– Наш старший из именитого рода. Его предки из тех самых, из героев Украины. На Галичине его хорошо знают.
– Понятно, из идейных, значит.
– Игорь, – прервал их разговор Толкай, – кажись, этот хлыщ, не в меру болтливый, пришел в себя.
– Что ж, давайте пообщаемся с нашим красавцем! На колени обоих ставьте.
– Ха-ха! Наслаждайся, пока можешь, скоро болтаться тебе на гиляке! – огрызнулся едва пришедший в себя командир патруля, злобно сверкая глазами из-под слишком выпуклого лба. – Мы просто думали, вас накрыло выбросом, вот и расслабились, но теперь вами плотно займутся!
– Господа нацисты, – будто не заметив его реплики, обратился к пленным Стрелок, – расклад простой: отвечаете на наши вопросы, и мы вам сохраним жизнь, начинаете играть в психологические игры и прочую дребедень, вроде «здесь не знаю, а там не помню, не был, не привлекался и вообще проходил мимо» – отправляетесь в расход. Всё понятно?
– Да хоть на куски режьте, все равно ничего не скажу! – снова пылко заявил боевик.
– О как! А почему, если не секрет? Совсем жизнь опостылела или просто склероз одолел?
– Да потому, что тебе, кацап, любая информация уже без надобности! Я по «трубе» успел подмогу вызвать, так что через пять – десять минут с вами будет покончено! Лучше сам сдавайся – может, и появятся шансы уцелеть, а убьешь нас – мои братья с вас живых шкуру снимут!
– Тебя как звать? – спросил Стрелок, взводя курок пистолета.
– Обойдешься без имени! Тесак – мой позывной!
– Тогда просто прощай, – спокойно произнес проводник и, направив ствол между глаз дерзкого молодца, нажал на спусковой крючок. – Одним борзым меньше.
Стоявший рядом второй пленник вздрогнул и отвернулся от упавшего мешком тела.
– Ты на что откликаешься? – с той же спокойной интонацией обратился к нему Стрелок. – Топор? Мачете?
– Борн.
– Как, как? – переспросил его удивленный проводник, повысив тон.
– Борн, – так же тихо, словно боясь спровоцировать его излишним шумом, ответил боец «Тайфуна».
– Да вы тут сплошь крутизна, ни одного простого человека! – рассмеялся Стрелок. – Даром, что акцент прикарпатский. А на самом деле, до войны, кем был?
– На хуторе работал.
– Понятно. Ты из тех деревенских ребят, которые в смутные времена не теряются, пользуются бесконтрольностью ситуации. Нормальной власти, считай, нет, можно карманы набить и понасильничать, даже повоевать, если противник не особо силен, да?
Борн опустил голову и молчал.
– Что ж ты скис-то так, бравый воин? Все не так уж плохо, ответишь на несколько вопросов, и гуляй, Вася! Не в прямом, конечно, смысле, но переживать за свою шкуру точно перестанешь. Так что рекомендую быть сговорчивым, очень сговорчивым.
– Зачем мне говорить, вы же потом наверняка меня сразу убьете!
– Красавчик! Торгуешься, значит, вопрос лишь в цене и гарантиях. Смотри, говорю, как есть: мы российская военная разведка. Не станешь отмалчиваться – переправим тебя через границу, будешь интервью давать перед камерами, рассказывать о мерзостях, происходящих в Зоне отчуждения, а нет – ну, ты сам все понимаешь.
– А для чего тут допрашиваете?
– Чтобы знать, что не зря в тыл тащим.
Пленник замялся.
– В том-то и дело, что нет у меня для вас никакой информации.
– Ну-ну! Такого быть не может. Она всегда есть. И особенно у того, кто едет рядом с командиром группы на заднем сиденье. Я за что люблю крестьян – у них феноменальная память и наблюдательность: где, что, откуда, зачем и почему… у вас это в крови от природы. Наверное, и из-за уклада жизни – тоже. У меня в разведчиках в основном сельские ребята ходили, у них ни один штришок незамеченным не останется – инстинкт! Факты сопоставляют быстро, а ситуацию просчитывают еще шустрее. Толкай, что там с документами мистера Борна? Есть интересное?
– Грищук он. И в военном билете у него специальность «снайпер» записана.
– Ага! Вот, в чем дело! Вот почему ты с командиром рядом ехал! Сгодится для начала разговора!
– И что же вам нужно?
– Нам интересен проход к ЧАЭС, максимально близкий к той точке, где мы сейчас находимся.
– Сразу за лесом, как начинается открытое пространство, сплошной полосой идет минное поле. За ним объемные и инфракрасные датчики движения – без шума к станции не подберешься, забудьте.
– А через Припять?
– Весь город на пересекающиеся сектора поделен: пулеметно-гранатометные группы, снайпера и просто автоматчики – мышь не проскочит!
– Совсем? Даже маленькая, с хвостиком?
Пленник почувствовал едва уловимую угрозу в этой шутке и промолчал в ответ.
– Так почему ты ехал рядом с командиром?
– При чем тут это?
– Я задал вопрос! – напомнил Стрелок, и в голосе его зазвучали металлические нотки.
– Я только прибыл на усиление, и меня должны были доставить на позиции в городе.
– У тебя не было с собой винтовки в машине, – напомнил Тяни.
– Она вместе с вещами осталась в багажнике.
– И когда ты приехал в Зону? – снова сменил тему проводник.
– Вчера вечером.
– Странно. Насчет минных полей и секторов обстрела в Припяти ты слишком информирован для вновь прибывшего!
– Меня хорошо проинструктировали.
– Да? Вот совсем не верю! Мне думается, дело в том, что ты на самом деле не простой стрелок. Вероятнее всего – командир снайперской группы, и кататься туда-сюда тебе приходится, чтобы организовать оборону.
– Ерунда! Я после срочной службы на двадцать с лишним лет вообще забыл про стрельбу.
– Ну, так пары лет достаточно, чтобы вспомнить, чем раньше занимался, и подняться в иерархии. У вас сейчас даже секретарши в министры попадают!
– Но на минное поле это же никак не влияет, верно?
– Я тебе про то толкую, что ты врешь мне, как сивый мерин! Ладно, проехали. Я ведь на самом деле тоже немного слукавил, сказав, что сразу расстреляю того, кто мне будет врать. Нет, конечно. Поскольку, кроме тебя, других кандидатов на собеседование у нас не осталось, то сначала будем пробовать неспортивные методы стимуляции мозга.
– В смысле? – насторожился Борн.
– Например, напильник по металлу, – сказал Стрелок, демонстрируя невесть откуда извлеченный инструмент, – если начать им стачивать зубы, то говорить начинают абсолютно все. Есть и более гадкие способы допроса в военно-полевых условиях, но, по-моему, это перебор, согласен? Ты же сельский парень, а у крестьянина любой национальности нет задачи важнее, чем выжить. Уцелеть при любом политическом строе. Красные, белые, синие, зеленые, коричневые… какая разница? Они сначала приходят к власти, затем исчезают, а село остается! Подумай над этим.
– Да не знаю я ничего!
– Не зря тебя Борном прозвали! Надо сначала наказать тебя, а потом уже браться за напильник.
Стрелок взвел курок и приставил ствол пистолета к правому плечевому суставу пленного. Это была не простая угроза, а еще и с подтекстом. Везде и всегда вражеских снайперов ненавидят гораздо больше, чем обычных солдат. Им ничего не забывают и не прощают. Снайперы об этом знают и очень боятся попадать в плен.
– Раз, два…
И без заключения психолога было понятно, что у этого человека есть слабое место – ему безумно страшно. За пару последних лет боевик привык с оружием в руках решать чужую судьбу, а порой и жизни забирать, и вдруг он сам оказался перед равнодушной жестокостью обстоятельств. Стоя на коленях перед Стрелком, Борн понимал, что у него нет козырей перед этой силой, материализовавшейся в лице абсолютно непреклонного человека, которому плевать на любые эмоциональные провокации, апелляции к жалости и совести. И чем дольше он пытался найти хоть какое-то решение, точку опоры в этой ситуации, тем сильнее его одолевал парализующий сознание животный страх. Мысли путались, а тело напрягалось, ожидая выстрела.
– Три!
– Стой! Не стреляй. Есть не заминированная тропка по краю города. Надо идти вдоль проспекта Энтузиастов примерно до его середины. Там стоит старая автобусная остановка с козырьком. На ее боку желтой краской крест намалеван. Прямо за ней в зарослях начинается тропинка, по которой можно до атомной станции добраться.
– В чем подвох?
Борн сглотнул.
– Ни в чем! Убери фонарь, я ослеп уже!
– Черт с тобой, сам напросился!
– Подожди! Открытое пространство стережет снайпер. На верхнем этаже ближайшей многоэтажки сидит. Второй подъезд, точнее не знаю! Свои все согласовывают проход, в любом другом случае он будет стрелять, не задумываясь!
– Что скажешь? – обратился Стрелок к Меткому. – Стоит ему верить, или все же напильник?
– Можно и пальцами для начала заняться. Жаль, в этих условиях нормальной мимики и глаз не видно. Судя по голосу – не врал, хотя, может, и не всю правду выложил.
– Кажется, я звук двигателя слышу, – перебил их Тяни.
– Да не, показалось, – прислушавшись, возразил проводник. – Но ты прав, пора закругляться.
Неожиданным, коротким движением он ударил рукояткой пистолета по голове пленного боевика, и тот рухнул, не сгибаясь.
– Вы что, действительно собираетесь сохранить ему жизнь? – не то поразился, не то возмутился Тяни. – Вскоре сюда примчится орда головорезов! Он же заложит нас, едва очухается!
– Спокойно, – вмешался в разговор Меткий, доставая что-то из кармана рюкзака, – это нейропарализатор. Он сутки проваляется без памяти, как бы его ни старались привести в чувство, так что для нас не будет представлять опасности. А то, что мы направимся в Припять, боевикам едва ли в голову придет.
– Хорошо, пусть так. Но по-человечески – он разве заслужил, чтобы его, профессионального душегуба, в живых оставили?
– Черт с ним. Мы пообещали все-таки. Пусть Зона решает – найдут его первыми свои или мутанты.
Меткий выстрелил в Борна из нейропарализатора, затем сам оттащил тело под ближайший куст.
Из ночного леса вынырнул запыхавшийся Жердев.
– Ну, что? – спросил его Стрелок.
– Порядок! Всего в ста метрах отсюда хорошее место нашел, даже отсвет галогенок, установленных на крыше пикапа, виден. Там дорога сворачивает по ходу движения влево, мы сможем огневые точки устроить и на ее изгибе, и по фронту! Опять же, при отходе больше свободы для маневра. Оврагов нет, есть только придорожная канавка с одной стороны – ее заминировал. В нашу сторону пологий подъем – будет удобнее стрелять с расстояния.