Война войной, но борьба с «врагами народа» продолжала оставаться «святым» делом для наркома внутренних дел. В октябре 1941 г. он отдал письменное распоряжение о расстреле без суда 25 высокопоставленных военных деятелей, арестованных по списку, который составили Меркулов и Кобу-лов. В этот список были включены член ЦК ВКП(б) начальник Управления противовоздушной обороны Наркомата обороны СССР, Герой Советского Союза генерал-полковник Г.М. Штерн, кандидат в члены ЦК командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал-полковник А.Д. Локтионов, заместитель наркома обороны и начальник Разведывательного управления Герой Советского Союза генерал-лейтенант И.И. Проскуров, начальник ВВС дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Я.В. Смушкевич, начальник Главного управления ВВС РККА Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации П.В. Рычагов и другие.
Все они по сфабрикованным материалам были ложно обвинены в принадлежности к военному заговору и проведении антисоветской, террористической деятельности. Во время нахождения под стражей арестованные подвергались нечеловеческим пыткам и истязаниям, однако ложных показаний на себя не давали. А если иногда дух и ослабевал, находили возможность заявить о применявшихся к ним пыткам.
Так, генерал-полковник Штерн, не выдержав избиений, на допросе 27 июня 1941 г. показал, что являлся участником военно-заговорщической организации и агентом немецкой разведки, однако в конце протокола допроса, куда были занесены эти показания, собственноручно написал: «Все вышеизложенное я действительно показывал на допросе, но все это не соответствует действительности и мною надумано, т. к. никогда в действительности врагом, шпионом и заговорщиком я не был».
Генерал-полковник Локтионов в заявлении прокурору 16 июня 1941 г. писал: «Я подвергаюсь огромным физическим и моральным испытаниям. От нарисованной перспективы следствия у меня стынет кровь в жилах. Умереть, зная, что ты не был врагом, меня приводит в отчаяние… Я пишу последние слова — крик моей души: дайте умереть честной смертью в труде за интересы моей Родины — Советского Союза. Умоляю свое правительство — спасите жизнь. Я не виновен в измене Родине. Бывший ген. полковник Локтионов»[299].
Шла война, шла для нашей страны трагически. А опытнейших военных, которые так пригодились бы на фронте, гноили в тюрьме. Вывезенные в г. Куйбышев, 28 октября 1941 г. они по преступному предписанию Берии были без суда расстреляны. Впоследствии подручными Берии Б.З. Кобуловым и Л.Е. Влодзимирским и бывшим прокурором СССР В.М. Бочковым были составлены заключения, в которых несчастных ложно обвинили в различных преступлениях.
Вместе с военными был расстрелян и член партии с 1902 г. М.С. Кедров, бывший при Дзержинском членом президиума ВЧК и коллегии ОГПУ. Он располагал данными о прошлом Берии, и с его стороны Лаврентий Павлович опасался разоблачений. Это заставило наркома внутренних дел пойти на чудовищное преступление: с Кедровым расправились, несмотря даже на то что он, в отличие от товарищей по несчастью, предстал перед судом, да еще каким — Верховным и был оправдан. Берия проигнорировал прямое указание суда о немедленном освобождении старого чекиста из-под стражи.
В особо острые моменты войны Сталин поручал наркому и задания, связанные непосредственно с фронтовыми делами. В 1942–1943 гг. Берия несколько раз выезжал на Северный Кавказ. Задачи ему ставились разные: от организации обороны кавказских перевалов и недопущения немцев в Закавказье до выселения проживавших там малых народов.
Вот какой обмен репликами состоялся в 1953 г. в ходе суда между маршалом И.С. Коневым, генералом К.С. Москаленко и подсудимым:
«Москаленко: Вы признаете, что, будучи на Кавказе, вы всячески саботировали выполнение порученной директивы Ставки Верховного командования об организации жесткой и прочной обороны перевалов Кавказского хребта?
Берия: Я утверждаю, что это обвинение не соответствует действительности.
Конев: Почему вы, имея в своем распоряжении более 120 тысяч человек войск НКВД, не дали их использовать для обороны Кавказа?
Берия: Я утверждаю, что недостатка в войсках там не было. Перевалы были закрыты. Я считаю, что мы провели большую работу по организации обороны Кавказа… Я раньше не говорил, почему я не давал войск НКВД для укрепления обороны Кавказа. Дело в том, что предполагалось выселение чеченцев и ингушей».
В конце концов, в приговоре было записано, что в 1943 г. подсудимый в изменнических целях пытался открыть врагу перевалы Главного Кавказского хребта, что «должно было по преступному замыслу заговорщиков привести к иностранной оккупации Закавказья, и передать в руки империалистических государств бакинскую нефть»[300]. По оценке профессионального юриста А.В. Сухомлинова, эти ничем не подкрепленные формулировки — откровенная глупость.
Но, добавим от себя, глупость с далеко идущими расчетами. Трескучие фразы о неких планах Берии способствовать империалистической оккупации Закавказья должны были скрыть вопрос выселения народов, которые суд «дипломатично» обошел.
Горстки бойцов стояли насмерть на перевалах, сдерживая превосходящего по силам противника, а против мирного населения была брошена целая армия — 19 тысяч оперативных работников НКВД, НКГБ и «Смерш» и 100 тысяч военнослужащих внутренних войск. «За образцовое выполнение специального задания правительства» (читай: выселение в восточные районы СССР 650 тысяч чеченцев, ингушей, калмыков и карачаевцев) Берия был удостоен полководческого (!) ордена Суворова 1-й степени. А в июле 1945 г. сей «полководец» украсил свои тучные плечи погонами Маршала Советского Союза.
К слову, Сталин прекрасно знал, что представляет собой Берия. Собственно говоря, он вырастил руководителя советских спецслужб именно таким, каким хотел. А.А. Громыко вспоминал более чем выразительный эпизод на Ялтинской конференции союзников в 1945 г. Во время обеда, который советская делегация давала в честь американцев и англичан, президент Ф. Рузвельт, имея в виду Берию, обратился к Сталину с вопросом:
— Кто этот господин, который сидит напротив посла Громыко?
Видимо, прежде чем сесть за стол, Лаврентий Павлович не представился Рузвельту. Сталин без тени усмешки ответил:
— A-а! Это же наш Гиммлер. Это — Берия[301].
Что тут добавишь к такой оценке не в бровь, а в глаз?..
ВО ГЛАВЕ АТОМНОГО ПРОЕКТА
Наряду с полицейскими, а то и палаческими функциями Берии поручались и дела, которые сыграли важнейшую роль в обеспечении победы Советского Союза в войне с Германией и в более позднем противостоянии с блоком западных стран. В первую очередь это относится к его организующей миссии в создании ядерного оружия.
Во время Второй мировой войны советская разведка, в основном сосредоточенная в рамках руководимого Берией ведомства, располагала за рубежом огромной сетью и действовала весьма эффективно. Только в Вашингтоне и Нью-Йорке сбором различной информации научно-технического характера занимались не менее 5 тысяч человек. «Работники 1-го (Разведывательного) Управления НКВД — НКГБ проделали значительную работу по организации разведывательной сети за границей, — обозревая период с июня 1941 г. по ноябрь 1944 г., докладывал Берия Сталину. — За это время выведено за кордон на нелегальную работу 566 человек, завербовано 1240 агентов-осведомителей, добыто агентурным путем 41 718 различных разведывательных материалов, в том числе большое количество документальных. Из полученных по линии технической разведки 1167 документов реализовано отечественной промышленностью 616»[302].
Историки имеют все основания утверждать, что деятельность советской разведки «в сфере атомного шпионажа существенно ускорила осуществление отечественной ядерной программы» [303]. Первые сведения о работах на Западе в ядерной области разведка добыла еще в начале 1942 г. Берия неоднократно докладывал Сталину о ходе осуществления проекта «Манхэттен» (по созданию американской ядерной бомбы), об осуществлении Энрико Ферми управляемой ядерной реакции, других работах американских ядерщиков. Резидентуры НКГБ и ГРУ Генерального штаба Красной армии в США, Канаде, Мексике направляли в Москву огромный объем информации.
Для координации усилий различных ведомств по добыче ядерных секретов союзников в НКГБ по инициативе Берии в феврале 1944 г. была создана так называемая группа «С» (позднее — отдел) во главе с генерал-майором П.А. Судоплатовым. Уже к концу 1946 г. для советских разведорганов перестали быть секретом важнейшие конструктивные особенности американского ядерного устройства, детали первого взрыва на полигоне в Аламогордо, система охраны, биографические данные многих ученых, занятых в проекте. О чем говорить, если святая святых — схема и описание устройства первой американской ядерной бомбы оказались в Москве всего через 12 дней после завершения ее сборки.
При этом источниками информации выступали не только члены советских резидентур, но и непосредственные участники работ по «Манхэттенском проекту» Клаус Фукс и Бруно Понтекорво, Сэвилл Сакс и Теодор Холл. Не исключено, что ряд ценнейших сведений был получен непосредственно от руководителей американской ядерной программы Роберта Оппенгеймера и Энрико Ферми. А ведь информация широким потоком шла еще и из Великобритании, где на советскую разведку работала знаменитая ныне «кембриджская пятерка» — Дональд Маклейн, Гай Берджесс, Ким Филби, Энтони Блант и Джон Кэрнкросс.
В декабре 1946 г. Берия пошел на необычный и, на первый взгляд, малообъяснимый шаг. Он приказал заморозить все американские источники информации и переключиться на источники британские. Историк В.В. Позняков не сомневается, что это решение было согласовано со Сталиным и преследовало несколько соображений. Это — и необходимость обрубить «концы», которые после измены нескольких важных фигурантов могли бы вывести американских контрразведчиков на всю нашу агентурную сеть, занятую сбором информации о разработке и производстве ядерного оружия. И стремление не допустить компрометации ведущих американских ученых, которые рассматривались в качестве важнейшего политического потенциала, могущего до поры до времени связать властям США руки борьбой за мир и ограничение использования ядерного оружия. К тому же замораживание агентурных сетей в США компенсировались усилиями Клауса Фукса и «кембриджской пятерки».