Эта отважная женщина направилась прямо в штаб словацкой части. Явившись туда в изящном шелковом платье, она легко добилась аудиенции у подполковника. Разговор происходил с глазу на глаз. Ознакомившись с письмом, словацкий офицер спросил разведчицу:
– А что вы скажете, если я сейчас же прикажу вас расстрелять?
– Что ж, я готова к этому, я знала на что иду, – ответила Александра Карповна.
Он был поражен ее спокойствием и спросил:
– Что вас заставило идти на смерть?
– Ненависть к немцам, которые хотят поработить мою родину.
– Мы, словаки, тоже ненавидим немцев, – сказал подполковник. – Я вас не выдам, но, к сожалению, предложение вашего командования принять не могу. Если мы перейдем на сторону Красной Армии, немцы немедленно расстреляют наши семьи. Мы уже предупреждены об этом. Пока я могу обещать только, что в случае, если наша часть принуждена будет выступить против партизан, солдаты будут стрелять вверх.
Прощаясь с разведчицей, словацкий офицер предупредил, что немецкое командование концентрирует крупные силы с целью прижать партизан к устью Припяти и потопить их здесь.
Это подтверждалось сообщениями, которые мы получали из разных мест. Немцы замышляли против нас крупную операцию с привлечением полевых войск. Случайно мы узнали, что план этой операции назван гитлеровцами «Мокрый мешок». Из этого не трудно было понять, взглянув на карту, что противник намерен зажать партизан в треугольнике Днепра и Припяти. Пришлось покинуть Аревичи и быстро уходить на север, в леса.
На пути лежала железная дорога Гомель – Калинковичи.
В ночь на 12 мая мы подошли к этой дороге на перегоне Нахов – Голевицы и встретили здесь укрепленную оборону противника. По всей линии были настроены дзоты, вырыты окопы, протянуты проволочные заграждения, у переездов лес был вырублен на 200–300 метров, на лесных дорогах, ведущих к переездам, устроены завалы. Мы попытались прорвать оборону противника, но к утру немцы начали получать сильные подкрепления, и нам пришлось выйти из боя, изменить маршрут.
Решено было перейти на правый берег Припяти, в южное Полесье. Один батальон выступил вперед для постройки переправы через Припять у села Вяжище. Остальные батальоны и батарея заняли оборону у села Тульговичи для прикрытия переправы. Командование этой сводной группой было поручено помощнику начальника нашего штаба Васе Войцеховичу. Посылая Войцеховича, Руднев сказал ему в напутствие:
– Ну, сынок, надеемся на тебя – держись!
Семен Васильевич со своим военным образованием и армейским опытом лучше, чем кто-либо из партизан, понимал всю серьезность угрожавшей нам опасности и на этот раз, всегда такой сдержанный, не мог скрыть тревоги – он очень боялся за прибывших к нам посланцев партии во главе с товарищем Коротченко.
Немецкое командование бросило против партизанского соединения части двух полевых дивизий, снятых с фронта. Утром 17 мая партизаны были атакованы у Тульговичей с земли и с воздуха.
Войцехович занимал оборону впереди села. Партизаны отрыли здесь окопы полного профиля. Целый день они отбивали ожесточенные атаки немецкой пехоты, наступавшей при поддержке десяти танков и нескольких бомбардировщиков. В это время батальон, посланный на Припять, вторые сутки без отдыха скрытыми путями подвозил лесоматериал к месту переправы и вел разведку правого берега. Оказалось, что все правобережье Припяти от устья до Мозыря занято противником, во всех селах стоят немецкие гарнизоны.
Вот что такое был «Мокрый мешок!» Теперь всем стало ясно, в каком положении мы очутились. Не только командиры и политработники, каждый боец сказал себе: «Ну, теперь – стой!» И стояли у Тульговичей, несмотря ни на что.
Артиллеристы и бронебойщики расстреливали танки и бронемашины противника чуть ли не в упор с возгласами «Да здравствует Сталин!» К концу дня, потеряв убитыми свыше трехсот человек, оставив на поле боя четыре подбитых танка, танкетку и бронемашину, немцы прекратили атаки.
Часть партизанских рот сейчас же была снята с обороны в Тульговичах и послана на постройку моста. Одновременно несколько рот передового батальона, переправившись на лодках через Припять, захватили плацдарм на правом берегу. В 9 часов вечера из Тульговичей двинулись к реке последние подразделения. Осталось только 15 конников. Рассыпавшись по всей опустевшей линии обороны, они время от времени освещали местность ракетами, чтобы противник не догадался об уходе партизан из Тульговичей и не двинулся за нами.
В два часа ночи основные силы партизанского соединения сосредоточились у переправы. Мост не был готов еще и наполовину. За строительство взялись все. Заткнувши полы шинели за пояс, вышел на берег и товарищ Коротченко с группой прибывших с ним работников ЦК партии и ЦК комсомола Украины. Около полутора тысяч бойцов и командиров всю ночь работали по пояс в холодной воде, стаскивая бревна в реку и связывая их проволокой в плоты. К утру весь мост длиной в 200 метров был связан у левого берега. Стали разворачивать его поперек Припяти. Сначала течение и ветер, дувший по течению, помогали нам. Но как только мост, развернувшись, стал поперек реки, тросы натянулись и течение, усиленное ветром, разорвало связки плотов сразу в двух местах. Вся работа чуть было не пропала, казалось, что весь мост сейчас сорвется с тросов и река разнесет его в клочья. Но люди бросились на мост, в лодки, и спустя несколько минут разорвавшиеся плоты были вновь связаны. Для большей прочности мост скрепили заранее заготовленными рельсами узкоколейки, взнуздали Припять, как взбесившегося коня.
В шесть часов утра началась переправа. Весь груз пришлось переносить на руках, так как даже под пустой повозкой мост погружался в воду на 20–25 сантиметров. Труднее всего было с 76-мм пушками. Я приказал переправлять их на руках. Когда артиллеристы под командой Деда Мороза, своего «папаши», как они его называли, тащили по мосту первую пушку, сердце сжалось. Мост ушел под воду больше чем на полметра. Людей, тянувших пушку, течение сбивало с ног. Они срывались с моста, плыли, цеплялись друг за друга и снова под командой «папаши» тянули пушку по глубоко опустившемуся в воду мосту.
Завязался бой на правом берегу, противник пошел в атаку на партизанские роты, оборонявшие занятый плацдарм. В самый разгар переправы немцы начали обстреливать ее из пулемета. Хорошо, что наши артиллеристы, выкатив на берег пушку, быстро сбили этот пулемет, а то бы он наделал беды.
Поднялась стрельба и за нашей спиной, на левом берегу.
В районе Тульговичей забухала немецкая артиллерия, открывшая огонь по месту нашей вчерашней обороны. Введенные в заблуждение ракетами, которыми наши кавалеристы всю ночь освещали местность под Тульговичами, немцы долго обстреливали покинутые партизанами позиции. Когда противник обнаружил, что стреляет по пустому месту, и бросился к реке, партизанские батальоны со всем своим обозом и скотом уже переправились через Припять и разрушили за собой мост.
Сосредоточившись на небольшом плацдарме, стойко оборонявшемся передовыми ротами, все три батальона ударили одновременно в разных направлениях, веером. Противник был опрокинут, ворота в южное Полесье открыты.
За два дня боев немцы потеряли не меньше тысячи человек убитыми, восемь танков и три бронемашины. Так закончилась попытка гитлеровцев загнать партизан в «Мокрый мешок».
После того, что было на Припяти, дубовая роща у села Милашевичи, где мы остановились на отдых в первых числах июня, показалась нам каким-то исключительно красивым и мирным уголком. Это – в Лельчицком районе Полесья, неподалеку отсела Глушкевичи – места нашей стоянки в декабре прошлого года, когда мы взрывали железнодорожные мосты под Сарнами. Народ нас здесь не забыл. Приятно было услышать в этих глухих полесских селах песню про то,
Как хлопцы шагали и в дождь, и в пургу
На страх и на лютую гибель врагу,
Как били его богатырской рукой
За древним Путивлем, за Сеймом-рекой.
Эта песня, сложенная одним путивльским партизаном, стала нашим боевым маршем. Народ услышал ее здесь во время декабрьской стоянки соединения в Лельчицком районе, и когда мы вернулись, девушки встретили нас нашей же песней. Запомнили ее, запала, значит, она им в сердце!
Как далеко разнеслись песни путивлян!
Если считать все петли, которые мы делали в пути, чтобы обмануть противника, сбить его с наших следов, обойти сильный гарнизон, появиться там, где враг меньше всего ждет, если учесть все отклонения от основного маршрута, выходы на боевые операции, – с начала Сталинского рейда пройдено больше 6400 километров.
Партизанскую песню, родившуюся в Брянских лесах, слышал народ под Черниговом, Пинском, Сарнами, Ровно, Житомиром, Киевом, Мозырем. И всюду, где днем раздавалась эта песня, ночью враг испытывал на себе богатырскую руку партизан. За время Сталинского рейда нашим соединением уничтожено 14 железнодорожных мостов, 28 гужевых, пущено под откос 14 эшелонов, потоплено 15 речных судов, разгромлено 6 станций, 7 узлов связи, истреблено больше 6 тысяч гитлеровцев.
Коротким был отдых партизан у села Милашевичи. Только расположились здесь в дубовой роще, как опять к нам начали прилетать с «Большой земли» самолеты с боеприпасами, взрывчаткой, медикаментами, литературой – надо было готовиться к новому, еще более трудному и далекому походу.
Конечно, и на этот раз, готовясь к новому походу, никто из партизан, кроме командования соединения, не знал, куда мы пойдем. Знали только, что предстоит выполнить очень почетную задачу, проникнуть в еще более глубокий тыл врага, в районы, где он чувствует себя смелее, где опасность для нас во много раз возрастет и, главное, знали, что мы опять идем в поход с ведома Сталина.
Каждый вечер возле штаба у костра вокруг товарища Коротченко собирались партизаны, пели песни, беседовали. Каких только вопросов не задавали бойцы товарищу Коротченко, но я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь спросил: