4 апреля, сразу после сообщений в печати об аресте Ягоды, принадлежавший к его ближайшему окружению начальник УНКВД по Горьковской области М.С. Погребинский застрелился. Весной 1937 года по НКВД прошла волна самоубийств, вызванных страхом. Так, 17 апреля заместитель начальника контрразведывательного отдела И.И. Черток выбросился из окна. В мае Ежов продолжил чистку НКВД от людей Ягоды. 17 мая Агранов был смещен с поста заместителя наркома (ранее, 15 апреля, он. потерял посты первого заместителя и главы ГУГБ — их вместо него получил Фриновский) и назначен начальником УНКВД Саратовской области после того, как его предшественник Р.А. Пилляр был арестован как агент «ПОВ». Агранов был арестован 20 июля, затем осужден и расстрелян 1 августа 1938 года.
Ежов придавал большое значение допросу Ягоды, заботясь о том, чтобы его собственные ставленники не предстали в невыгодном свете. Это было непросто, так как за ходом расследования следил сам Сталин, и Ежов был обязан без промедления отправлять в Кремль протоколы допросов наиболее важных подследственных. Хотя руководить допросами Ягоды было поручено Фриновскому, в них также принимал участие начальник УНКВД по Ленинградской области Л.М. Заковский вместе с В.М. Курским, Л.В. Коганом и Н.М. Лернером. В соответствии с указаниями Ежова и Фриновского, имена некоторых служащих НКВД высокого ранга изымались из материалов следствия — так было, например, с материалами на Люшкова{286}. Показания Ягоды поначалу давали небогатый материал, вырисовывались лишь «антисоветские разговоры» среди чекистов{287}. Этого было явно недостаточно, ведь Сталин хотел, чтобы Ягода был представлен настоящим заговорщиком, и планы совершения государственного переворота были приписаны не только ему, но и его ближайшим сотрудникам, таким как Гай, Паукер, Бокий, Артузов, Сосновский, Пилляр, Прокофьев и Шанин[32].
Еще один «ударный» эпизод в деле Ягоды был связан с обвинением его в покушении на убийство Ежова. На допросе он показал, что после своего смещения он пытался отравить нового наркома. 28 или 29 сентября он приказал своему секретарю Буланову распылить в кабинете Ежова ртуть, растворенную в кислоте[33]. Буланов выполнил этот приказ с участием порученца Ягоды Саволайнена, а сам Ягода наблюдал за этим. Распыление, якобы, было продолжено и после отбытия Ягоды в отпуск (1 октября){288}. На суде в марте 1938 года Ягода и Буланов подтвердили это показание{289}. Позднее, когда Ежов оказался под следствием, было установлено, что он сам и организовал эту авантюру. Ежов утверждал, что он принес в свой кабинет ткань с ртутью, и затем покушение было «раскрыто» — был арестован сотрудник НКВД и принужден к даче показаний, что это было сделано по приказу Ягоды и «право-троцкистского блока». Фриновский показал на допросе в апреле 1939, что Ежов жаловался коллегам на то, что как только он вошел в кабинет, «он почувствовал металлический привкус во рту; из его десен стала течь кровь, и зубы стали расшатываться». Он стал постоянно повторять, что был отравлен в своем кабинете и, таким образом, как показал Фриновский, «заставил следствие получить нужные показания»{290}.
На процессе в феврале 1940 года Ежов отверг обвинения в том, что он приказал устроить эту мошенническую аферу с отравлением ртутью; по его словам, вскоре после начала своей работы в НКВД он плохо себя чувствовал, и у него начали выпадать зубы. Врачи поставили диагноз — грипп, но Ежов выглядел настолько больным, что весной 1937 года Заковский пришел к выводу, что он, возможно, был отравлен. Начальник оперативного отдела ГУГБ Н.Г. Николаев-Журид, получивший приказ проверить кабинет Ежова, обнаружил в воздухе пары ртути и сделал тот же самый вывод{291}.
В июне 1939 года, после ареста, бывший личный врач Ежова из кремлевской больницы В.М. Поллачек показал, что весной 1937 года он был вызван в кабинет Ежова вместе со своим коллегой Виноградовым. Ежов жаловался на плохое самочувствие и металлический вкус во рту. Анализ мочи Ежова не дал результатов, однако десять или двенадцать дней спустя врачи были вызваны снова и им предъявили результаты анализа мочи Ежова, произведенного в клинике биохимика профессора Б.И. Збарского, при котором были обнаружены следы ртути. Поллачек и Виноградов после этого лечили Ежова до ноября 1937 года{292}. Много лет спустя сам Збарский рассказывал писателю А.П. Штейну о том, как в 1937 году Ежов предъявил ему показания Ягоды о том, что он (Ягода) давал Збарскому указания отравить Ежова. Персоналу было приказано обработать кабинет Ежова ночью дезинфекционным препаратом, содержащим ртуть (он назывался «бактерицидом Збарского»); занавески на дверях надо было обработать специальным пульверизатором, а окна и двери оставить закрытыми до утра{293}.
Во время кампании по реабилитации, в конце 80-х годов, было подтверждено, что Ежов сам осуществил инсценировку дела об отравлении ртутью. Николаев втер ртуть в ткани и обивку мебели в кабинете Ежова, а потом инсценировал их обнаружение. Сотрудника НКВД, имевшего доступ в кабинет, избивали на допросах до тех пор, пока он не признался в том, что совершил отравление (это был Саволайнен), а банку с ртутью, которую подбросили ему домой, в нужное время «нашли» и представили как «доказательство»{294}.
20 июня 1937 года, с одобрения Сталина, была расстреляна первая группа «заговорщиков» из НКВД и среди них М.И. Гай, А.Я. Лурье и С.В. Пузицкий, начальник оперативного отдела Дмитровского лагеря, заключенные которого строили канал Москва-Волга, открывшийся в начале мая 1937 года. Пузицкий был арестован вскоре после того, как 22 апреля Сталин, Молотов, Ворошилов и Ежов посетили канал. Тогда же арестовали начальника Дмитлага С.Г. Фирина и более 200 работников — строителей канала, как якобы участников заговора Ягоды{295}. Для быстрой расправы с ними в начале июня была создана комиссия НКВД, Прокуратуры и Военной коллегии, которая, не мешкая, во внесудебном порядке (по спискам) оформляя протокол за протоколом, рассматривала дела работников Дмитлага и выносила смертные приговоры. В следующие месяцы были расстреляны многие бывшие руководители ОГПУ-НКВД: 14 августа И.В. Винецкий, 3. И. Волович, И.В. Запорожец, К.В. Паукер, Г.Е. Прокофьев, А.М. Шанин и С.Г. Фирин; 21 августа бывший начальник иностранного отдела А. X. Артузов; 2 сентября Р.А. Пилляр и С.А. Мессинг; 9октября Г.А. Молчанов; 15 ноября Г.И. Бокий и И.И. Сосновский; 27 ноября Ф.Д. Медведь и В.А. Балицкий.
За полгода до этого, в мае 1937 года, Балицкий был назначен начальником УНКВД по Дальневосточному краю, а на посту наркома внутренних дел Украины его должен был сменить Т.Д. Дерибас. Но Дерибас так и не поехал в Киев, а 7 июня 1937 Ежов направил на Украину бригаду во главе с Фриновским, Дерибасом и начальником пятого отдела ГУГБ И.М. Леплевским, с целью «выявления и разгрома шпионских, вредительских, диверсионных, заговорщических, троцкистских и других контрреволюционных групп», включая таковые в Красной Армии{296}. Через неделю Леплевский был официально назначен наркомом внутренних дел Украины, а Дерибас вернулся на Дальний Восток в качестве начальника управления НКВД.
Балицкий 19 июня был смещен с должности начальника УНКВД Дальневосточного края, 25 июня на пленуме выведен из состава ЦК и вскоре арестован. Любитель женщин и красивой жизни Балицкий, который ни в чем себе не отказывал — ему к обеду самолетом доставляли жареных цыплят из Харькова, явно не представлял своей судьбы. Встреча нового 1937 года коллективом украинских чекистов запомнилась многим, гуляли как в последний раз. В своем заявлении начальник АХУ НКВД УССР С.М. Циклис дает выразительные картинки того праздника: «Постышев окруженный женщинами, пляшет и напевает песенку “Капитан, капитан…”. Музыканты с барабаном из кожи лезут вон, а один из музыкантов начинает плясать с Постышевым. Балицкий доволен, заливается со смеху и танцует фокстрот непристойно обнимая женщин. Бачинский, подливающий коньяк Постышеву и Балицкому, “старейший теоретик” таких оргий, выпивший до бессознательности потирает руки, доволен. Крауклиса жена тянет в комнату спать. Крики: “Циклис не дает, скупится, не дает шампанское”»{297}.
12 августа настала очередь и Дерибаса — он был арестован своим преемником на Дальнем Востоке Люшковым. В итоге, почти все начальники отделов НКВД, их заместители и начальники региональных управлений были арестованы и репрессированы, причем все по нелепым вздорным обвинениям. Согласно официальной статистике, с 1 октября 1936 года до 15 августа 1938 года — то есть во время чисток Ежова — по всей стране были арестованы 2273 сотрудника органов госбезопасности{298}. Здесь стоит пояснить — эта цифра относится собственно к работникам системы ГУГБ НКВД СССР — УГБ НКВД республик, областей (то есть к работникам госбезопасности) и не включает пограничные и внутренние войска, милицию и сотрудников ГУЛАГа. В 1963 году комиссия ЦК КПСС сообщила, что с октября 1936 года по июль 1938 года, «согласно неполным данным», было репрессировано 7298 сотрудников НКВД{299}