— Один хрен, что сперли. На чем мы теперь поедем?
— Мне так все равно, — говорит Путин. — Раз уж нет ни бульдозера, ни истребителя, то можно и на этом, — и ласково стучит по рулю машины.
Автомобиль выворачивает на другую железнодорожную колею и, громыхая по шпалам, едет вдаль.
Зона. Видны странные, необычные пейзажи. Снег. Припорошенная скульптурка Ленина (вариант: Дзержинского) указывает рукой вверх. Торчащая в разные стороны из заброшенного бетона арматура. Бок о бок стоят новенький 600-й мерседес, помигивая габаритами и ржавая раскуроченная «копейка» (Ваз-2101) на деревянных бакулках вместо колес, с продавленным верхом. Это Зона по-разному воздействует на предметы. Какие-то обломки, фрагменты стен. Не то недострой, не то разрушено.
Чубайс: — Я слышал, в Зоне все еще сохранились люди. Те, которые жили здесь в момент наступления переходного периода.
Геращенко: — Не уверен, что это жизнь.
Чубайс: — Ну, в строго биологическом смысле…
Слышат стук. Заглядывают в проем стены. Сидит козел (шахтер), долбит каской по полу.
— Кто это?
Путин: — Мираж, наверное. Здесь все время что-то мерещится.
— Хочу есть, — говорит козел.
Путин: — Ну вот, я же говорил что это мираж. Не обращайте внимания.
Чубайс с иронией шахтеру: — А ты не пробовал начать голодовку?
Козел: — Пробовал, не помогает. Все равно есть хочу.
Идут дальше, слышат невнятный вой. Заглядывают в другой проем стены а там сидит свинья с плакатом: «Верните учителям зарплатку!». И хрюкает. Потом воет на луну.
Чубайс: — Как же они живут, если никто не работает?
Путин: — Этого никто не может понять. На то она и Зона.
Камера показывает лужу, в которой лежит пистолет. Затем смещается дальше и теперь видны в воде поочередно — автомат, гранаты, гранатомет.
Путин: — Она была где-то здесь…
— Кто?
— Комната исполнения желаний. Ага, вон она. (Теперь вдалеке за рекой виден Кремль). Нам туда.
Геращенко (разочарованно): — Что же вы цену набивали?! Это же рукой подать!
— Да, но рука должна быть о-очень длинной. У нас такой пока нет.
Вот, наконец, они внутри стен Кремля. Путин кладет на педаль газа «уазика» кирпич и автомобиль без людей уезжает по белой, очищенной дворниками от снега дороге за стены Кремля.
Геращенко: — А как же мы вернемся?
Путин: — Здесь не возвращаются…
Геращенко: — В каком смысле?
После некоторой паузы. Теперь они уже внутри самого здания.
Путин: — Ну вот… мы и дома.
Чубайс: — Тихо как!
Видны пустые паркетные залы Кремля.
Путин: — Это самое тихое место на свете. Вы потом сами увидите. Тут так красиво, спасибо Пал Палычу. Тут ведь никого нет.
Геращенко: — Мы же здесь.
Путин: — Ну, три человека не могут здесь все испоганить.
Геращенко: — Почему не могут? Могут. Лет эдак за восемь.
Путин, рассказывает:
— Зона — это… очень сложная система… ловушек, что ли, и все они смертельны. Не знаю, что здесь происходит в мое отсутствие, но стоит здесь появиться мне, как все приходит в движение. Бывшие ловушки исчезают, появляются новые. Тонут подлодки, горят башни, пропадают журналисты. Это Зона. Может даже показаться, что она капризна, но в каждый момент она такова, какой мы ее сами сделали…
Теперь видно, что они подошли к Залу Заседаний ГосДумы и стоят перед дверью туда. Слышна считалка («Эне бене…» или «Вышел месяц из тумана…»). Это Путин пальцем тыкает, выбирает кому первому войти в Зал Заседаний.
Тогда Чубайс снимает со спины рюкзак.
— А вы знаете, я вас, пожалуй, здесь подожду, пока вы назад не пойдете. Осчастливленные.
Путин: — Это невозможно!
Чубайс: — Уверяю вас, у меня с собой бутерброды, термос, батарейки (вертит перед носом палкой колбасы и китайской радиолой).
Путин: — Во-первых, без меня вы здесь и часа не выдержите.
— А во-вторых?
— А во-вторых, здесь не возвращаются тем путем, каким приходят. Так что прошу… — делает жест. — Идите оба.
— А нельзя ли туда бросить вначале гаечку? — Геращенко показывает гайку на ленте.
— Пожалуйста.
Путин достает дымовую шашку, приоткрывает дверь и бросает. Из щелей лезет дым. Затем он силком заталкивает их внутрь, закрывает за ними тяжелую дверь, припирает ее спиной и вытирает пот со лба. Прощально машет рукой. Затем говорит растерянно:
— Я не могу влиять на процессы в Зоне. Она слишком большая, непредсказуемая…
Из-за двери слышны крики депутатов, споры, шум. В дверь долбятся. Через паузу, отталкивая Путина от двери, из Зала вываливаются оба Геращенко и Чубайс, все в рваных лохмотьях, взлохмаченные. В грязных пятнах (например от торта).
Путин, распахивая объятья: — А вы, наверное, прекрасные люди. Я, правда, и не сомневался почти, но все же вы такую муку выдержали… А это самое страшное место в Зоне. У нас его называют «мясорубкой». Сколько здесь людей погибло!
И говорит в сторону (зрителям), прикрывая рот ладонью:
— Дело в том, что здесь надо обязательно кого-то сдать, чтобы остаться живым самому.
Теперь они в Белом Доме, перед Залом, где заседает Правительство. Здесь и есть та самая Комната исполнения желаний.
Геращенко: — …ведь вы приводили сюда множество людей…
Путин: — Не так много, как бы мне хотелось…
Геращенко: — Ну-у, все равно, не в этом дело… Зачем они сюда шли? Чего они хотели?
Путин: — Откуда мне знать? Помню, например, был здесь Кучерявый мечтал всех чиновников пересадить на «Волги».
— Вышло?
— Не-а. Ведь исполняются только самые сокровенные желания. И так многие здесь. Приходят с намерением сделать людям добро, а вместо этого получают какие-то квартиры и коттеджи.
Геращенко: — А сами вы никогда не хотели этой комнаткой, э… попользоваться? А?
Путин: — А… а мне и так хорошо.
Вновь Березовский, Волошин и Абрамович.
— Пора сматываться. Сколько здесь? — Волошин кивает на туго набитую коробку примерно из-под ксерокса в руках Березовского. — До пенсии хватит?
— Это вместо пенсии. Ты меня сбил со счета.
— Давай еще нескольких примем и на этом баста.
Абрамович: — Однако, главное вовремя остановиться! И… пообедать.
Волошин: — В Швейцарию!
Березовский: — В Израиль!
Абрамович: — Э-э… На… на… однако, на Аляску!
Путин вернулся домой к дедушке Ельцину. Плачет на его груди. Тот его гладит по головке.
Путин: — Если б вы только знали, как я устал.
Ельцин: — Успокойся!
Путин: — Они же не верят мне! Никто! У них же… орган этот, которым верят, атрофировался!
Ельцин: — Успокойся!
Путин: — За ненадобностью!…
Ельцин: — Перестань, перестань. Ты ляг, понимаешь. Не надо… Ты ляг, ляг.
Путин стягивает одежду и валится на кровать. Ельцин помогает ему и садится рядом.
Путин: — Боже мой, что за люди…
Ельцин: — Успокойся… Они же не виноваты… Их пожалеть надо, а ты сердишься.
Путин: — Они ведь каждую минуту думают о том, чтобы не продешевить, чтобы продать себя подороже! Они ведь живут «только раз»! Разве такие могут во что-нибудь верить?
Ельцин гладит его по голове.
Путин: — Все меня обманывают! Кого же мне водить туда? А самое страшное: что не нужно это никому. И никому не нужна эта Комната. И все мои усилия ни к чему!
Ельцин обтирает ему лицо платком. Путин громко сморкается в платок.
— Не пойду я туда больше ни с кем.
Ельцин отходит от него, садится на стул, достает сигареты. И говорит, обращаясь к зрителю.
— Вы знаете, все были очень против. Вы ведь, наверное, уже поняли, он же блаженный. Над ним вся округа смеялась. А он растяпа был, жалкий такой… Но я никогда не жалел. Никогда. И горя было много, и страшно было, и стыдно было. Просто такая судьба, такая жизнь, такие мы. А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не стало, хуже было бы. Потому что тогда и… надежды тоже бы не было. Вот.
Татьяна, замотанная платком, держит в руках книжку. На столе стоят часы. Вдруг стрелки начинают быстро крутиться то в одну сторону, то в другую, то в противоположные стороны. Два бокала поднимаются над столом и чокаются краями. Слышен шум приземляющегося самолета Аэрофлота. Дребезжание стекол. Звучит музыка M. Farmer.