– Да ты фантазер, коих я еще не встречал, десять минут на сборы, и я жду тебя внизу, и не подумай что-либо выкинуть, или тебя привлекут за симулянство, а может быть и за государственную измену.
Я понял, что перечить солдафону бесполезно, и раз повестка моя, я должен явиться в комиссариат, где смогу доказать абсурдность ситуации. Быстро, по военному приведя себя в порядок, я оделся и вышел на улицу, искать военные документы времени не было, но я надеялся, что и без них все разрешится.
Моему удивлению не было предела, когда на пороге призывной комиссии в числе нескольких десятков рекрутов я встретил Имре, на нем лица не было, впрочем, причиной его плачевного внешнего вида я считал последствия вчерашней попойки. Оказывается. отец приятеля выписал повестку мне, но не отменил призыв моего брата. От комичности ситуации я хохотал так, что привлек внимание не только караула, но и врача, вышедшего на крыльцо полюбопытствовать о причине такого веселья.
Наконец, раздев до белья, нас повели по цепи кабинетов, где сидели доктора призывной комиссии. В некоторые кабинеты нас заводили по несколько человек, в некоторые по одиночке. Я подошел к двери, на которой было написано «стучать» и постучал. Услышав низкий женский голос. – войдите, я приоткрыл дверь и оказался в кабинете один на один с врачом – дамой несколько старше меня. Врач посмотрела на меня стеклянным взглядом, отвернулась к окну, мне показалось, что лицо ее краснеет как от стыда, затем она повернулась ко мне, опустив голову и закрыв глаза и лоб ладонью, как будто задумалась.
– Оголитесь, – услышал я низкий голос. С дамами я привык играть первую скрипку, но сейчас, как под гипнозом, я выполнил требование доктора, совершенно оголившись. Мадам осмотрела меня томным взглядом и опять закрыла глаза ладонью. – Одевайтесь, можете идти.
К счастью, в своем возрасте я был лишен юношеских комплексов.
– Сударыня, я понимаю, что это ваша работа, но, как приличный человек, я не предлагаю жениться, но готов встретиться с вами в любое время сегодня вечером в уютном местном ресторанчике «Кодмон», управляющим которого имею честь быть, если на то будет ваше согласие.
Дама отнеслась к моему предложению как к шутке, впрочем, отказа, как и по морде, я не получил, выйдя от доктора в приподнятом настроении.
В последнем кабинете совершенно голых призывников встречал старший военный врач, дающий окончательное заключение о служебной пригодности.
Я, конечно, мог закатить скандал, кричать, что дойду до военного министра, что это вопиющая ошибка, и я совершенно не должен идти в армию, но мне стало так жалко родного брата, плетущегося за мной с настроением будущего висельника, что я решил пока не прерывать идущий театр абсурда, и как можно дольше поддерживать брата. – Я всегда успею выйти из смешной ситуации – убедил сам себя я, еще не веря, что все произошедшее – это правда, а не нелепый розыгрыш.
Нас признали годными к действительной воинской службе и в числе других новобранцев отправили в школу первоначальной подготовки, а затем в ротную школу. Если для молодых солдат, призванных на два года, время текло словно каторга, я, относясь ко всему с философским спокойствием, видел в службе даже некоторое развлечение. Зная, что нахожусь не «на своем месте», я относился к происходящему, как к некому приключению, считая, что всегда смогу избавиться от неприятной реальности как от захватывающего, но страшного сна, то есть – проснуться. Во-первых, я был старше всех и опытнее, при этом обладал крепким здоровьем, во-вторых, покровительствуя над братом, я исполнял некий «отцовский» долг, так как не всегда мог уделять ему должное внимание в прошлом, в-третьих, мой возраст не мог оставаться незамеченным, и я давно уже поставил в известность командиров, что попал на службу странным образом. В моем деле разобрались и даже вернули мне звание, так что после полугода службы я был совсем не рядовым, но, как оказалось, бюрократическая машина военного министерства совершенно не умела давать быстрый задний ход, в моем деле обещали разобраться, но просто так отпустить со службы меня, призванного в общем законном порядке, ни один местный командир не мог, поэтому приходилось ждать и верить, что все образуется само собой.
Наступила весна. После праздника революции нас начали готовить к отправке в действующие бригады.
– Вот увидите – бурчал курсант Лайош – наш товарищ по ротной школе. нас непременно отправят в Югославию, глупо думать, что мы остановимся на Словакии.
Отец Лайоша работал дворецким у некой важной дипломатической особы из Будапешта, поэтому курсант считал себя знатоком европейской политике.
– Венгрия поставлена на военные рельсы, не зря же мы присоединились к Тройственному пакту, война идет полтора года и немцы, наши союзники, властвуют в Европе. Сейчас Гитлер объединится со Сталиным и вместе они дожмут англичан со всеми их колониями, нам же с итальянцами предстоит разобраться с соседями на Балканах.
Признаться, мне было все равно до всей этой мировой чепухи, я лишь ждал, когда меня, наконец, отпустят домой, и я смогу вернуться к обязанностям управляющего. Имре ныл, что хорошо бы оставшиеся полтора года обязательной службы провести без военных действий. Мне же доставляло удовольствие шутить над братом, утверждая, что меня вот-вот отправят домой, а его – в маршевую бригаду под пули, должна же быть высшая справедливость, поскольку я попал в армию по его глупой шутке.
В начале апреля нас стали готовить к выпуску, в школу прибыли «покупатели», а нас построили на плацу в полной выкладке с ранцами за спиной и винтовками «на плечо».
Прибывших офицеров было трое. небольшого роста коренастый лейтенант-парашютист, здоровенный верзила, круглолицый майор военно-воздушных сил, и щупленький худощавый лейтенант бронетанковых войск. Эти трое должны были выбрать подходящих кандидатов в свои рода войск, остальных курсантов ждала судьба пехотинцев.
Прибывшие офицеры, желая произвести приятное впечатление на курсантов, шутили и подбадривали рядовых. Нам скомандовали вольно, и объявили, что есть квоты для желающих проходить дальнейшую службу в этих войсках, и, до обеда, каждый кандидат может определиться и подать рапорт, после чего отберут наиболее достойных из всех желающих.
Нас распустили.
– Ну, что, Имре, куда тебя записать, в парашютисты и летчики ты явно не годишься, так как все, что находится выше второго этажа, вызывает у тебя приступ тошноты, остается пойти в танкисты. всегда на земле, да и в танке можно столько всего полезного возить. хоть выпивку, хоть закуску – то, что в самолет не поместишь и за пазухой не спрячешь!
– Давайте рассуждать логически – вставил Лайош. – парашютист, этот лейтенант Жюли, выглядит бравым воякой, хоть и зубоскалил вместе с летчиком, но спуску не даст, такой загоняет до смерти, нет, парашютный батальон – это не рай под крылышком тетушки Юфрозины (так звали его тетю, работавшую кухаркой у дипломата). Танкист показался мне еще хуже. худой и злобный, словно пастырь в конце поста, он и шутил меньше всех, только ехидно улыбался, а взгляд жесткий сверлящий как у кошки на мышь. Мне больше всех майор понравился, у него самый добродушный идиотский вид, и кто вам сказал, что он летчик, видели, какую морду наел на казенных харчах, красную как у пьяницы приходского священника, с таким пузом он и в самолет не влезет, а влезет, уж точно не выберется. Нет, говорю я вам, майор этот какой-нибудь начальник интендантской службы, если запишемся к нему, будем жить как у бога за пазухой. заведовать продовольствием и прочим военным имуществом, и никакой тебе передовой Имре!
Последний довод подействовал не только на Имре, но и на меня.
– Только вот оно что, я, как самый старший по возрасту и по званию, пойду договариваться за нас троих, к тому же я в прошлую службу летал наблюдателям, так что знаю толк в аэропланах и воздухоплавании, думаю, это сыграет должную роль.
Все прошло как по маслу. Майор долго изучал наши документы и, уже было начал сомневаться, стоит ли брать нас троих среди других кандидатов. Тогда я, заочно заручившись поддержкой нашего ротного, без ненужных в данной ситуации подробностей, рассказал ему свою историю, намекнув, что второй раз пошел служить добровольно, и вообще являюсь подготовленным кадром.
На следующий день наша тройка и еще пятеро отобранных кандидатов в сопровождении майора ехали в пассажирском поезде в Кечкемет. По прибытии майор обратился ко мне, как к старшему всей группы курсантов:
– У меня для вас есть предложение. если остальных янычаров, так он называл наших курсантов, отправят в аэродромное обслуживание, вас я буду рекомендовать в летную академию, непрактично держать на земле человека бывшего в небе, пусть даже десять лет назад.
Предложение майора неожиданно открывала для меня новые перспективы. Высоты я не боялся, а почему бы ни попробовать себя в качестве пилота. В Европе война, и меня, прошедшего подготовку и давшего присягу, не отпустят в ближней перспективе, что ждет меня впереди. муштра и тяжелая грязная работа солдата, и это в лучшем случае, если Венгрия не вступит в войну. Учеба в летной академии переводила меня на другой уровень. в элитные войска – белую кость, это уже не просто воинская повинность, а перспектива. За полгода школы первоначальной подготовки и учебной роты я во многом переосмыслил собственную жизнь, кем я был, гордо называя себя управляющим ресторана – приказчиком на побегушках у хозяина, всегда пьяного, много курящего тяжелого табака и сквернословящего по любому поводу. Но как сказать Имре, не брошу же я своего младшего брата. Я сообщил майору, что имею двух прекрасных товарищей, которые спят и видят себя пилотами, назвав брата и Лайоша. Тот, сделал вид, что не понимает о ком речь, словно я уже не просил за них несколько дней назад, стал копаться в портфеле, ища бумаге, которые потом долго читал. Все это время, вытянувшись струной с физиономией любезного официанта, я обещал ему бесплатную выпивку и закуску в «Кадмоне» после войны.