Уничтожив лельчицкий гарнизон, мы тем самым очистили от немцев большой район Полесья. Впоследствии, когда в Лельчицах была создана местная партизанская бригада, я получил оттуда письмо. Один партизан писал:
«Довожу до вашего сведения о том, что граждане Лельчицкого района в порядке благодарности за разгром немецких фашистов в городе и районе отслужили в селе Литмяная молебен за успех партизанского соединения. На молебне присутствовало пять тысяч человек. Молебен служил священник Буйновицкого прихода. В конце молебна пропели «многие лета» партизанам и партизанкам вашего соединения, товарищ Ковпак».
27 ноября партизанское соединение расположилось в полесских селах Глушкевичи, Милашевичи, Приболовичи. Это – в лесах между Лельчицами и Олевском, вблизи железной дороги Сарны – Коростень. Отсюда группы наших подрывников нанесли удар по сарнскому железнодорожному узлу. Было взорвано девять больших железнодорожных мостов на участках Сарны – Лунинец, Сарны – Ковель, Сарны – Ровно, Сарны – Коростень, то есть нарушено движение на всех дорогах, скрещивающихся в Сарнах. Работа сарнского железнодорожного узла была полностью парализована на полтора месяца.
Эта операция получила у нас название «Сарнского креста». Все мосты были взорваны одновременно пятью ударными группами, выступившими из Глушкевичей в ночь на 30 ноября. У каждого моста происходило одно и то же. Наши группы появлялись внезапно и бросались на штурм с возгласами: «За Сталина, за Родину!» Немецкая охрана нигде не успела открыть огонь. Партизаны уничтожили ее, не потеряв при этом ни одного человека.
После взрывов мостов подрывники развесили на уцелевших звеньях огромные кормовые тыквы: взрывчатых веществ не хватило. Как и следовало ожидать, немцы решили, что тыквы не зря повешены, что внутри их, несомненно, находятся адские машины партизан. Потом об этих тыквах ходили легенды. Крестьяне рассказывали нам, что специальная техническая комиссия немцев больше двух недель ломала себе голову, пытаясь разгадать секрет механизма скрытых в тыквах мин. И подойти к ним боялись, издали все разглядывали в бинокль, и расстрелять не решались: как бы не взлетело в воздух и то, что уцелело от моста.
Штаб партизанского соединения все это время стоял в Глушкевичах. Это большое село с нашим приходом после разгрома немецкого гарнизона в Лельчицах стало центром целого партизанского района. Глушкевичи были связаны телефоном со всеми селами, в которых стояли наши отряды. Отсюда принятые партизанской радиостанцией сводки Совинформбюро, сообщения о победах Красной Армии под Сталинградом распространялись по всему южному Полесью. Эти сводки, как боевой клич, поднимали народ на борьбу с вражескими захватчиками.
В Глушкевичи к нам пришел небольшой партизанский отряд из села Ельск. На наших глазах этот отряд, насчитывавший несколько десятков бойцов, вырос до 200 человек. Мы вооружили его, подучили и отправили обратно в свой район для самостоятельной работы. Непрерывно росли и ряды наших батальонов.
Одна группа добровольцев в несколько десятков человек подошла к нашему штабу строем, под командой.
– Прибыло пополнение, – отрапортовал мне командир.
Жители соседних сел Боровое, Шугалей, Рубеж постановили на общих собраниях закрыть для движения немцев все дороги и сейчас же приступили в своем районе к разборке мостов и устройству завалов. Польское население Будки Войткевицке еще до нашего вступления в эту деревню вынесло на собрании решение произвести сбор мяса, картофеля и фуража для партизан.
Прошло около месяца, прежде чем немецкое командование сумело подготовиться к активным действиям против нас. 22 декабря, сконцентрировав в районе села Хочин крупные силы отборных частей СС и жандармерии, немцы повели наступление на Глушкевичи. Наступало пять батальонов двумя группировками, с запада и юго-востока. После ожесточенного боя, продолжавшегося непрерывно день и ночь 22–23 декабря, нам пришлось принять решение оторваться от противника.
На «Сарнский крест» мы израсходовали весь запас взрывчатки, да и прочие боеприпасы были на исходе. Надо было искать подходящее место для аэродрома, чтобы принять самолеты из Москвы. Мы решили уходить на север, в самую глушь Полесья, в гнездовья белорусских партизан.
Избранный нами маршрут проходил через село Бухча Туровского района. Это село оказалось занятым батальоном немцев. Мы рассчитывали прорваться через Бухчу, опрокинув немецкий гарнизон внезапным ударом с хода, но это не удалось. Передовые роты партизан на подступах к селу были встречены ураганным огнем из домов, в которых немцы уже успели укрепиться. Партизанам, третьи сутки не имевшим ни минуты отдыха (бой, потом ночной марш), пришлось, чтобы пробить себе дорогу через село, каждый дом брать штурмом, выбивать из него немцев пушками.
Кровопролитие в Бухче было сильное. Двадцать часов вели мы здесь ближний бой, партизаны сходились с противником в рукопашную, пока не прорвались, уничтожив при этом весь немецкий гарнизон. Из Бухчи двинулись на село Тонеж. Немцы еще раз попытались преградить нам дорогу на север. Из Турова наперерез партизанам был выдвинут сборный батальон полиции. Мы столкнулись с ним на подходе к селу Тонеж и коротким ударом частью истребили, частью рассеяли.
Опять на нашем пути оказалась Припять. Тогда мы подошли к ней с севера, теперь подходили с юга. Сколько уже петель сделали на Украине – еще одна. Январь наступал, лед на реке был крепкий, но все-таки под тяжестью нашего обоза местами начал проламываться. Хорошо, что бойцы запаслись жердями и веревками – было за что ухватиться, когда, проваливались в полынью. За людей я не боялся – закалились: выкупался хлопец, вылез из-подо льда и просит только скромно сто грамм, чтобы чуточку согреться. Больше всего было беспокойства за пушки. Все наше внимание было сосредоточено на них. Не раз уже пушки нас выручали. С ними мы всюду чувствовали себя как-то увереннее, и народ при виде пушек с уважением говорил про нас:
– Вот это партизаны – с пушками!
Стоим мы с комиссаром на берегу, смотрим, как тянут по льду пушки, – глаз с них не сводим.
Кто-то прибегает, что-то говорит, я что-то отвечаю, а сам думаю: «Ну, еще немного, и тогда уже не страшно».
Редко, когда я так волновался. Обошлось счастливо, без каких-либо потерь. Переправились через Припять и пошли дальше на север, лесными дорогами, снегами, к большому озеру Червонное, по-старинному – Князь-озеру. Это один из самых глухих уголков Полесья. Въедешь в деревню – беспорядочно разбросанные хаты, не поймешь – где тут улица, дворов нет, вместо них навесы для скота, а вокруг кустарник по болоту, дальше девственные леса, все завалено снегом, зима, а туман, как осенью.
Немцы не решались проникать в эти болотисто-лесные трущобы. Так же, как в Брянских лесах, партизаны были здесь полными хозяевами. Мы пришли сюда, к белоруссам, как к себе домой. Все дороги контролировались партизанскими патрулями, каждое село было базой какого-нибудь отряда. Верующие молились в церквах за ниспослание победы Красной Армии, тут же после богослужения собирались продукты для партизан.
В этих деревнях ходило много легенд: и старинных, переживших, должно быть, не одно поколение, о затонувших на озере островах и княжеских замках, в которых томились чудесные красавицы, и новых, сложенных уже во время войны. В дни немецкой оккупации, когда стало народу жить невмоготу, в Полесье появились всякие проходимцы, продавшиеся немцам. Они дурили людям головы чудовищными слухами. И вот родилась легенда. Не знал, мол, народ, что делать, кому верить, и пришли люди к одному столетнему деду, видевшему вещие сны, и стали его спрашивать:
– Скажи, дед, кто спасет народ?
Дед велел придти завтра. Чтобы ответить, он должен был увидеть сон.
Явился народ на другой день – полная хата набилась.
– Так вот, люди, – сказал дед, – видел я во сне, что на опушке леса у Князь-озера стоит старый дуб, а возле него лежит шесть больших камней. В камнях вся тайна – надо найти их.
И решил народ итти искать по берегу озера тот дуб, возле которого лежат шесть камней, хранящих тайну. Долго искали, наконец нашли на берегу Князь-озера старый дуб, росший среди больших камней. Камни те наполовину в землю ушли. Сосчитали – шесть, как сказал дед. Стали отрывать, но сколько ни бьются, никак не могут отрыть – сил не хватает, слаб стал народ.
Приходят к деду и говорят, что камни нашли, но тайны открыть нельзя: камни так глубоко в землю вросли, что нет сил откопать их.
И опять дед велит народу обождать до завтра. Чуть свет собралась у его хаты вся деревня. Всем не терпелось узнать, какой сон нынче приснился вещему старцу.
Долго спал дед. Проснулся, когда солнце уже высоко было.
– Так вот, люди, – говорит он, – приснилось мне нынче, будто над околицей нашей деревни горит звезда, как солнце.
Опустили люди головы, молчат. Много лет назад к Октябрьскому празднику была построена у околицы красивая деревянная арка, и комсомольцы украсили ее большой красной пятиугольной звездой, убрали еловыми ветками. А когда началась война и в Полесье пришли немцы, старики сняли звезду и куда-то спрятали ее.
Что бы значил новый сон деда? – думал народ, молча расходясь по хатам. К утру на арке, что стоит у околицы, появилась вдруг блестящая на солнце свежей краской, украшенная хвоей пятиугольная звезда.
Обрадовался народ, почувствовал, что силы к нему вернулись, и снова все пошли на берег озера, к старому дубу, дружно взялись за камни и легко вырыли их. Каждый камень оказался буквой. Сложили буквы и прочли слово: «Сталин».
Как ни старались немцы с помощью своих прихвостней отравить сознание народа, как ни трудно приходилось народу, но в душе оставалась непоколебимая вера в наше советское дело. По-разному люди выражали свою веру, но у всех она связывалась в сознании с именем товарища Сталина.
В первых числах января – шел уже 1943-й год – штаб соединения остановился в селе Ляховичи на берегу озера Червонного. Здесь произошла братская встреча партизан Белоруссии с партизанами Украины, было проведено совещание командования группы отрядов Сумской области с командирами белорусских отрядов.