоение присылаемых в адрес спецпереселенцев денег и почтовых посылок и др.
По данным на 1 января 1938 г., в составе 880 007 трудпоселенцев (в это число не вошли 130 742 человека, восстановленные в правах до принятия Конституции 1936 г., которые не имели ограничений в выборе профессий и не включались в учет по трудоиспользованию) насчитывалось 420 615 трудоспособных (47,8 %) и 459 392 нетрудоспособных (52,2 %). Из общего числа трудоспособных на работах было занято 353 927 человек, или 84,1 %[102].
Десятки тысяч трудпоселенцев влились в коллективы крупнейших промышленных предприятий страны. Например, в начале 1938 г. 8304 труд-поселенца работали на Магнитогорском металлургическом комбинате, 2126 – Кузнецком металлургическом комбинате, 2809 – на Уралвагон-строе, 1727 – Уралвагонзаводе, 2240 – Тагилстрое, 658 – Уралмаше, 19115 – комбинате «Карагандауголь»[103]. В отдельных районах спецпересе-ленцы стали составлять большинство рабочих и служащих. Так, в общем балансе работающих на всех предприятиях г. Кировска Мурманского округа в 1934 г. спецпереселенцы составляли более 60 %[104].
Число ударников в массе работающих трудпоселенцев постоянно росло, причем подчас довольно стремительно. Так, в начале 1933 г. на предприятиях г. Кировска насчитывалось 1690 ударников-трудпоселенцев, а к началу 1935 г. их число возросло до 4366, что составляло 41,6 % от общего количества работавших в Кировске трудпоселенцев[105].
До сентября 1935 г. не существовало единого подхода к вопросу о социальном страховании трудпоселенцев. На одних предприятиях, где они работали, на них были распространены действующие законы о социальном страховании, на других – нет. В циркуляре ЦК профсоюза работников административных учреждений, ГУЛАГа и Финансового отдела НКВД СССР от 22 сентября 1935 г. указывалось, что «все трудпереселенцы (б. кулаки), где бы они не находились, если они работают в предприятиях и учреждениях по найму, подлежат социальному страхованию, и, следовательно, они имеют также все права на получение пенсий, пособий по временной нетрудоспособности и т. д. на общих основаниях наравне с нечленами профессиональных союзов». Этот циркуляр обязал ввести социальное страхование трудпоселенцев на всех предприятиях и в учреждениях, где они работали[106].
По постановлению Секретариата ВЦСПС «Об условиях труда и социальном страховании спецпереселенцев» от 27 июля 1936 г. в стаж, необходимый для назначения пенсий и пособий, не засчитывалось время до 1 августа 1931 г.[107] Вся жизнь и деятельность этих людей до 1931 г. считалась «эксплуататорским прошлым» и не засчитывалась в трудовой стаж. В дальнейшем выяснилось, что среди спецпереселенцев имеются люди не из числа бывших кулаков, работавшие много лет по найму. Поэтому в постановлении ВЦСПС от 11 августа 1937 г. было сделано уточнение, согласно которому в трудовой стаж не засчитывалось время до 1 августа 1931 г. только спецпереселенцам из числа бывших кулаков[108].
В соответствии с постановлением СНК СССР № 174с от 16 августа 1931 г. спецпереселенцы, расселенные в 1930–1931 гг., освобождались от уплаты всех государственных и местных налогов и сборов до 1 января 1934 г.[109]