– Можно я у тебя тут посижу? – спросила она шепотом.
– Тебе совсем не хочется спать?
– Хочется, но я так… мне никогда не приходилось спать прямо под открытым небом. И на песке.
– А ты просто ложись, и не старайся заснуть…
– А сюда… никто не подкрадется?
– Нет. У Би в машине стоит такая штука, которая видит все живое вокруг… очень далеко. Никто не подкрадется, а если все-таки окажется близко – то у меня под подушкой пистолет.
– Правда?
– Правда, – Мириам продемонстрировала рукоять игольника.
– Он заряжен?
– Да, конечно, двадцать восемь иголок.
– И ты стреляла в людей?
– Да.
– И убивала?
– Как-то пришлось.
Таня хотела спросить еще что-то, но так и не спросила. В сумерках Мириам видела только ее силуэт на фоне розового неба.
– Ложись, – сказала она наконец. – Ты же не будешь сидеть так всю ночь.
Таня легла на ее одеяло, лицом к ней.
– Скажи, – прошептала она, – ты не молишься перед сном?
– Нет, – удивилась Мириам.
– А я… забыла. Мы всегда читали молитву перед едой, и перед сном, но у меня в голове все словно смешалось. Я плохо помню слова, и сейчас не знаю, что нужно говорить. Как ты думаешь, Бог может обидеться на то, что я пропустила молитву?
– На меня он никогда не обижался. И вообще, я думаю, что он на маленьких не обижается.
– Я не маленькая. Я самая старшая в миссии, и я….
– Не бойся. Мама как-то говорила мне, что для настоящей молитвы помнить слова не важно. Ее можно сказать своими словами, и если они искренние – Бог тебя поймет.
– Своими словами?
– Да. Просто тихонько скажи то, что всегда говорила… но по-своему.
– Думаешь?
– Попробуй.
Таня еще несколько мгновений собиралась с духом, потом глубоко вдохнула и зашептала:
– Господи, пожалуйста, защити меня от всего страшного и ужасного, и защити тех, кто со мной, и всех хороших людей, и дай пережить эту ночь. Аминь.
Она снова вздохнула.
– Да, наверное, так правильно. Теперь можно спокойно спать, правда? Правда? Ты что, плачешь?
– Да… просто вспомнила что-то… Давай спать.
– Вспомнила? А что?
– Спать!
– Ну хорошо, – она повернулась на другой бок, спиной к Мириам. – Спокойной ночи.
– Спокойной… – Мириам сжала зубы, чтобы снова не заплакать… чтобы не думать о молитве, которая как две капли воды была похожа на ту, что читала перед сном приемная мама… всего два года назад.
Очень долгих два года.
Глава VI
Интермедия VI
Тако не считал себя сумасшедшим.
Более того, он считал себя разумным, рассудительным и смелым бойцом, которому ничего не стоило бы возглавить восьмерку или даже двадцатку Тигров. Он и во сне никогда не признался бы себе, что боится чего-то на дороге, – но ехать ночью по незнакомому хайвею было сущим безумием.
Он сидел на броне передового кара, вцепившись в крепко приваренные скобы, и холодный ветер пронизывал его до костей. Кожаная броня, неплохо державшая удар ножа или тупого копья, совсем не спасала от холода, и рукоять игольника, обмотанная пластиковой лентой, почти примерзла к ладони. Тако был голоден, а еще ему было страшно – и он совершенно не понимал, почему.
Все началось с того, что они подобрали этого человека – по крайней мере, он четко помнил его фигуру, узкую, высокую, в сером пыльном плаще. Они отделились от основной двадцатки, чтобы проехать десяток километров на восток по хайвею, и там наткнулись на него.
Наверное, Тако увидел его первым – он всегда отличался хорошим зрением, и к тому же снаружи было гораздо дальше видно. Он пытался вспомнить этот момент, но все смешивалось… Крохотная точка – человек, стоящий рядом с дорогой – мгновенно вырастала, и Тако видел его лицо, в которое ему совсем не хотелось смотреть.
Человек был изуродован. Куски металла покрывали его правую щеку и висок, спускаясь до подбородка и оставляя нетронутыми только глаза. Выглядело это так, будто на него лили расплавленное железо, которое потом затвердело – но почему-то Тако, который видел, как людей пытают тепловым резаком, боялся на него взглянуть.
Незнакомец взобрался на его машину и сел на броню, взявшись за поручень, как настоящий тигр – и сейчас он, кажется, все так же сидел рядом, но мысли путались, и Тако иногда забывал об этом.
Сломанная Маска – так его звали, хотя Тако не был уверен, ведь сам незнакомец своего имени не называл. Он вообще не разговаривал, только несколько раз поворачивал голову в его сторону, что заставляло Тако прижимать подбородок к груди и съеживаться, как высохшее яблоко.
Сначала ему казалось, что Кода, старший восьмерки, знает, зачем они взяли незнакомца и почему не расстреляли его прямо там, на хайвее, но потом заподозрил, что Кода, так же, как и он сам, охвачен каким-то безумием, и просто не может сопротивляться силе, влекущей их кары дальше по темной дороге.
В какое-то мгновение этой бесконечной ночи, когда страх стал совсем невыносимым, он собрал свои мысли в кулак, и все-таки повернул голову – только для того, чтобы встретиться глазами со Сломанной Маской, смотрящим прямо на него. Тако видел, как бьются на ветру его длинные белые волосы, как поблескивают металлические осколки при свете звезд, – но все остальное тонуло во тьме и свисте холодного воздуха.
– Не бойся, – сказал темный провал на месте рта. – Уже совсем недалеко.
– Есть хочется, – невпопад ответил Тако, совсем забывший, что он хотел сказать до этого.
– Спи, – ответила темнота… и сомкнулась вокруг, оказавшись совсем не страшной. Куда-то пропали и холод, и броня, и холодная рукоять игольника, тьма была мягкой и теплой, как девушка-рабыня, которую он изнасиловал когда-то на ферме перед тем как убежать в Эрг, к Тиграм.
– Спи, – сказал Сломанная Маска. Его глаза слезились от ветра, плащ почти не защищал от холода, и он ужасно замерз. – Спи, тебе завтра умирать.
I
Мириам снились трупы. Множество тел, разбросанных среди обломков каров и сухих деревьев в пустынной долине, окруженной горами. Она искала среди них Таню, Рока и Тони, переворачивала, вглядывалась в неразличимые лица, и ее сердце замирало от страха, от того, что они лежат где-то там, и нужно похоронить их, пока не пришла ночь, а с ней – волки. Она склонилась над очередным трупом в белой одежде, когда тот вдруг вцепился ей в запястья и потянул к себе, блестя мокрыми шариками глаз. Мириам рванулась… и поняла, что лежит у костра, под теплым колючим одеялом, мокрая от пота, а Таня пытается ее растолкать. Светало, костер давно погас, над холмами вставала робкая ранняя заря.
– Что случилось? – спросила она Таню.
– Ты стонала во сне… уже во второй раз. А потом вскрикнула, и я подумала…
– Да нет, ничего страшного… просто плохой сон. – Мириам села, оглядываясь. – А Би уже проснулась?
– Не знаю, наверное. А кто такая Вероника?
– Вероника?
– Я отходила за домик ночью и слышала, как Би говорит с какой-то Вероникой. Они спорили о чем-то, и Би, кажется, плакала.
– Я не знаю…
– Может, они говорили по радио?
– Я пойду спрошу… Похоже, нам скоро нужно выезжать.
Она отбросила одеяло и села. Холодный ветер скользнул по ее коже, и Мириам громко чихнула. Песок остыл за ночь, и теперь ей было страшно даже вспомнить о том, как она принимала душ. К машине Би она почти бежала – ей было холодно, и страшный сон выветривался из головы, оставляя только неясное неприятное ощущение на самой границе памяти.
Би неподвижно лежала в кресле пилота, и синяя лампа, вспыхивающая каждые несколько секунд, освещала ее лицо – спокойное, умиротворенное и очень красивое, несмотря на ссадины. Би спала, и Мириам так и не решилась ее окликнуть. Она пошла обратно, стараясь ступать как можно тише.
Разбудила детей и отвела их к водосборнику – умываться. Маленькое озерцо не высохло за ночь, и на его песчаных границах остались четкие следы – тушканчиков или мышей, приходивших к нему пить воду. Мириам плеснула холодной водой в лицо – и почувствовала себя полностью проснувшейся. Таня последовала ее примеру почти без колебаний, затем умыла Тони, а Рок чуть не упал в водосборник, пытаясь окунуть в него голову. После умывания Мириам пустила по кругу бутылочку с зубным эликсиром и заставила всех прополоскать рот – заодно рассказав о том, как это плохо, когда болят зубы, и как это больно, когда их рвут.
Завтракали они холодным мясом и картошкой – Мириам решила, что разогревать их будет слишком долго. В рассветной тишине все звуки казались непривычно громкими: и треск костра, и стук вилок о жестяные миски разносились на всю долину.
Би проснулась, когда они почти закончили завтракать, молча подошла и села у костра, глядя, как едят дети.
– Почему меня не разбудили?
– Ты же говорила, что плохо спишь… я и не стала. – Мириам протянула ей миску с картошкой и мясом. Би взяла из нее кусок мяса и отдала миску обратно.
– Мы собирались выехать пораньше.
– Еще даже солнце не взошло, – Мириам забрала пустую миску у Рока, который тут же улегся на свое одеяло и закрыл глаза.
– Мы готовы ехать.
– Но он, кажется, еще спит…
– Поспит позже, в машине. Таня, поможешь мне почистить посуду?
– Да, – Таня зевнула, – А почему мы едем так рано?
– Днем очень жарко, – ответила Би. – Чем ближе к полудню, тем вам будет труднее. И чем быстрее мы доберемся до Хокса, тем лучше.
– Ясно. А кто такая Вероника?
– Кто?
– Вероника.
– Я не знаю, – Би дожевала мясо и встала. – Я буду в машине, собирайтесь быстрее.
– Но ты же с ней говорила, я слышала.
– Когда?
– Ночью…
– Ночью я спала, – Би отвернулась и пошла к машине. Таня хотела сказать еще что-то, но Мириам положила руку ей на плечо и покачала головой.
Когда они вместе отчищали посуду песком, а Рок таскал одеяла обратно в трейлер, Таня спросила ее шепотом, прижавшись головой:
– Это что, секрет? Почему она не хочет об этом рассказывать?