Несколько месяцев пробыл наш отряд в Котелевском лесу. Оттуда мы контролировали район четырехугольника: Полтава – Зеньков – Ахтырка – Краснокутск. Совершали ночные налеты на немецкие гарнизоны в окрестных селах, нападали из засад на вражеские колонны, громили осиные гнезда продавшихся оккупантам петлюровских жовтоблакитныков.
Под ударами созданной из красногвардейских и партизанских отрядов Красной Армии оккупанты вынуждены были отступить на запад. Народ вновь взялся за плуг и косу, по которым так соскучились трудовые руки. Но и на сей раз недолго продолжалось затишье. Нагрянула новая беда: с юга шел Деникин. Опять пришлось бросать семью, мирный труд и идти в поход.
Накануне отхода к нам в Котельву приехал из Ахтырки секретарь уездного комитета партии Подвальный. Собрал он нас, слободских активистов, в ревкоме.
– Ну, как дела? – спрашивает.
– Да чтобы хороши были – сказать нельзя. Вот в лес уходить собираемся. Будем противника с тылу бить.
– Знаю, все знаю. Отряд Котелевский хороший. Только вот что, друзья, впереди у вас бои, а партийной организации еще нет.
Каждый из нас много слышал о партии, мечтал быть в ее рядах. Общие мысли высказал Бородай – отрядный комиссар:
– Большевистская партия правильная. Мы за нее, за товарища Ленина. Только, товарищ секретарь, сомнение у нас: сможем ли мы быть настоящими большевиками?
Подвальный рассмеялся.
– Вы, хлопцы, не сомневайтесь. Вы и есть самые настоящие большевики. Проводите, можно сказать, в жизнь политику партии, политику товарища Ленина.
– Тогда пишите, товарищ Подвальный, – раздалось сразу несколько голосов.
– Ты, Сидор, у нас командир, тебе и почет первому записаться, – промолвил Бородай.
Первым секретарем нашей партийной ячейки избрали Гнилосыра. На всю жизнь запомнил я день 29 мая, когда уполномоченный уездкома уже в походе вручил мне партийный билет.
Отступая, наш отряд в районе Ахтырки встретил группу партизанских отрядов, руководимых Пархоменко. С ними пошли дальше на север, постоянно отбиваясь от наседавших белогвардейских банд. Под Тулой наш Котелевский отряд красных партизан влился в создаваемые новые части Красной Армии. А ко мне, как назло, прицепился сыпной тиф. Сдали меня в санитарный поезд, и уж не помню, как очутился в Саратовском военном госпитале. Вышел из госпиталя худой, кожа да кости. В Саратовском губкоме товарищи предложили побыть в тылу, окрепнуть. Но я отказался, попросился на фронт. Послали в Уральск к Чапаеву. В дивизии назначили помощником начальника команды по сбору оружия. Она состояла из ста двадцати закаленных в боях красноармейцев и рабочих уральских заводов.
В то время молодая Советская республика не могла полностью снабдить многочисленные фронты самым необходимым – винтовками, пулеметами, патронами, снарядами, хотя все это было в стране. Контрреволюционные элементы – кулаки, купцы, духовенство, хозяева заводов, магазинов, мельниц – прятали огромное количество оружия. Особенно много его было у зажиточного уральского казачества – оплота царизма. Страны Антанты усиленно снабжали оружием не только армии Деникина, Колчака, Врангеля, но и многочисленные банды анархистов и эсеров, действовавшие в нашем тылу.
Нужно было обезвредить заклятых врагов революции, готовящих удар в спину. Нашей команде помог сам Василий Иванович Чапаев. После одного неудавшегося поиска он собрал нас и начал расспрашивать, где мы были, как искали оружие, что нашли.
– Не так искать надобно. Спрашивать у кулаков да справных казаков, где они оружие ховают, нечего, все одно не скажут.
Василий Иванович рассказал о том, как он дрался с белоказаками, где и как добывал оружие и боеприпасы. После этого совещания дела у нас пошли лучше. Мы находили оружие в овинах и на чердаках, в горенках купеческих дочерей и в искусно замаскированных бункерах, вырытых в отдаленных от жилья буераках. Нашли мы оружие и в алтаре за иконостасом старой станичной церкви. Было его здесь немало – сотня винтовок и около полутысячи гранат, десять тысяч винтовочных патронов да два английских пулемета.
Когда Красная Армия разгромила Колчака в Сибири, а Чапаевская дивизия – калединцев у Гурьева, нашу команду направили на Южный фронт. В Уральске мы погрузили в эшелоны все собранное оружие, артиллерию, боеприпасы и двинулись на юг Украины. Командующий 6-й армии, в распоряжение которого мы прибыли, приказал немедленно доставить привезенное в воинские части, которые в те дни готовились к штурму Перекопа. Перевозить оружие и боеприпасы предстояло по бездорожью на расстояние до ста и больше километров. Снова пошли бойцы по селам и хуторам. Кулаки Таврии запрятали своих коней с тачанками в днепровских плавнях, ярах и клунях. С большим трудом собрали мы двести пароконных подвод. Работали до полного изнеможения, задание выполнили в срок.
Взяла наша армия Перекоп. Разгромили Врангеля. Страна приступила к мирному труду. Многих демобилизовали, меня же откомандировали в распоряжение Запорожского губернского военного комиссара. В июле 1921 года получил назначение сначала помощником военного комиссара, а несколько позже – военным комиссаром Большетокмакского уезда.
Советская республика только-только поднималась из руин, всюду зияли раны войны. Банды из недобитого царского офицерья и местного кулачества терроризировали население. На борьбу с бандитами были мобилизованы все коммунисты уезда и в первую очередь работники военкомата. В селах создали отряды самообороны. За полгода напряженной борьбы число банд заметно уменьшилось.
Вскоре я получил приказ выехать в город Геническ и организовать там уездный военный комиссариат. Аппарат Генического уездного комиссариата подбирался наспех, многие его работники ни разу не бывали в боях, плохо знали оружие, а ведь нам надо было вести борьбу с бандами.
Вспоминается такой случай. Получили мы сведения, что километрах в сорока от Геническа зверствует небольшая банда местного «пана атамана». Бандиты убили председателя сельсовета, двух кооператоров, изнасиловали и повесили учительницу. Вызвал меня секретарь уездного комитета партии и говорит:
– Бери, Ковпак, милицию и свою военкоматовскую команду, да езжай, разделайся с бандой.
В село приехали под вечер, собрали актив. В это время банда, не зная о нашем прибытии, с гиканьем и беспорядочной стрельбой ворвалась в село. При сложившейся обстановке наша застава должна была пропустить их и ударить с тылу, но неопытные бойцы открыли огонь преждевременно и тем спугнули бандитов. Преследуемые отрядом, бандиты заехали в топкое место Сиваша, бросили коней, а сами вплавь переправились на противоположный берег.
Этот случай послужил хорошим уроком для необстрелянных бойцов. Последующие наши операции были более удачными, и вскоре мы сумели уничтожить не только эту, но и другие банды. После Геническа работал военным комиссаром Павлоградского округа. Однако годы, проведенные в окопах, подорвали здоровье – крепко мучил ревматизм. Обратился с просьбой о демобилизации. В июле 1926 года моя просьба была удовлетворена.
Но еще до приказа о демобилизации я уже стал председателем колхоза имени Ленина в селе Вербки. История эта довольно интересная. С конца 1924 года мне, как постоянному уполномоченному Павлоградского окружкома партии, часто приходилось бывать в Вербках. Проводил там беседы, собрания, помогал комитету бедноты. Председателем Вербского сельсовета был Илларион Васильченко – парень хороший, но несколько горячий, в боях с белыми он потерял ногу, ходил на деревяшке. Так вот, вместе с активистами села он решил снять церковные колокола.
Не разъяснив прихожанам (верующим) суть дела, Васильченко с товарищами пришли к церкви и развернули подготовительные работы. Дьячок с пономарем побежали по селу:
– Люды! Антихрысты церковь грабують!
Через несколько минут активисты были окружены толпой женщин, «вооружившихся» вилами, граблями, сапками. Сообразив, что это может для них кончиться плохо, Васильченко и его друзья заперлись в церкви. Кто-то об инциденте сообщил в уезд. На место прибыло человек тридцать конной милиции. Атмосфера накалилась еще больше. Подстрекаемые дьячком и кулаками, женщины набросились на милиционеров.
По указанию секретаря окружкома Барабанова я срочно отправился в село. Въехал на тачанке в самую гущу толпы. Женщины, перебивая друг друга, голосисто кричали.
Встал на тачанке во весь рост и жду. Долго ждал, пока народ утихомирился. Речь свою начал с того, что осудил поступок Васильченко. Особо подчеркнул, что он не имел права снимать колокола без согласия народа. Потом пожурил женщин за то, что они прибегли к самосуду. Так нельзя. У нас есть народная власть, и она во всяком деле разберется со всей справедливостью. Далее я сказал, что Васильченко свяжу, увезу в уезд, там его и накажут. Так я и сделал. С тех пор установились у меня с вербовцами хорошие отношения. Через несколько месяцев, когда в селе провели разъяснительную работу, вербские прихожане сами сняли колокола.
В сентябре 1925 года Павлоградский окружком партии поручил мне организовать в Вербках колхоз. На общее собрание пришли все жители села. После доклада и ответов на вопросы первым с провокационным заявлением выступил подкулачник.
– Мы обсуждали этот вопрос целую неделю, и он для всех ясен. Давайте записываться. Только вы, товарищ военком, пишитесь первым. Если вы будете у нас председателем, тогда и мы все запишемся.
Подкулачники, видимо, рассчитывали, что я не соглашусь, и тогда им будет легко сорвать организацию колхоза. Я ответил, что если меня изберут, то с радостью буду работать.
Васильченко вел собрание. Он не растерялся и сразу обратился к собравшимся:
– Кто за то, чтобы товарищ Ковпак был председателем нашего колхоза, прошу поднять руки.
Избрали единогласно.
Вот так и стал я председателем колхоза. Проработал полтора года, подготовил на свое место толкового молодого парня и попросил колхозников освободить меня от председательских обязанностей. Люди согласились, но потребовали, чтобы я оставался заместителем. Что ж, воля народа – закон.