Сталинские маршалы в жерновах политики — страница 8 из 88

В 1987 г. в США, а в 1991 г. в СССР вышла книга «Кремлевский волк». Человек, чье имя стоит на обложке, называет себя внучатым племянником Л.М. Кагановича Стюартом Каганом и представляет книгу как запись его бесед с родственником — бывшим членом Политбюро ЦК КПСС. Так вот в книге приводится версия о том, что Сталин умер не своей смертью, а был отравлен своими ближайшими сподвижниками — Кагановичем, Молотовым, Ворошиловым. И — Булганиным. Они испугались за свою собственную жизнь после того, как было открыто дело «врачей-вредителей».

Развязка якобы наступила поздно вечером в воскресенье 1 марта 1953 г., когда члены Президиума ЦК собрались в кабинете Сталина в Кремле. Каганович предложил назначить комиссию, чтобы разобраться с «делом врачей». Сталин, увидев, что все против него, попытался дотянуться до кнопки, чтобы вызвать охрану. Споткнувшись о край ковра, упал, ударившись головой об угол стола. Тогда «Лазарь взял флакон с прозрачной жидкостью и сунул его Молотову. Булганин подложил согнутую руку под голову Сталина… Молотов поднес флакон к губам Сталина. Булганин нажал на щеки вождя. Рот его открылся, и Молотов вылил в него жидкость… Все было почти кончено». Странно, однако, после этого читать, что на похоронах Сталина «Николай плакал навзрыд»[32].

Многое в повествовании Кагана настолько не вяжется с общеизвестными и достоверными фактами, что с большой долей вероятности можно утверждать: творение Кагана (или лица, скрывающегося за этим именем) — не более чем мистификация. Не случайно Л.М. Каганович в письме министру иностранных дел А.А. Громыко, направленном в мае 1982 г., отрицал наличие племянника в Америке и заявлял, что, если даже некоему Кагану будет предоставлена виза для поездки в СССР, он не намерен встречаться с этим лицом, претендующим на родственным отношения с ним.

Некоторые авторы репродуцируют модифицированную версию отравления Сталина, но сомнительные лавры отдают Берии единолично.

Если же оставаться в рамках той картины последних дней вождя, которую разделяет большинство историков, то она выглядела следующим образом. В последний день зимы 1953 г. на ближней даче в Кунцево Сталин собрал своих сподвижников, среди которых был и Булганин. Постепенно разговор принял острый характер: вождь ругал собравшихся за провалы во внутренней и внешней политике, упрекал в ничегонеделании в то время, как в стране появились признаки крупного вредительства — в пример приводилось то же «дело врачей». Разъехались только на рассвете 1 марта. Весь день Сталин никого из членов политического руководства не вызывал и никому не звонил. Уже в самом конце дня его лежащим на полу без сознания обнаружила охрана. Однако Берия, прибыв на сталинскую дачу, запретил что-либо предпринимать, утверждая, что Хозяин просто крепко спит.

Первую медицинскую помощь оказали Сталину лишь утром 2 марта, когда на дачу прибыли члены бюро Президиума ЦК, включая Маленкова, Берию, Хрущева, Булганина, и были вызваны врачи. Получив неутешительный диагноз и договорившись о постоянном дежурстве у изголовья вождя, все члены руководства, кроме Булганина, оставшегося у постели больного, направились в Кремль. Здесь в сталинском кабинете за плотно закрытыми дверями около 11 часов утра началось заседание, на котором был сформирован фактически новый директивный орган партийного руководства.

По существу, уже при жизни Сталина началась ревизия созданных им властных конструкций. Созданный на XIX съезде партии Президиум ЦК, состоявший из 25 человек и заменивший Политбюро, договорились сократить до 11 человек. В это число вошли: Л.П. Берия, Н.А. Булганин, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, Г.М. Маленков, А.И. Микоян, В.М. Молотов, М.Г. Первухин, М.З. Сабуров, Н.С. Хрущев. Одиннадцатым был лежавший на смертном одре Сталин. Чтобы придать этому директивному органу легитимность, было решено созвать через три дня пленум ЦК.

5 марта в 8 часов вечера (то есть еще при жизни лидера партии и государства) состоялось совместное заседание пленума ЦК КПСС, Совета министров и президиума Верховного Совета СССР, на котором была определена новая конфигурация властных структур и их персональный состав. «В связи с тем, что в руководстве партией и страной отсутствует товарищ Сталин», по предложению Берии пост главы правительства СССР занял Маленков. Стало быть, еще живой Сталин был лишен своих полномочий. У «верных учеников товарища Сталина» не хватило терпения, хотя все знали, что вождь уже агонизирует. Берия, Маленков, Хрущев все время ждали звонка от Булганина, которого вновь оставили у постели уходившего в иной мир диктатора. Звонка все не было (Сталин скончался в 21 час 50 минут), и заседание началось. «Ученики» рвались к разделу власти, ссылаясь на необходимость «обеспечения бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны».

Прежде чем из Кунцево раздался столь ожидаемый телефонный звонок, в Кремле успели поделить все ключевые посты. Первыми заместителями председателя Совета министров были назначены Берия, Молотов, Булганин и Каганович. Вместе с заместителями главы правительства — членами Президиума ЦК Микояном, Сабуровым и Первухиным они составили президиум Совета министров.

Изменения были внесены и в организацию высших партийных органов. Бюро Президиума ЦК упразднили, а сам Президиум, как и было намечено в узком кругу еще 2 марта, «в целях большей оперативности» сократили до 11 человек, названных выше, и 4 кандидатов. Хрущев оставил пост руководителя Московского горкома партии и «сосредоточился» на работе в Центральном Комитете, иначе говоря, он должен был заменить Сталина как руководителя партии (что очень скоро и произошло).

Так распорядилась судьба, что именно Булганин оказался у смертного одра вождя единственным членом высшего руководства. Что думал, что чувствовал Николай Александрович в момент ухода человека, которому он был обязан своим возвышением? Увы, мы уже никогда об этом не узнаем, разве что каким-нибудь чудесным образом в каком-нибудь закрытом архиве окажутся его записки.

Смерть Сталина обострила борьбу за освободившийся «трон». Лидером государства хотели стать и Н.С. Хрущев, и Г.М. Маленков, и Л.П. Берия, да, вероятно, не только они одни. Булганин не заявлял претензий на самостоятельную роль, но и уходить на задний план не собирался. Главное, что он сохранил свое членство в Президиуме ЦК КПСС, в состав которого входил с 1948 г. Остался он и в должности одного из первых заместителей главы правительства, став одновременно вновь министром обороны.

Вероятнее всего, главную роль в возвращении Николая Александровича в военное ведомство сыграл Хрущев, которого связывали с Булганиным дружеские чувства. Но не только личная дружба, но и прагматические соображения заставляли Хрущева искать политического союза со своим приятелем. Никита Сергеевич хорошо понимал, что без опоры на армию ему не удастся реализовать свои честолюбивые замыслы. Показательно, что в переломный момент партийно-государственная элита вновь предпочла видеть во главе Вооруженных сил не профессионала, а партократа. В этом была своя логика, ибо использовать армию в политических играх профессионал наверняка бы отказался (как позднее, собственно, и произошло с Жуковым).

Претендентов на лидерство в партии и стране объединял страх перед Берией. Все прекрасно знали истинный облик этого человека, и пока он был жив, тем более у власти, не могли чувствовать себя спокойно. Именно ненависть и страх перед всесильным руководителем спецслужб породили заговор высших руководителей против своего коллеги по Президиуму ЦК и правительству.

Немалую роль в заговоре сыграл Н.А. Булганин. Надо отдать ему должное: в очень непростой обстановке, чреватой нешуточной угрозой в случае провала плана по аресту Берии, он держался твердо. Именно он с согласия Н.С. Хрущева предварительно договорился со своим первым заместителем маршалом Г.К. Жуковым и генерал-полковником К.С. Москаленко, командующим войсками Московского округа ПВО, об их личном участии в аресте Берии. Группу генералов, участвовавших в аресте Берии, возглавил маршал Жуков. Вооруженные, они приехали в Кремль вместе с Булганиным в его служебной машине, не вызвав тем самым никаких подозрений.

О конкретных деталях ареста Берии рассказано в очерке о Г.К. Жукове, здесь же лишь скажем, что военные не подвели. У партократов хватило ума привлечь к такому делу не себе подобных, а военных профессионалов, умеющих и с оружием управляться, и людьми руководить, и принимать на себя ответственность в экстремальных ситуациях.

Сам министр обороны, по свидетельству Н.С. Хрущева, в ходе заседания Президиума ЦК, на котором Берия был взят под стражу, держался решительно. Он выступил вторым, сразу же после Хрущева, когда благополучный исход дела еще совершенно не был предрешен, и поддержал резко критические оценки зловещего Лаврентия[33].

Когда же дело было сделано, Булганин тем более охотно вплел свой голос в хор проклятий, раздававшихся по адресу Берии почти целую неделю (со 2 по 7 июля 1953 г.) на пленуме ЦК КПСС: «враг партии, враг советского государства и народа», «интриган», «прохвост», «большой, матерый международный авантюрист», «международный агенти шпион»… Как и другие члены коллективного руководства, оратор с готовностью пинал «дохлого льва». При жизни Сталина, говорил министр обороны, Берия «вел себя нахально, нагло, пренебрегая коллективом, пренебрегая товарищами… Каждый из нас, товарищи, видел много раз случаи самых подлых, самых гнусных интриг перед товарищем Сталиным о товарищах, его окружавших»[34]. Каждый видел — и молчал, боялся близости между вождем и Лаврентием. А когда умер Сталин, и Берия продолжил свои интриги, члены высшего руководства трепетали уже перед самим руководителем спецслужб. Но лицемерили, не просто «терпели его в своей среде», но «относились с видимым уважением».

В выступлении на пленуме Николай Александрович подтвердил слова Хрущева о том, что заговор против Берии стал оформляться еще при жизни Сталина. Уже там, у изголовья уходившего в иной мир вождя, они осторожно заговорили об опасности Берии. Когда же уже на пленуме Хрущев напомнил о роли Булганина в устранении Берии, Николай Александрович не мог сдержать чувства признательности: «Я очень тебе благодарен, Никита, за эту реплику и заявляю тебе и всем другим товарищам, что я поступил только так, как должен поступить каждый порядочный член партии».