[1409]. Очевидно, к своему званию Федоров относился очень ревностно, не желая, чтобы на Черниговщине было два Дважды Героя СССР. Хотя выяснилось, что УШПД не планировал представление Г. Балицкого к награждению второй Золотой Звездой, позиция А. Федорова в данном вопросе ярко показывает его стиль отношений с подчиненными. Ведь, как бы там ни было, Балицкий был боевым командиром. В то же время любопытно отметить, что В. Дружинин, комиссар Федорова, не игравший существенной роли в деятельности Черниговско-Волынского партизанского соединения, при содействии А. Федорова стал Героем Советского Союза — очевидно, за личную преданность командиру.
В кавалерийском украинском партизанском соединении происходили другие типичные конфликты. Михаил Наумов обладал не только личной смелостью, но и определенной воинственностью. У командного же состава его соединения эти качества характера развиты были не столь сильно. Поэтому периодически у партизанского вожака возникали трения со своими подчиненными. В ходе знаменитого Степного рейда часть отрядов откололась от новосозданно-го кавалерийского соединения, т. к. их вожаки не хотели идти на юг Украины. Через несколько месяцев, в сентябре 1943 г. командиры Наумова начали убеждать его покинуть центральные районы Житомирской области и увести отряд на север, в леса и болота Полесья: «Мой комиссар и начштаба очень боялись, что мы слишком долго засиделись в треугольнике железных дорог Малин — Коростень, Коростень — Черняхов и, пугая самих себя, создавали мнимую опасность, умышленно осложняя данные об обстановке…
…Прибыл из-под Коростеня мой помощник по разведке ст[арший] л[ейтенант] Гаврилюк… Он провел глубокую разведку Коростеня, вплоть до [центра] гебитскомиссариата, и утром мне весьма обстоятельно обрисовал оперативную обстановку, и настоятельно просил не уступать трусам… Я немедленно собрал всех своих помощников и штаб на совещание, туда же были приглашены командиры и комиссары отрядов… Я был вынужден в заключение выразить грубость, сказав, что вся наша полемика о тактике и стратегии партизанской борьбы вообще и действиях нашего соединения в особенности показывает, что в это дело ввязались многие сопливые стратеги, обнаглевшие до того, чтобы [указывать командиру]. Приказал, чтобы замазали рты и не смели больше обсуждать моих приказов и тактических решений»[1410].
Острый внутренний конфликт пришел к своему кровавому завершению в соединении им. Хрущева, командиром которого был Владимир Чепига, а комиссаром — депутат Верховного Совета СССР Николай Семенишин. В ходе рейда на Запад соединение разделилось. Чепига с отрядом в 100 человек вышел на территорию Польши. А большая часть партизан — 300 человек — во главе с Семени-шиным, осталась на белорусско-украинском пограничье к востоку от Буга. 10 мая 1944 г. начальник действовавшей в этом районе оперативной группы НКГБ УССР «Корецкий» радировал своему руководству: «6 мая в с. Горостыта (60 км северо-восточнее Люблин) по заговору партизан соединения Чепиги зверски убит комиссар соединения депутат Верховного Совета Союза ССР Семенишин и его адъютант Домолега В. С. Трупы убитых ограблены и брошены в поле. У Семе-нишина вырваны золотые зубы»[1411]. Сведения были переправлены в УШПД, который тут же запросил о случившемся командира соединения им. Хрущева. После проведенного расследования Владимир Чепига информировал Строкача, что, по отзывам партизан, Семени-шин, боясь выводить отряд в Польшу, тормозил переправу через Буг, требовал от комсостава соединиться с Красной армией, за что командирам обещал в Москве и Киеве значимые должности, пьянствовал, отдавал в третьи руки боеприпасы, избивал и запугивал комсостав, в результате неумелого руководства допустил гибель командира одного из батальонов соединения Шедова. Описав обстоятельства происшествия, Чепига дал убийце комиссара положительную характеристику, дав понять Строкачу, что Семенишин, столкнувшись с необходимой самообороной со стороны партизана, получил ему причитающееся. Начальник УШПД не поверил командиру соединения и запросил по этому поводу своих информаторов-радистов — Хорина и Евдокимову, полностью подтвердивших то, что комиссар сам навлек неприятности на свою голову: «Семенишин пьяный хотел застрелить командира роты Ковьянова, выстрелив, попал ему в автомат. Находившийся при этом партизан Кудренко застрелил Семенишина»[1412].
К сожалению, в ходе архивного поиска не удалось проследить дальнейшую судьбу партизана Федора Кудренко и выяснить результаты расследования НКГБ по делу об убийстве депутата Верховного Совета СССР. Так или иначе гибель столь высокопоставленного советского служащего демонстрирует особенности «психологического силового поля», наличествовавшего в отрядах в 1941–1944 гг. Завершим его описание отрывком из донесения безвестного бандеровца с территории Тернопольщины, в свете приведенных выше документов отнюдь не кажущимся вымышленным: «Между рядовыми партизанами и командирами — большая неурядица. Бойцы отказываются идти на вахту, говоря, что “командир такой же, как и мы, то пускай и он идет на вахту и чистит оружие, как ему нужно, а я могу стрелять и из нечищеной винтовки… ”
Один из партизан, когда напился (пьяный), сказал: “Я уже не хочу идти воевать, но меня мой командир расстреляет”. Это он говорил при командире. А командир говорит на это: “Да, я его могу расстрелять, однако [и] мой командир с тем же самым успехом расстреляет завтра меня”»[1413].
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ: СТАЛИНСКАЯ ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА — ОСОБЕННОСТИ СТИЛЯ
Оценивая стиль советской партизанской войны, сравним ее с действиями Украинской повстанческой армии и, для полноты картины — Армии Крайовой, потому что после соответствующего сопоставления уже сложно говорить о том, что особенности поведения сталинских украинских партизан были вызваны террором нацистских оккупантов, менталитетом украинцев, природой ТВД или же обстоятельствами военного времени. В случае с УПА и партизанами УШПД наблюдалась любопытная картина: и с той, и с другой стороны воевали украинцы, но сражались по-разному. Если читатель хочет провести подобное сравнение самостоятельно, то его следует адресовать к исследованиям о бандеровской повстанческой армии[1414] и вооруженных формированиях умеренных польских националистов[1415].
Сразу же оговорим, что каждая из характерных черт действий советских партизан 1941–1944 гг. не являлась следствием лишь какой-то одной их базовой особенности. Однако дабы свести к минимуму количество повторов, в заключительной главе объяснения вынужденно выстроены по довольно-таки грубой схеме: «одна причина — одно следствие». Поэтому для понимания причин наличия стилистических особенностей сталинской партизанской войны важно учитывать, что один специфический «родовой признак» красных партизан приводил сразу к нескольким последствиям. Причем каждое из этих последствий оказывало влияние на другие. Речь идет именно о комплексе взаимообусловленных черт.
В жестокости и размахе террора против мирного населения сталинские партизаны уступали своим коллегам-националистам. От рук бандеровцев погибло в несколько раз больше мирных жителей, чем от рук украинских партизан: повстанцы резали поляков. В связи с антипольской акцией УПА отходит на второй план террор УПА в послевоенный период против тех украинцев, которые сотрудничали с советской властью[1416]. Польская Армия Крайова также довольно активно проводила террор: ее части уничтожили больше гражданского населения (украинцев), чем советские партизаны — по крайней мере, на территории нынешней юго-восточной Польши, а также Волыни и Галиции. Давний спор славян между собой иллюстрируют слова командующего полицией безопасности в генерал-губернаторстве оберфюрера СС Биркампа, произнесенные им на заседании совета генерал-губернаторства 19 апреля 1944 г.: «В повете Грубешов [Люблинского дистрикта] поляки жгут украинские деревни, в дистрикте Львов (т. е. в дистрикте Галиция. — А. Г.) украинцы жгут польские деревни. Происходящие там убийства столь зверские, что для немца попросту неясно, как можно убивать людей таким способом»[1417].
УПА и АК были националистическими формированиями, поэтому для них применение этнического террора было куда более логичным, нежели для коммунистов — хотя бы формальных интернационалистов. Последние, в отличие от своих коллег, применяли и классовый террор. Сталинские партизаны могли пожалеть даже полицая, если он был крестьянином-бедняком, а зажиточных хозяев они грабили и порой уничтожали, даже если они не совершали каких-то враждебных красным поступков. Бандеровцы в аналогичной ситуации оценивали людей не только по шкале политической активности, но и по происхождению: при прочих равных условиях бойцы УПА могли пожалеть украинца, даже схидняка, а русского[1418] или еврея — убить.
Красные партизаны выделялись вспышками массового террора против представителей этнических групп, идентичных самим советским партизанам. УПА не вырезала украинских деревень, подобные действия АК в отношении польских сел непредставимы. Красные партизаны Украины, которые в большинстве своем были украинцами, напротив, нередко уничтожали волынские украинские села, иногда — вместе с населением. Ключевая роль НКВД как основного организатора зафронтовой борьбы в первый год войны придала советским партизанским формированиям определенный репрессивный заряд. Можно упомянуть и подспудное влияние на сознание граждан СССР в 1917–1941 гг. коммунистической идеологии.