Войцехович спросил старосту:
– Сколько ты, мерзавец, здесь людей перевешал?
Предатель с перепугу заикался, лебезил, словно перед ним стоял гитлеровский лейтенант:
– Даю слово, герр-лейтенант, еще никого не успел повесить. Ее только испытали вчера. Господин герр-комендант Глухова сами попробовали. Тут был у нас дед Архип, уже совсем глупый старик, ему лет девяносто. Когда ставили, он непочтительно о господине фюрере, о Гитлере отозвался, простите, по матушке, и самого господина коменданта Иродом назвал. Так они улыбнулись и приказали надеть деду петлю на шею, а дед вовсе из ума выжил да как закричит: «Все равно, вас всех, гадов фашистских, Ковпаки перебьют!» Ну, тут герр-комендант пальчиком вот это колечко вниз потянул, и дед сразу к самому верху подскочил, царство ему небесное.
Механизация, ничего не скажешь… Виселицу хлопцы срубили. Староста получил заслуженную кару.
Возвращаясь из Сваркового, группа Павловского едва не столкнулась возле Чернова с батальоном мадьяр, который из Глухова шел в Шалыгино на соединение с немецкими частями. На горке наша походная застава и встретилась с мадьярской. Расстояние между ними не превышало сотни метров. А невдалеке двигались основные силы мадьяр. Вот они уже совсем близко, их много, но не стреляют. Очевидно, хотят переловить партизан, как котят, живыми.
Войцехович выпрыгнул из саней и с колена дал по наступающим несколько коротких автоматных очередей. Мадьяры приостановились. Василий на ходу вскочил в сани. «Лошади понеслись галопом. А им вдогонку летел рой пуль. Повезло ребятам: вырвались из столь сложного положения без потерь.
Примерно в это же время в противоположной стороне пять наших разведчиков обстреляли шедшую от Шалыгиио роту гитлеровцев. Старший группы сержант Федор Мычко, неделю назад пришедший к нам в соединение и уже успевший показать себя воином смелым и сообразительным, выбрал удачную позицию на опушке леса. А путивлянин Андрей Денисов зашел во фланг фашистов, зарылся в снегу и резанул по развернувшимся в цепь солдатам очередью из ручного пулемета. Из Шалыгино на подмогу своей роте поспешили другие подразделения немцев, а от Чернева – мадьяры. В предрассветной тьме союзники двигались навстречу друг другу. Они завязали между собой бой, думая, что колотят партизан. А партизаны, улучив момент, благополучно ушли в лес.
Снова и снова обсуждали мы с Рудневым мельчайшие детали подготовки к обороне. Оно и понятно: соединению предстояло выдержать небывалый бой. Он будет отличаться от фронтового только тем, что у нас нет ни тыла, ни соседей справа и слева, а есть только сплошное кольцо коварного и жестокого врага. Победа или смерть. Третьего пути не дано.
1 марта. Вчера, в 9 часов утра, около полутора тысяч мадьяр с пулеметами, минометами и 45-миллиметровыми орудиями повели наступление на Веселое. Они двигались по склону косогора извилистыми цепями, на ходу беспорядочно стреляя, вплотную приблизились к южной окраине села. Семен Васильевич Руднев, по установившейся в соединении традиции, приказал подпустить противника на близкое расстояние и бить без промаху.
С командного пункта мне отчетливо видны цепи противника. Вражеские солдаты, утопая в снегу, сначала шли шагом, потом побежали. Уже слышны их гортанные лающие крики, видны перекошенные злобой и страхом лица, а партизаны молчат. Нечеловеческую выдержку проявили хлопцы. И вдруг в одно мгновение ожила, загремела оборона, залились в дробном стуке пулеметы, затрещали автоматы, ухнули первые разрывы мин.
Огневой удар партизан был настолько ошеломителен, что ни артиллерия, ни минометы врага не смогли помочь своей пехоте закрепиться вблизи наших позиций. Снаряды и мины рвались повсюду – и на сельских улицах, и во дворах колхозников, но вреда нам они не причиняли.
За первой цепью в атаку пошла вторая. Комсомолец пулеметчик Павел Лучинский, подобно чапаевской Анке, открыл огонь, подпустив врага почти вплотную. Как снопы валились оккупанты, подкошенные пулями. Уцелевшие хлынули было назад, но и их настигли пули лихого партизана. Метко стрелял Павел даже на значительное расстояние. Позже бойцы насчитали на его участке около ста трупов врага.
Политрук Яков Беляев вместе с сержантом Паникаровым сменили позицию станкового пулемета и с левого фланга ударили по второй цепи наступающих. По ее центру метко бил из «максима» свердловчанин Петр Шведов, а справа яростный огонь обрушили бойцы девятой группы во главе с Федором Бывалиным.
Поразительную выдержку проявил молодой лейтенант Иван Сафонов. На его участке пьяные захватчики лезли вперед, как одержимые. Бойцы нервничают, а он, раненный в руку, задорно шутил, будто поджидал не врагов, а друзей. Выбили они из них хмель, да так, что ни хмеля не осталось, ни потомства не будет.
Разведчики доложили, что с юга нас будет атаковать сравнительно небольшая группа противника, примерно до трехсот солдат. Ее задача – отвлечь наши силы на южную окраину, а главный удар нанести с севера. Теперь же, когда на южной окраине шел тяжелый бой, на севере почему-то было тихо.
Снежное поле южной стороны густо пестрело пятнами грязно-зеленых шинелей убитых и раненых. Партизаны-новички, еще не имевшие оружия, бросились туда за трофеями. Закон войны суров: нечем драться – не выживешь.
После короткой передышки противник снова пошел в атаку под прикрытием огня из всех видов оружия. Напряжение боя нарастало. И вот тут-то со стороны Шалыгино на подводах подъехали до пятисот вражеских солдат. Они быстро развернулись и повели наступление на село, загибая фланги с целью соединиться с южной группой. Это была главная группировка противника.
Руднев, как всегда, выбегал на самые открытые места. Из-за этого мы вечно с ним ссорились. Оправдываясь, он обычно говорил, что так ему лучше видно противника и можно точнее указывать пулеметчикам цели. Семен Васильевич воюет по принципу – командир во всем должен быть примером бойцу. Он не любит тех, кто бравирует своей храбростью, хотя в трудные моменты, когда нужно подбодрить людей, сам ходит под пулями во весь рост. Но трудных моментов у нас бывает очень много, и мне постоянно приходится волноваться за него. До этого дня ему везло, а вот в Веселовском бою комиссар тяжело пострадал: пуля вошла под левым ухом и вышла под правым, разворотив челюсть, небо и язык.
Когда Панин и сын Руднева Радик несли его по селу с окровавленным лицом, кто-то крикнул: «Комиссара убили!» Но он был жив. Во время перевязки Семен Васильевич потерял сознание и выронил автомат. Радик решил, что отец умер, схватил его оружие, быстро выскочил из хаты и ринулся в самую гущу боя. Мальчика едва удалось остановить.
Улучив минуту, я забежал в санчасть. Партизанский врач Дина Маевская хлопотала возле раненого. Семен Васильевич лежал на соломе. Шапка, гимнастерка, шинель, брюки – все в крови. Но вот он пришел в себя и начал шарить рукой вокруг – искал автомат. Дина сказала, что его взял Радик, и протянула Семену Васильевичу его парабеллум. Ведь фашисты были всего в полутораста метрах от санчасти. Изо рта комиссара, когда он пытался что-то говорить, брызгала кровь. Я успокоил его:
– Лежи, все в порядке, бой идет так, как мы с тобой предвидели.
Он гораздо легче переносил адскую боль, чем сознание того, что в критический для соединения момент вышел из строя.
Партизаны хорошо понимали своего комиссара и старались всячески его успокоить. При первой возможности люди забегали в санчасть, говорили, что оборона держится стойко. Но он всем показывал рукой – не сиди возле меня, беги, мол, туда…
Вторая группировка противника, прибывшая из Шалыгина, всей своей силой обрушилась на хутор Байдаров, который обороняла группа Павловского. Хутор горел, патроны у бойцов на исходе, но держались они стойко. Павловский уже дважды ранен. Кролевецкий коммунист Подуремя, тоже раненный в ногу, перетаскивал на себе истекающего кровью командира с места на место, подальше от огня, пожиравшего одну постройку за другой. Командира прикрывал сержант-разведчик Федор Комнатный. Увидев на лице и груди Федора кровь, Павловский предложил ему идти в санчасть, но тот хладнокровно ответил:
– Нас и так мало, а уйду, еще меньше будет. Нужно биться до конца.
Воодушевленные геройством Павловского, партизаны стояли насмерть. Политрук Михаил Иванович Жук с семью бойцами выдержал и отбил атаку более сотни мадьяр. Партизаны Гаркавенко, Мирошниченко, Пыжов, Денисов, Мычко не отошли ни на шаг с занимаемых позиций и уничтожили свыше сорока вражеских солдат.
В самую тяжелую минуту боя, когда, казалось, враги вот-вот ворвутся на хутор, мадьярский пулеметчик ударил по нашим с фланга. Его огонь был настолько сильным, что партизаны не могли и головы поднять. Тогда командир отделения Виктор Хабаров и комсомолец Василий Чусовитин подползли к вражескому расчету, благо снег был глубокий. Мадьяры заметили бойцов, но было уже слишком поздно. Автоматные очереди Чусовитина уложили их на месте. Захватив пулемет, Хабаров ударил по напиравшим врагам. Атака захлебнулась.
Прибежавший ко мне с хутора связной доложил, что на каждого бойца осталось всего по двенадцати патронов. Но что я мог сделать? Патронов в резерве не было. Написал записку: «Держитесь, заставьте противника залечь, морозьте его на снегу, добывайте патроны у врага».
В центре обороны мадьяры шли тремя цепями. Местность открытая, все видно как на ладони. На снегу четко вырисовывались фигуры солдат. Было ясно: они ринулись в психическую атаку. Партизаны глубоко зарылись в снег, укрылись за сараями, хатами и, тщательно целясь, чтобы ни один патрон не пропал даром, били наступающих на выбор. А они шли по открытому полю и стреляли наугад.
И все же группа мадьярских автоматчиков просочилась на территорию хозяйственного двора колхоза, совсем близко от хаты, в которой располагалась санчасть. Шальные пули врезались в стену, попадали и в окна.
Старшина Николай Бардаков находился на наблюдательном пункте, на крыше соседней хаты, и оттуда почти в упор расстрелял мадьярского офицера, который вел эту группу солдат. Потеря командира вызвала замешательство среди мадьяр, чем и воспользовался Бардаков. Он перебежал через двор, взобрался на крышу сарая и начал поливать мадьяр короткими очередями из ручного пулемета. На помощь отважному старшине подоспели бойцы Глуховского отряда Маркин и Кокин, отделение Афанасия Бывалина, мой адъютант Политуха, включились в дело штабисты, повар, ездовой. На этот раз не смогли удержать и сына комиссара Радика. Медфельдшер Наташа Ильенко притащила на себе в санчасть смертельно раненного командира отделения Василия Павлова и, взяв его автомат, ринулась в бой. Общими усилиями прорвавшаяся группировка была уничтожена. На снегу осталось шестьдесят три вражеских трупа. А Наташа Ильенко умудрилась захватить в плен мадьярского солдата.