Тот же Фукс, вернувшись после войны из США в Великобританию, обосновался в главном центре британских ядерных исследований Хэруэлле. До середины 1949 г. он передал советскому резиденту массу ценнейшей информации не только о британской, но и американской программах: к примеру, основные теоретические разработки по водородной бомбе, данные о проведенных на атоллах Бикини и Эниветок испытаниях урановой и плутониевой бомб.
Берия ревниво следил за тем, чтобы никто не вмешивался в его прерогативы. На этой почве у него даже возник конфликт с представителем СССР при ООН А.А. Громыко. Получив от американцев приглашение направить группу наблюдателей на испытание бомбы в районе атолла Бикини, Громыко откомандировал туда двух подчиненных ему сотрудников Комиссии ООН по атомной энергии, но с явно разведывательным заданием. Когда Берия узнал об этом, он потребовал от заместителя председателя Совета министров Молотова указать Громыко на недопустимость использования его сотрудников для сбора сведений, которые их напрямую не касаются[304].
В этом был свой немалый резон: самодеятельность в столь секретном деле, как военная и техническая разведка, недопустимы, особенно если учесть, какие ощутимые удары получили наши разведорганы по окончании войны. Элизабет Бентли, которая длительное время играла роль связной между нью-йоркской резидентурой НКГБ, советскими агентами в различных американских учреждениях и компартией США, и шифровальщик резидентуры ГРУ в Оттаве Игорь Гузенко раскрыли западным спецслужбам более 120 человек, работавших на НКГБ и ГРУ.
В США, Канаде и Великобритании были разоблачены несколько агентов, в том числе супруги Розенберг, Клаус Фукс, Ален Мэй, а несколько позднее также — Д. Маклэйн («Гомер») и Р. Абель («Марк»).
Положение осложнилось еще больше после того, как в 1946 г. по инициативе Молотова и при одобрении Сталиным началась перестройка структуры советской разведки. Берия был отстранен от ее дел, утратив пост министра внутренних дел. Одновременно лишились должностей практически все руководители МГБ и ГРУ периода войны. В марте 1947 г. Первое главное управление МГБ и ГРУ Генштаба были сведены в Комитет информации во главе с Молотовым, который был призван аккумулировать всю развединформацию и координировать ее сбор и анализ. Сюда же вошел и отдел «С» Судоплатова.
Однако, поскольку перестройка советских разведорганов осуществлялась не столько по деловым, сколько по карьерным соображениям и отражала ни на минуту не прекращавшуюся борьбу в политической элите за власть, на практике Комитет информации своего назначения не выполнил. Да и Молотов в качестве куратора спецслужб оказался куда менее результативен, чем Берия. В 1951 г. Сталин принял решение вернуться к прежней системе, и вся оперативная разведка вновь стала компетенцией ГРУ и ПГУ МГБ.
Уже это обстоятельство ставит под большое сомнение слова Поскребышева о том, что Сталин якобы был остро недоволен деятельностью Берии на ниве руководства разведкой. В своей не произнесенной на июльском пленуме ЦК 1953 г. речи бывший помощник вождя, явно подыгрывая доминировавшему в «верхах» настроению, сообщал: «Тов. Сталин характеризовал его так: Берия развалил разведку, и ни в коем случае нельзя ему доверять этот участок работы. Тов. Сталин крепко ругал себя за то, что согласился с предложенной Берия кандидатурой Абакумова в качестве руководителя МГБ… В целом тов. Сталин характеризовал Берия так: Берия мнит себя большим политическим деятелем, но он не годится на первые роли, ему можно лишь доверить участок хозяйственной работы»[305].
Многое заставляет усомниться в искренности Поскребышева. Надо все-таки иметь в виду, что Берия при всех его преступных наклонностях на практике проявил себя крупным организатором и довольно эффективно действующим руководителем разведорганов, человеком динамичным, интересовавшимся существом дела, а не формальным соблюдением неких процедур. Законченного же бюрократа Молотова даже представить на этом месте трудно, не то что ожидать от него позитивных результатов.
Разведывательная информация, добытая в западных странах, использовалась в интересах советской ядерной программы. В августе 1945 г. Лаврентий Павлович был назначен ее руководителем. Фактически же он стал во главе работ по созданию в СССР атомного оружия еще в годы войны. Государственный Комитет Обороны поручил ему, заместителю председателя Совета министров СССР с 1944 г., «наблюдение за развитием работ по урану» в соответствии с принятым 3 декабря 1944 г. постановлением ГКО о лаборатории И.В. Курчатова.
Сталин, бесспорно, учитывал при этом как немалые организаторские способности Берии, так и огромные возможности подчиненной ему системы НКВД. С 20 августа 1945 г. при Государственном Комитете Обороны, а с его упразднением — при Совете министров СССР действовал Специальный комитет под его председательством. На комитет возлагалось «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана». С марта 1953 г. ему было поручено руководство всеми специальными работами «по атомной промышленности, системам «Беркут» и «Комета», ракетам дальнего действия».
Забегая вперед, скажем, что 26 июня 1953 г. — в день ареста Берии — Спецкомитет был ликвидирован, а его функции, аппарат и подведомственные предприятия и организации переданы в только что образованное Министерство среднего машиностроения СССР.
В октябре 1949 г. «за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытаний атомного оружия» Лаврентий Павлович получил благодарность ЦК и Совета министров СССР. Его наградили орденом Ленина и присвоили звание лауреата Сталинской премии первой степени.
Правда, позднее и эту сторону деятельности Берии его «дорогие товарищи» по высшему руководству пытались дискредитировать. «…Известно, что Берия ведал специальным комитетом, занятым атомными делами, — говорил на июльском пленуме ЦК Г.М. Маленков. — Мы обязаны доложить пленуму, что и здесь он обособился и стал действовать, игнорируя ЦК и правительство в важнейших вопросах работы специального комитета. Так, он без ведома ЦК и правительства принял решение организовать взрыв водородной бомбы. Надо ли говорить о значении этого факта».
Попытки обособления Берии в решении атомной проблемы пытался подтвердить и министр среднего машиностроения СССР В.А. Малышев: «Сейчас же стали известны факты, что он обманывал Центральный Комитет, что за спиной ЦК и правительства, пользуясь своим положением председателя Спецкомитета, единолично проводил и подписывал важнейшие государственные решения, решения большой государственной важности… Мы начали копать архивы и обнаружили, что он подписал целый ряд крупных решений без ведома ЦК и правительства, например, о плане работ на 1953 год по очень важному конструкторскому бюро, работающему над конструкцией атомных бомб… Он скрыл и единолично подписал целый ряд других решений, которые будут стоить многих сотен миллионов рублей, решений по специальным вопросам»[306].
Возможно, Берия и в самом деле пытался стать монополистом в атомной проблеме, хотя трудно представить, как этого можно было добиться в условиях «коллективного руководства». Совсем не исключено, что он стремился уберечь столь тонкую сферу, связанную с научным прорывом в неизвестное, от некомпетентного вмешательства партийных чиновников, умевших только «руководить». Незавидная послевоенная судьба разведорганов была ему в этом стремлении лишним аргументом.
В БОРЬБЕ ЗА ПЕРЕДЕЛ ВЛАСТИ
Более семи лет Берия оставался на посту наркома НКВД. С преобразованием наркомата в министерство в начале 1946 г. он передал дела С.Н. Круглову, при этом сам еще более упрочил свои позиции в системе власти. Став заместителем председателя Совета министров СССР, он курировал МГБ и МВД. Тогда же он стал членом Политбюро ЦК, теперь уже не только фактически, но и формально войдя в самое ближайшее окружение вождя.
Как всякий политик, занимавший крупный пост и не исключавший для себя в будущем роль лидера страны, Лаврентий Павлович, где только можно, сколачивал собственную команду. Так, он всемерно искал пути к расширению своего влияния в среде высших военных. В 1948 г. ему удалось посадить в кресло начальника Генерального штаба Советских Вооруженных Сил генерала армии С.М. Штеменко.
Дело обстояло следующим образом. Маршал А.М. Василевский, который совмещал две должности — начальника Генштаба и первого заместителя министра Вооруженных Сил, попросил освободить его от первой из них. Взамен предложил кандидатуру генерала армии А.И. Антонова, который в тот момент был его первым заместителем по Генштабу. Александр Михайлович высоко отозвался об Антонове, и его главный довод состоял в том, что Антонов успешно справлялся с обязанностями начальника Генштаба в годы войны (1944–1945 гг.), был награжден полководческим орденом «Победа», которым удостоили всего 11 советских военачальников.
Однако когда такое предложение прозвучало на заседании Политбюро, Сталин возразил, предложив назначить Штеменко, бывшего тогда начальником Оперативного управления Генштаба. Эту кандидатуру вождю, по мнению Василевского, подсказал как раз Берия, хорошо узнавший Штеменко во время командировок на Кавказ в 1942 и 1943 гг.
Сталин пошел на это назначение, но он же и снял Штеменко с этого поста в 1952 г., как только заподозрил слишком большое влияние Берии на армейские дела. Информатор Лаврентия Павловича и, возможно, его «агент влияния» в недрах руководства Вооруженными Силами был снят с должности и отправлен начальником штаба — первым заместителем главнокомандующего Группой советских оккупационных войск в Германии.
Как вспоминал генерал В.Ф. Мернов, служивший в штабе ГСВГ начальником оперативного управления, Берия почти каждый вечер звонил Штеменко, успокаивал его и твердо обещал, что он воз