– Интересно, – сказала Би.
– Что ж тут интересного? Сходите в «Барона», может, там еще места остались.
– Незачем. Мы остановимся здесь.
– Вы…
– Все нормально, мы разберемся. Лучше такой сосед, чем банда наемников.
– Оно, конечно, так, но…
– Какие комнаты у вас свободны?
– Да все, можно сказать. Я вам могу на втором этаже дать, он на первом живет, тут, за залом сразу.
– А ванны у вас есть? – спросила Мириам.
– На втором этаже две и внизу одна. Если хотите, можете и воды нагреть, только дорого это…
– Неважно, – сказала Би, – мы поселяемся все, на пару дней, а сейчас нам нужна ванна и немного позже – ужин.
– Вот и он… – несколько озадаченно сказала хозяйка, —сразу, как поселялся, про ванну спросил…
Глава II
Интермедия II
Есть было больно. Сухой хлеб царапал горло, и его твердые куски, словно камни, проваливались по пищеводу, оставляя хорошо ощутимый привкус крови во рту. Эта боль была знакома и обыкновенна, как восход солнца, к ней можно было привыкнуть и не обращать внимания.
Хуже была боль, приходившая иногда ночью, лишая сна. Вместе с ней приходило и тошнота – с алой, неправдоподобно алой рвотой, она оставляла после себя слабость и нежелание жить.
Впрочем, жить оставалось недолго.
Он не тешил себя надеждами и не питал никаких иллюзий – теперь ему оставалась только боль. Она распоряжалась днями и ночами, была его генералом, путеводной звездой. Она показывала ему, сколько еще предстоит сделать и что можно успеть за это время.
По всему выходило, что совсем немного.
Электронный планшет, замотанный в тряпки и спрятанный на его животе, слабо пискнул, напоминая о необходимости провести полдневную запись. Этот писк повторялся уже в третий раз, полдень давно миновал, но нужно было раздобыть немного хлеба и поесть хотя бы один раз в день, иначе сил не останется совсем.
Он глубже забился в щель под стеной, в тень, стараясь вжаться в землю. Здесь было прохладно, и гвардейцы, без жалости выбрасывающие бездомных и оборванцев из Верхнего города, уже который раз походили мимо его убежища, не замечая его.
Он достал планшет, осторожно положил грязные пальцы на блестящий выступ сенсорного входа, и на маленьком экране засветилась последняя глава его записей.
«По всей видимости, это уже третий вид рака…» – буквы падали одна за другой, соединяясь в страшные слова, но это почему-то успокаивало, приносило определенность, пусть даже означавшую только агонию и смерть. – «…Цирроз печени, рак горла, рак кожи. Как жаль, что я не врач. Единственное, что я понимаю: мой случай – классический пример тяжелого радиоактивного поражения. Все симптомы, все формы. Я буду записывать до последнего момента, но даже не знаю, сколько точно времени у меня осталось. Внутреннее кровотечение – наверняка это очень плохо…»
Он прервался, чтобы откусить от ломтя хлеба, плоского и серого, как кусок шерстяного одеяла. Из-за этого куска ему пришлось подраться с двумя другими бездомными, за палатками хлебопеков, и к его синякам прибавилось еще несколько.
«…Но вернемся к моим наблюдениям за обычаями Хокса. Как я уже отмечал, ношение украшений является неотъемлемой частью культуры местных жителей. Каждое украшение обладает определенным символизмом и призвано демонстрировать статус своего владельца. Так, незамужние девушки обычно носят всего одну серьгу или кольцо в левом крыле носа. Выходя замуж, они получают право носить две серьги в ушах, и, как правило, ограничиваются этим. Разведенные женщины и вдовы не носят подобных украшений вообще, это считается зазорным. И наконец, продажные женщины всех мастей, которых в Хоксе просто необычайное количество, носят по три или четыре украшения подобного типа, как бы показывая, что не принадлежат к респектабельным сословиям. У некоторых особей этой профессии количество различных колец и серег граничит с абсурдом, они продевают их не только в нос и уши, но и в губы, брови, соски и другие места, говорить о которых в приличном обществе не принято. При этом мужские украшения подобного типа крайне скупы, и ограничиваются в основном кольцами на пальцах, что как правило обозначает очень богатых людей, не работающих руками…»
Он закашлялся и сплюнул кровь. Небольшой отряд гвардейцев снова прошел мимо его убежища, но никто из них даже не посмотрел в сторону его укрытия. До заката солнца оставалось больше шести часов, и это оставляло надежду остаться в стенах города на ночь– забраться в какой-нибудь теплый подвал или тайком пройти в зал одной из таверн. Он проследил взглядом за гвардейцами и снова дотронулся до планшета – нужно было записать еще очень много.
«…Что же касается брачных обычаев местного населения, то они, несмотря на кажущуюся беспорядочность, подчинены относительно жестким правилам…»
I
Би пошла принимать ванну первой.
На этом настояла Мириам, обнаружившая, что ванных на самом деле две – по одной в каждом конце коридора. В общей сложности на этаже размещалось с десяток номеров, их двери были выкрашены в теплый зеленый цвет. Би с Мириам достался пятый номер. Детей решили поселить напротив, в шестом, подальше от лестницы и большого человека, снимающего комнату внизу.
Обе ванны, снабженные электрическими нагревателями, оказались металлическими – именно такими, как запомнила Мириам. Би отнеслась к этому факту очень спокойно и ушла мыться, захватив с собой твердое мыло, полотенце и игольник. Мириам оставалось только надеяться, что по крайней мере купаться она будет без своего костюма.
Сама она решила сначала помыть детей. Двоих, поскольку, по ее мнению, Таня вполне могла справиться с этим сама.
Рок попытался было протестовать, но Мириам быстро объяснила ему, что тот, кто не вымоется, останется без ужина, и быстро раздев его и Тони, загнала их в ванну. Нагреватель включился не сразу, полившаяся из шланга вода была лишь слегка теплой. Велев Року не визжать, как девчонка, Мириам повернула регулятор температуры на середину и выдала детям кусок мыла. Дальнейшее напомнило ей сцену купания лошадей возле водной башни, виденную как-то давным-давно в Олайхоме – брызги, крики, и очень много веселья.
Выключив наконец воду и приказав Року растереться полотняным полотенцем и вытереть Тони, Мириам обнаружила, что сама она промокла до нитки – сухой осталась лишь куртка, которую она предусмотрительно сняла. Шлепая мокрыми ногами по полу, все трое вернулись в комнату, где своей очереди ожидала Таня – с полотенцем и сменной одеждой. Мириам отдала ей гребешок, остаток мыла, и проводив ее ванную, показала, как включить обогреватель. Она не помнила точно, сколько должна стоить горячая вода, но предположила, что Би это не очень взволнует.
Оказавшись снова в коридоре, в мокрых джинсах и майке, она некоторое время прислушивалась к тому, что происходит в гостинице. Было совсем тихо, только где-то далеко на улице слышались голоса и играла музыка. Переодеваться, чтобы потом сразу же пойти купаться, показалось ей лишенным всякого смысла, и поэтому, сходив в свою комнату за полотенцем и гребешком, она направилась ко второй ванной, которую заняла Би.
Уже приблизившись к двери и взявшись за ручку, она вспомнила про игольник и постучала.
– Это я, Мириам, – сказала она.
– Входи, – раздался голос после долгой паузы.
Би лежала в блестящей стальной ванне, от которой поднимался пар, ее рука, очень белая на фоне металла, касалась досок пола и лежащего там игольника. Костюм, раскрытый и вывернутый, как раковина, каким-то совершено непонятным образом сидел на скамье у входа, словно пародия на человека.
– Что-то случилось? – спросила Би.
– Нет, просто я промокла, а ванна занята. Можно я сразу за тобой помоюсь?
– Да, конечно, – с некоторым удивлением ответила Би.
Мириам повесила полотенце на крючок, с удовольствием стянула мокрую майку и принялась расстегивать джинсы.
– Что ты делаешь? – с еще большим удивлением спросила Би.
– У меня все мокрое, а тут тепло, – Мириам выжала джинсы прямо на пол и повесила их рядом с полотенцем. Воздух был полон пара, свет, пробивающийся сквозь маленькое мутное окошко у самого потолка, резал его клубы на части.
Мириам подняла гребешок с пола и подошла к ванне. Би лежала в воде, погрузившись по самый подбородок, и ее белая кожа просвечивала сквозь зеленоватую воду.
Мириам присела рядом и принялась расчесывать волосы. Пар оседал на кожу мелкими каплями. Би лежала неподвижно, закрыв глаза.
– Хорошо, правда? – не выдержала наконец Мириам.
– Да, – ответила Би, не открывая глаз, – даже не верится.
– Я очень люблю горячую воду. Ты же раньше часто принимала такие ванны?
– Да.
– Родители тоже их любили, но на нагрев воды уходило столько электричества… Обычно воду грели просто в баке на крыше, от солнца, и она была теплой. Это тоже очень приятно, когда ты ночью возвращаешься домой, и вода еще теплая.
– Да.
– У тебя такая светлая кожа. Смотри, – Мириам подвинулась ближе, и протянула руку рядом с плечом Би, – насколько у меня темнее.
– Я мало бывала на солнце. Светлая кожа… считалось, что это красиво.
– Это действительно красиво, только тебе нужно загорать осторожнее, у тебя совсем покраснела шея.
– Дело не только в красоте, в крепостях это считается признаком высокого положения, – Би подняла руку, рассматривая ее в луче света, потом повернулась к Мириам, положив подбородок на локоть, – только какое это теперь имеет значение? Сейчас я бы хотела быть такой же загорелой, как ты.
– Зачем?
– Это… непохоже на меня. – Би повернулась и села в ванне – слишком резко, так что вода плеснула через край. – Я приму душ и хватит, я достаточно расслабилась.
– Не нужно, я совсем не хотела тебе мешать.
– Ты не помешала, я же не могу лежать тут вечно. Включи обогреватель, пожалуйста.
Мириам положила гребешок рядом с игольником и поднялась. Шланг, отходящий от обогревателя, был снабжен разбрызгивателем на конце – как самый настоящий душ, о котором Мириам как-то читала в книжке. Она щелкнула переключателем, поставив его на середину, сняла петлю шланга с разбрызгивателя и повернулась к Би.