…Идем, не сгибаясь, в железном строю
За счастье народа, за землю свою,
Чтоб снова на ней, на земле на родной,
Стояли хлеба золотою стеной,
Чтоб яблони снова дымились в цвету,
Чтоб вольная песня неслась в высоту…
О мать-Украина – родная земля!
Мы вражеской кровью напоим поля,
За все твои раны врагу отомстим,
Живому отсюда уйти не дадим.
А какая радость была, когда наши радисты, поймав волну станции, на которой работало украинское радиовещание, устанавливали репродуктор и партизаны вместе с колхозниками слушали выступления членов советского правительства Украины и Центрального Комитета КП(б)У!
В эти дни Красная Армия, начавшая массовое изгнание немецких оккупантов с советской земли, вела уже наступательные бои на территории Украины, на подступах к Харькову, в Донбассе. Близился час освобождения. В приказе товарища Сталина, объявленном по радио в 25-ю годовщину Красной Армии, которую мы праздновали в одном из сел Ровенской области, перед нами, партизанами, ставилась задача шире раздуть пламя борьбы в тылу врага, всеми силами, всеми средствами помогать наступающей Красной Армии. Нашим ответом на этот приказ вождя был крепкий удар по железной дороге Ковель – Ровно, где партизанские группы разгромили станцию Цумань и пустили под откос несколько эшелонов с войсками противника.
В день праздника Красной Армии командование соединения получило в подарок от местных жителей и партизан тачанку в упряжке тройки карих рысаков с одинаковыми звездами на лбу, с нарядной сбруей, на которой медные бляхи сверкали, как золотые. Эта тачанка стала моим походным штабом. По каким только дорогам Украины ни привелось ей мчаться, через сколько рек переправляться по льду, на паромах, плотах, по наплавным мостам и вброд!
Началась распутица. В селах нас встречали уже с букетами весенних цветов. Дальше ехать на санях нельзя было— оставили их колхозникам, боеприпасы и продовольствие перегрузили на повозки. Часть бойцов села верхом на освободившихся лошадей. На дневках всадники ковали в сельских кузницах стремена, оборудовали седла-самоделки. Так создавался наш эскадрон, командиром которого был назначен бывший бухгалтер Ленкин, получивший у партизан прозвище Усач. По размерам усов он перещеголял всех наших усачей. Этот бухгалтер оказался прирожденным кавалеристом, несравненным по лихости командиром. И бойцы эскадрона подобрались под стать своему командиру. Были среди них живописные фигуры, одним видом наводившие панику на немцев. Никогда не забудешь Лешу-кавалериста, получившего это прозвище еще будучи связным штаба. Надо было видеть его, когда он скакал, обгоняя колонну: конь невероятных размеров, вроде битюга, с оторванным хвостом, пойдет галопом – земля гудит, на всаднике – огромная соломенная шляпа, весь он оплетен ремнями, увешан сумками, планшетками, фляжками, биноклями. Все трофейное, только чуб свой, казацкий…
И вот удивительно: несмотря на всю пестроту одежды, вооружения и снаряжения, придававшей нашей колонне явно партизанский вид, не только немцы, но и свои люди, даже советские офицеры, выбиравшиеся из окружения или бежавшие из плена, приходя к нам, сначала не верили, что мы – партизаны, принимали нас за парашютно-десантную дивизию. Они представляли партизан по старинке, по временам гражданской войны, и их, вероятно, вводили в заблуждение строгая дисциплина марша, наше тяжелое вооружение, пушки, минометы и то, что мы крепко были связаны с «Большой землей», что среди партизан часто появлялись летчики или вдруг на нашем пути самолеты сбрасывали грузовые парашюты.
Приближаясь к Киевской области, где предстояло нанести удар по железной дороге Киев – Коростень, мы запросили по радио Москву, нельзя ли получить взрывчатки, запас которой уже нуждался в пополнении. Москва взяла наши координаты и условные знаки. Продолжая марш, мы все время прислушивались к воздуху. Над нами часто шумели моторы немецких транспортных самолетов. Опасаясь партизан, немцы летали на большой высоте. Однако одну транспортную машину врага удалось сбить ружейно-пулеметным огнем. Это было недалеко от города Костополя. Вскоре мы услышали ночью знакомый звук советского мотора. Зажгли костры. Самолет, покружившись над нами, стал сбрасывать грузовые парашюты. Специальная команда партизан, стоя у костров, подхватывала падающий на огонь груз огромной взрывчатой силы и укладывала его на подводы. Вслед за этим самолетом той же ночью прилетели еще два «москвича». Мы получили не только тол, но и свежие московские газеты.
Месяц продолжался наш поход с озера Червонного. Мы шли открытыми, густонаселенными местами, взрывая по пути мосты, громя станции, гарнизоны, склады, и все-таки выход партизанского соединения под Киев оказался для немецкого командования полной неожиданностью. Должно быть, такая дерзость казалась немцам просто невероятной. Они всполошились, когда мы были уже в 80–100 километрах от Киева.
В открытой местности под Коростенем, когда партизанская колонна переходила железную дорогу Коростень – Житомир, немцы напали на наш след, и отсюда несколько немецких батальонов шли за нами по пятам. Стали надвигаться гитлеровцы и со стороны Киева, появилась вражеская авиация.
8 марта на виду противника, начавшего уже наседать на нас, партизанские батальоны под прикрытием группы автоматчиков переправились через разлившуюся в весеннем половодье реку Тетерев. Переправа происходила по узкой полоске льда, задержавшейся на одном крутом повороте русла. Потом эта ледяная перемычка была взорвана.
Вступив в село Кодры, окруженное лесом, партизанские батальоны заняли оборону, выдвинули на лесные дороги заставы. Решено было дать здесь немцам бой, «чтобы не наступали нам на хвост», как говорили партизаны. Передовой батальон гитлеровцев, натолкнувшись на партизанскую заставу, развернулся в лесу. Застава, отступая, заманила его к селу, прямо на наши станковые пулеметы. Весь этот батальон немцев полег тут под кинжальным пулеметным огнем. Второй немецкий батальон, двигавшийся вслед за первым лесной дорогой, был застигнут на марше ротой автоматчиков Карпенко, посланной в обход, и почти весь уничтожен раньше, чем успел развернуться.
После этого боя мы двинулись дальше ускоренным маршем. Подходим к магистрали Киев – Коростень, встречают местные партизаны, говорят: впереди дорога заминирована. Задерживаться нельзя было, и я приказал продолжать движение, пустив вперед гурт захваченного у противника скота. Этот скот партизаны раздавали на дневках колхозникам – возвращали хозяевам. Теперь пришлось использовать его для разминирования дороги.
Несколько коров взорвалось на минах, но люди прошли без потерь.
10 марта, перейдя ночью железную дорогу Киев – Коростень, все партизанское соединение вышло к селу Блитча, на исходные позиции для намеченной операции под Киевом.
Наши роты ворвались в это село с такой стремительностью, что немецкая полиция не сумела даже предупредить по телефону свое начальство в районе о приближении партизан. Здешний телефонный аппарат в помещении старостата был на одном проводе с аппаратами соседних сел. Мы не преминули воспользоваться этим и долго слушали телефонные разговоры полицаев, не подозревавших, что в Блитче партизаны. Благодаря этому мы, не выходя из села, были в курсе всего, что предпринималось немцами в связи с появлением в Иванковском районе партизан.
Вызывают из Иванково:
– Блитча, Блитча, Блитча! Что за черт!
Блитча не отвечает. Отзывается голос из другого села:
– Иванково, кто это у телефона?
– Я – начальник полиции. А вы кто?
– Из Коленцы полицай. В Блитче, должно быть, староста загулял.
– Это бы еще ничего. Мне думается, что там что-то другое.
– Думаете, партизаны?
– Надо выяснить, что там. Пошлите кого-нибудь с веревкой и топором, как будто в лес, по дрова. Пусть он посмотрит, что делается в Блитче.
Я сейчас же приказал выслать несколько бойцов в лес в направлении села Коленцы, и вскоре они привели одетого в крестьянское платье полицейского с топором и веревками. Тот сознался, что его послали в Блитчу для разведки.
Продолжаем подслушивать телефонные разговоры. Иванково вызывает Коленцы:
– Ну как, посылал в Блитчу?
– Послал, но еще не вернулся.
– Пошлите кого-нибудь на подводе. Положите мешка два картошки, как будто знакомой тетке везет.
– Хорошо, сделаем. А у вас что слышно?
– Войска прибывают из Киева. Машина за машиной. С пушками и минометами.
Снова посылаю несколько бойцов в направлении села Коленцы. Возвращаются на подводе с картофелем, привозят второго немецкого разведчика. Допрашиваем его и одновременно готовим немцам встречу. Один батальон располагается в километре от села, окапывается. Батарея встает на позицию. Две роты уходят в лес, чтобы с появлением противника ударить ему во фланг и тыл. Все дороги берутся под наблюдение.
Между тем Иванково опять вызывает Коленцы.
– Ну что, никто не вернулся из Блитчи?
– Послал еще одного, но ни того, ни другого нет. А у вас что нового?
– Все улицы войсками забиты.
На следующий день противник подошел к Блитче. Наступало около двух батальонов немцев и немецко-украинских националистов. К встрече их мы успели хорошо подготовиться. Несколько рот заранее выслали лесом для нанесения удара с правого фланга и в тыл наступающим. Левый фланг, поле, примыкающее к реке Тетерев, оставили открытым. Встреченный ураганным огнем в лоб и неожиданно атакованный с тыла, противник заметался и попал в подготовленную нами ловушку. Партизаны вышибли его из леса на открытое поле, под огонь пулеметов, прижали к реке. Ошалевшие от страха солдаты бросали оружие и кидались в широко разлившийся Тетерев, карабкались на плывущие по реке льдины, но партизанские пули настигали их и там. Весь берег был завален вражескими трупами, много трупов течение унесло на льдинах. В этом бою два наших подростка – партизанские воспитанники – взяли в плен 18 немецко-украинских националистов, «казачков», как называли себя эти предатели. Чтобы пленные не разбежались, юные партизаны прибегли к старому надежному способу: обрезали у них на штанах все пуговицы и отобрали пояса. Сколько смеха было, когда под конвоем двух парнишек с автоматами по селу шла толпа пленных «казачков», обеими руками поддерживавших штаны.