ности снят» этого нет), и это позволило сопоставить ее с имеющейся в немецких источниках соответствующей динамикой (см. таблицу 1).
| Годы | По немецким источникам | По данным «Комиссии А. Н. Яковлева» | Насколько больше (+) или меньше (–) |
| ВСЕГО | 6,2 млн* | 4,07 млн | – 2,13 млн |
| В ТОМ ЧИСЛЕ | |||
| 1941 | 3,8 млн** | почти 2 млн | – 1,8 млн |
| 1942 | 1653 тыс. | 1339 тыс. | – 314 тыс. |
| 1943 | 585 тыс. | 487 тыс. | – 98 тыс. |
| 1944 | 147 тыс. | 203 тыс. | + 56 тыс. |
| 1945 | 34 тыс.** | 40,6 тыс. | + 6,4 тыс. |
* В немецких данных за 1941 г. приводятся не «уточненные» 3,35 млн, а то количество (3,8 млн), которое зафиксировано в сводке немецких воинских частей. Соответственно этому и общее число советских военнопленных за всю войну составляет не 5,75 млн, а 6,2 млн.
** Немецкие данные за 1945 г. доведены только до 1 февраля.
При сопоставлении указанных в таблице 1 данных бросается в глаза их вопиющая неадекватность. Ясно, что одна из этих статистик (немецкая) близка к истине, а другая – явно «халтурная». В статистике «Комиссии А. Н. Яковлева» на редкость нелепо выглядит взятая «с потолка» и чрезмерно заниженная численность попавших в плен в 1941 г. (почти 2 млн человек). Это противоречит показаниям всего комплекса имеющихся источников. Неадекватность данных за 1942–1943 гг. проявляется в значительно меньшей степени, нежели за 1941 г. Форменный сюрприз преподнесла «яковлевская» комиссия при исчислении попавших в плен в 1944 г. – она насчитала на 56 тыс. человек больше, чем немцы на самом деле взяли в плен. Такое невозможно себе представить.
В некоторой степени указанная неадекватность объясняется разницей в определении понятия «военнопленные». Противник трактовал это понятие значительно шире, а не ограничивался только военнослужащими. Немцы включали в военнопленных довольно большой перечень категорий лиц: во-первых, личный состав спецформирований различных гражданских ведомств (путей сообщения, морского и речного флотов, оборонного строительства, гражданской авиации, связи и т. д.); во-вторых, личный состав незавершенных формирований народного ополчения; в-третьих, личный состав отрядов самообороны городов и местной про-тивоздушной обороны; в-четвертых, личный состав истребительных отрядов; в-пятых, личный состав милиции; в-шестых, часть партизан и подпольщиков, а также партийных и советских работников; в-седьмых, часть гражданских лиц, мужчин, в которых противник подозревал переодетых красноармейцев; в-восьмых, больные и раненые военнослужащие в госпиталях, которые ранее в донесениях советских воинских частей были учтены как санитарные потери[451].
Подавляющее большинство перечисленных категорий лиц – это, как правило, вооруженные люди, совместно с военнослужащими участвовавшие в боевых действиях. Мы в корне не согласны с трактовкой авторов книги «Гриф секретности снят», что противник неправомерно включал их в военнопленные и за счет этого «завышал» их число. Спрашивается: а куда противник должен был включать захваченных вооруженных врагов? Естественно, в военнопленные, ибо эти люди, не будучи военнослужащими, тем не менее имели на руках оружие, которое было направлено против противника.
Но дело даже не в этом. Несмотря на внушительный перечень категорий этих «неправомерно включенных» (по версии Г. Ф. Кривошеева), их удельный вес в составе военнопленных был относительно незначительным (едва ли более 5 %). Поэтому даже с учетом этой корректировки несоответствие (разномасштабность) между немецкой и отечественной («кривошеевской» и «яковлевской») статистикой отнюдь не устраняется, так как подавляющее большинство военнопленных составляли именно военнослужащие.
Главная же причина указанной разномасштабности статистик кроется в другом, а именно: в сборнике «Гриф секретности снят» действительное количество пропавших без вести занижено примерно на 30 %. Их было не 4559 тыс., а по крайней мере на 2 млн больше, и мы это можем доказать, оперируя статистическими показателями данного сборника. Там сказано, что за годы войны из вооруженных сил убыло по различным причинам в общей сложности 21,7 млн человек[452]. Далее следует подробное перечисление составляющих этой убыли с указанием их численности (упомянутые 4559 тыс. там присутствуют), но в сумме получается не 21,7 млн, а 19,45 млн[453]. Не хватает 2,25 млн человек (21,7 млн – 19,45 млн). Составители сборника видели эту нестыковку в статистике и отнесли «недостающую убыль» к отчисленным из армии и флота по политической неблагонадежности (включая лиц ряда национальностей, семьи которых насильственно выселялись в восточные районы СССР), а также «значительным количеством неразысканных дезертиров»[454].
Мы согласны сделать скидку величиной порядка 250 тыс. человек на отчисленных «по политической неблагонадежности» (хотя на самом деле их, возможно, было меньше), а остальная «недостающая убыль» (2 млн человек) однозначно, без всяких оговорок, относится к категории пропавших без вести. Из этого следует, что в графе убыли под названием «Пропало без вести, попало в плен» должно быть не 4559 тыс., а свыше 6,5 млн (4559 тыс. + 2 млн).
После этого многое из ранее необъяснимого становится вполне объяснимым, а главное, немецкая и отечественная статистики из разномасштабных сразу же превратились в одномасштабные. Подавляющее большинство из этих более 6,5 млн, безусловно, попало в плен, хотя какая-то их часть, конечно же, пропала без вести по каким-то иным причинам. В свете этого, с учетом указанного выше расширительного толкования противником понятия «военнопленные», установленное нами общее количество советских военнопленных (6,3 млн) из ранее опровергаемой отечественной статистикой (в лице сомнительных цифр в книге «Гриф секретности снят») превратилось в укладывающееся в ее рамки.
Можно считать установленным, что к февралю 1942 г. уже не было в живых более 2,4 млн советских военнопленных. В дальнейшем масштабы смертности весьма заметно снизились – с февраля 1942 г. и до конца войны умерли, по нашим расчетам, еще около 1,5 млн. Это являлось следствием изменения подхода германского руководства к данной проблеме, и оно, изменение подхода, проистекало отнюдь не из гуманистических побуждений, а из сугубо прагматических соображений – до этого (до февраля 1942 г.) большие массы советских военнопленных воспринимались как ненужный балласт, от которого надо избавляться (понятно, как избавлялись), а теперь стали смотреть как на источник рабочей силы. Претерпела разительные перемены динамика ежемесячной смертности. Если в первые семь с лишним месяцев войны (по январь 1942 г. включительно) в среднем в месяц умирало порядка 340–350 тыс. советских военнопленных, то в последующие 39 месяцев (февраль 1942 – апрель 1945) – 35–40 тыс.
Рассмотрим, в какой степени результаты нашего исследования о масштабах смертности советских военнопленных согласуются с выводами наиболее авторитетных специалистов в этой области. К. Штрайт, лично обработавший и изучивший огромный массив немецкой документации, пришел к выводу, что в немецком плену умерло 3,3 млн советских военнопленных, из них около 2 млн – до февраля 1942 г.[455] При этом Штрайт допускал, что какая-то часть из почти 0,5 млн «исключенных из статистики» за 1941 г. военнопленных в действительности погибла, но не решился включить их в общую статистику смертности. Напротив, А. Дал-лин был уверен, что эти «исключенные из статистики» – это в основном погибшие на этапах пленения и транспортировки в лагеря, и полагал, что общее число умерших советских военнопленных составляло 3,7 млн[456]. Что касается И. А. Дугаса и Ф. Я. Черона, то они выразили согласие с выводами А. Даллина[457].
Таким образом, в зарубежной научной литературе оценка смертности советских военнопленных в 3,7 млн человек представляется наиболее убедительной и приемлемой. Именно такое количество умерло в плену (подчеркиваем: в плену). Установленное же нами количество (3,9 млн) включает в себя все без исключения категории военнопленных, в том числе погибших коллаборационистов (ориентировочно 0,2 млн), сражавшихся в рядах немецкой армии, армии Власова и прочих изменнических (воинских и полицейских) формированиях.
Посмотрим теперь, как оценивает масштабы смертности советских военнопленных коллектив военных историков во главе с Г. Ф. Кривошее-вым. На страницах их книги «Гриф секретности снят» на этот счет немало странного и загадочного. Так, читаем: «673 тыс., по немецким данным, умерли в фашистском плену (на самом деле немецкие данные совсем другие. – В. З.). Из оставшихся 1110,3 тыс. чел., по нашим данным, больше половины составляют тоже умершие (погибшие) в плену»[458]. Затем эти две непонятные цифры (673 тыс. и 1110,3 тыс.) складываются, и получается еще более непонятная величина в 1783,3 тыс. человек, которая в виде итоговой цифры помещена в рубрике «Не вернулось из плена (погибло, умерло, эмигрировало в другие страны)»[459]