вала и неожиданная смерть Б. Берута в марте 1956 г.
Конфликт между властью и обществом вылился в массовые волнения в Познани 28 мая 1956 г., сопровождавшиеся столкновениями их участников с подразделениями госбезопасности, внутренних войск и регулярной армии и гибелью более 70 человек. Наряду с другими должностными лицами ответственность за это, по крайней мере моральную, поляки возложили и на Рокоссовского.
Готовясь к VIII пленуму ЦК ПОРП в октябре 1956 г., сторонники Гомулки подчеркнуто, в нарушение многолетнего порядка, не стали согласовывать состав обновленных руководящих органов с советским руководством. Особенно вызывающим был предрешенный вывод маршала Рокоссовского из политбюро.
Чтобы сохранить былое влияние на польское руководство, в Варшаву выехала делегация КПСС во главе с Н.С. Хрущевым. Вопреки требованиям посла СССР в Варшаве П.К. Пономаренко, польские коммунисты не стали откладывать начало VIII пленума до завершения переговоров с ней. Это была, пожалуй, разумная предосторожность, ибо в зависимости от результатов польско-советского диалога пленум мог и вовсе не состояться. Тяжелые переговоры с руководством КПСС прошли 19 октября во второй половине дня, уже после утреннего заседания пленума. Их результаты отразила следующая рабочая запись заседания Президиума ЦК КПСС, заслушавшего информацию руководителя делегации о поездке в Варшаву: «Выход один — покончить с тем, что есть в Польше. Если Рокоссовский будет оставлен, тогда по времени потерпеть»[278]. Иначе говоря, московские руководители склонялись к тому, чтобы «покончить» с польскими реформаторами силой, в чем маршалу отводилась немалая роль.
В Варшаве заговорили о возможности государственного переворота. По всей видимости, не без основания. По приказу Рокоссовского некоторые части Войска Польского начали выдвижение к столице. 19 октября на большое совещание были собраны офицеры Варшавского округа, и в определенной ситуации не исключалась изоляция «ненадежных» элементов[279].
В соответствии с приказом министра обороны СССР маршала Г.К. Жукова Северная группа войск и Балтийский флот были приведены в повышенную степень боевой готовности. Во второй день работы VIII пленума, 20 октября, на Варшаву из Западной Польши начала выдвижение советская танковая дивизия (по польским источникам — две дивизии). Делегатам пленума, потребовавшим от министра национальной обороны объяснений, Рокоссовский заявил, что это «плановые маневры» советских войск, дислоцированных на территории страны. Подобное объяснение не удовлетворило участников пленума, и по их требованию танковая колонна была сначала остановлена, а позднее возвращена к месту постоянной дислокации.
В этот же день состоялись выборы политбюро ЦК ПОРП, Константин Константинович в его состав не вошел. Из 75 участников пленума за него подали голоса только 23 человека.
В Москве по мере обсуждения ситуации в Польше на заседании Президиума ЦК КПСС оценки становились все более трезвыми. Существенную роль здесь сыграла позиция Китая, который устами заместителя председателя ЦК КПК Лю Шаоци, наряду с руководителями других компартий приглашенного в Москву для обмена мнениями, решительно возразил против силового вмешательства в польские дела. А национальное восстание, вспыхнувшее 23 октября в Венгрии, и вовсе отодвинуло польский вопрос на второй план.
22 октября в письме, направленном в ЦК ПОРП и подписанном Н.С. Хрущевым, советская сторона выразила согласие на отзыв из Войска Польского офицеров и генералов Советских Вооруженных Сил[280]. В их числе был и маршал двух народов Рокоссовский. 13 ноября он подал в отставку со всех государственных постов ПНР и через два дня возвратился в Москву.
Внешне расставание было обставлено по всем нормам дипломатии. В письме, которое правительство ПНР направило в адрес маршала, говорилось: «С того момента, когда Вы по просьбе польского правительства приняли этот пост, Вы, не щадя сил, отдавали все свои знания и способности для наилучшего выполнения этих ответственных обязанностей. О положительных результатах Вашей работы свидетельствует укрепление обороноспособности нашей страны и поднятие как организационного уровня, так и оснащения и обучения Войска Польского, в чем весьма велик внесенный Вами вклад». Но от таких тяжеловесных и лишенных теплоты комплиментов становилось, пожалуй, еще горше.
По возвращении в СССР К.К. Рокоссовский был назначен заместителем министра обороны СССР Г.К. Жукова. Его сдержанная речь на октябрьском (1957 г.) пленуме ЦК КПСС, где был осуществлен, по существу, политический расстрел Г.К. Жукова, делает честь его человеческим качествам. Из большого числа маршалов и генералов, включая И.С. Конева, В.Д. Соколовского, Р.Я. Малиновского, А.И. Еременко, он оказался единственным, способным на объективность и сочувствие к своему товарищу и старому сослуживцу. «…Я также считаю себя в известной степени виновным, — говорил он. — И многие из нас, находящиеся на руководящих постах, должны чувствовать за собой эту вину. Товарищ Жуков проводил неправильную линию… и нашей обязанностью было, как членов партии, своевременно обратить на это его внима-ниє… Я краснею, мне стыдно и больно за то, что своевременно не сделал этого…»[281]
Власть предержащих такая позиция удовлетворить не могла. Рокоссовский почти сразу же был понижен в должности и направлен командовать войсками Закавказского военного округа. Потом, правда, Н.С. Хрущев остыл и вернул его на прежнюю должность. В апреле 1962 г. полководца отставили уже окончательно, определив в группу генеральных инспекторов Министерства обороны.
СОЛДАТСКИЙ ДОЛГ
Для Рокоссовского бездеятельность была невыносима. Поэтому главным его делом теперь стала книга воспоминаний. Писалась она, по воспоминаниям близких, трудно, а подчас и мучительно. Как и другие военачальники, взявшиеся за перо, Константин Константинович столкнулся с необходимостью считаться с политической конъюнктурой. Недаром с горечью делился он с А.Е. Головановым: «Мы свое дело сделали, и сейчас мы не только не нужны, но даже мешаем тем, кому хочется по-своему изобразить войну».
Когда рукопись вчерне была готова, естественно, встал вопрос о названии. Маршал деликатно, но твердо отклонил десятка два вариантов, показавшихся ему излишне пафосными, выспренними, и остановился на том, который лег на обложку книги, — «Солдатский долг».
Всю жизнь этот долг заключался для него в том, чтобы воевать лучше противника и побеждать его. Ему удалось сказать свое неповторимое слово в военном искусстве, выработать свой неповторимый полководческий почерк.
Однако по ряду причин и политического, и военно-научного характера изучение полководческого искусства Рокоссовского, как, впрочем, и большинства других советских полководцев, по-настоящему не осуществлено до сих пор. Многое, увы, упущено безвозвратно за шесть десятков лет, минувших после Победы. И все же было бы несправедливым проигнорировать плодотворные попытки раскрыть особенности его полководческого почерка.
Начать с того, какие факторы и лица оказались определяющими в формировании профессионального уровня Рокоссовского?
Командарм 65-й армии генерал армии П.И. Батов, с 1942 г. воевавший под началом Рокоссовского, обратил внимание на след, который оставила «продолжительная служба Константина Константиновича в коннице Красной армии». Причем это выражалось как в узком смысле — умелом использовании подчиненных ему кавалерийских корпусов генералов Л.М. Доватора, В.В. Крюкова, М.П. Константинова и И.А. Плиева в Московской битве, при освобождении левобережной части Днепра, в Белорусской операции и при освобождении Польши, так и в смысле широком. Именно с опытом кавалерийского начальника Батов, на наш взгляд, обоснованно связывал такие полководческие качества Рокоссовского, как «привязанность к активным и неожиданным для противника действиям», динамизм, искусное применение маневра, рациональное использование резервов[282].
Генерал армии Д.Д. Лелюшенко, может быть, первым связал рост полководческого мастерства Рокоссовского с положительным влиянием Маршала Советского Союза Г.К. Жукова, указав на конкретные качества полководца — «умение учитывать при принятии решения условия местности, время года и суток, сильные и слабые стороны противника, а также наиболее рационально использовать имеющиеся силы и средства, нанося удары там, где враг их не ожидал»[283].
Наконец, современный исследователь генерал армии М.А. Гареев в качестве главной отличительной черты полководческого таланта Рокоссовского называет «удивительную способность глубоко и всесторонне проникать каждый раз в суть конкретно сложившейся обстановки за противника, свои войска, условий местности и других условий и, исходя из этого, находить соответствующие решения и действия»[284].
Своеобразие полководческого почерка маршала, без сомнения, предопределялось его незаурядными личными качествами. Тот же П.И. Батов отмечал, что «редкая личная храбрость, необыкновенное человеческое обаяние удачно сочетались в нем с творческим и трезвым умом, энергией, решительностью, требовательностью».
Следует признать заблуждением довольно распространенное мнение, будто Рокоссовский отличался чрезмерной мягкостью и чуть ли не застенчивостью. В том-то и секрет именно ему присущего полководческого стиля: такт и внимание к окружающим Константин Константинович, как никто другой, удачно сочетал с требовательностью, взыскательностью и волевым напором. Стоит напомнить один из его приказов еще в бытность в начале 1930-х гг. командиром 15-й Отдельной Кубанской кавалерийской дивизии: «Обращая внимание всего начсостава на решительное искоренение случаев грубости и нетактичности по отношению к подчиненным, одновременно обращаю внимание и на недопустимость каких-либо послаблений воинской требовательности к подчиненным. Командир должен быть требовательным, настойчивым и решительно, до конца проводящим свою волю, направленную на укрепление боеспособности армии»