Та встала в ванне – как-то неловко, отвернувшись к стене. Без комбинезона она казалась еще более стройной, но совсем не такой худой, как Мириам, – под блестящей белой кожей резко выделялись мышцы. Мириам протянула ей душ, и Би взяла его, прикрыв второй рукой маленькую грудь.
– Ты меня стесняешься? – спросила Мириам, отойдя к обогревателю и включая воду. – Сказала бы сразу… я выйду.
– Не нужно, —Би подняла душ над головой. – Я просто отвыкла…
Она повернулась. Только сейчас Мириам заметила следы костюма – узкие красные полоски вроде тех, оставленных трубками, они ярко выделялись на белой коже, пересекали мускулистые бедра, скользили по плечам, выступали на рельефных мышцах живота как рисунок, что-то вроде боевой раскраски, отличающей воина. Вода, струившаяся по ее телу, делала их еще более заметными.
– Что-то не так? – спросила Би, заметив ее взгляд.
– Ты вся полосатая.
Би оглядела себя.
– А, это нормально. Они пройдут через пару часов, если не надевать костюм.
– А ты не будешь его надевать?
– Немного позже. Не стоит выходить без него на улицу – тут опасно.
– Наверное. Извини, я просто тоже не привыкла, что меня стесняются. Обычно стесняются мужчин.
– Это… не то.
– Нет, я поняла. Помнишь, как гвардеец на том посту пошутил… ну, насчет тебя и меня? Что ты и я…
– Помню.
– Ну так ведь это же неправда. Нам же обоим нравятся мужчины? – Мириам присела возле ванны. Би, моющая голову, фыркнула в ответ что-то неразборчивое, и Мириам сочла это за утвердительный ответ.
– Значит, и стесняться не нужно… наверное. Я тебя, например, совсем не стесняюсь. О, твоя татуировка. Бабочка…Только ты не говорила, что она цветная. Я таких вообще не видела: крылья синие, а усики красные… И еще ты сказала, что она у тебя на бедре, а она у тебя на…
Би обернулась и взглянула вниз, на Мириам.
– А что я, по-твоему, должна была тебе сказать?
II
Они спускались в зал по лестнице с деревянными перилами, и Мириам чувствовала себя совершенно другим человеком. После горячей ванны кожа казалась тонкой и непривычно гладкой, будто отполированной, и очень чувствительной – настолько, что прикосновение одежды царапало ее, как терка. Она выжала волосы, но собирать их в хвост не стала, и они, все еще влажные, скользили по ее плечам и норовили упасть на лоб.
До этого она никогда не видела Би в обычной одежде. Джинсы Мириам были для нее слишком коротки, и она надела полотняные штаны, оказавшиеся среди вещей, и одну из маек, короткую, с узкими шлейкам, открывающую плечи с розовеющими на них следами от костюма. Картину дополняли черные волосы, достающие до лопаток, и очень густые. Влажные, они колыхались в такт ее шагам и блестели под солнечными лучами, падающими сквозь отверстие с вентилятором в дальней стене.
К их приходу в зале включили свет, и девушка (видимо, из числа прислуги) накрывала на столы. Большой человек уже ел – перед ним стояло несколько тарелок, в его огромной руке ложка казалась не крупнее зубочистки.
Дети, спустившиеся под предводительством Тани чуть раньше, сидели за столом, расположенным неподалеку от входа, и, кажется, молились – их руки были одинаково соединены перед грудью, а губы шевелились.
Би прошла вперед, к стойке, и Мириам задумалась, глядя на ее блестящие волосы и уверенные движения: а на кого она, собственно, похожа в этой одежде? Кроме куртки и брюк, все в ней было странным – слишком светлая кожа, слишком странной формы глаза, слишком прямая спина, и руки – маленькие и изнеженные, несмотря на твердые мышцы, играющие под кожей. Она никогда не сошла бы за фермершу, или за жену купца, или за любую другую женщину, которую можно было встретить в пустыне. Она слишком сильно отличалась внешне, и Мириам до сих пор было страшно себе представить, насколько же она может отличаться внутренне – от нее, Тани, прочих людей, которых она знала. Какого рода мысли могли ее мучить? От чего она страдала, и чем можно было ей помочь – если бы она согласилась эту помощь принять?
– За три дня, – сказала Би, отсчитывая кредиты. – Потом скажете, сколько за ванну и еду.
– Заплатите, когда удобно будет, – сказала хозяйка, которую, как уже знала Мириам, звали Мартой. – Главное, чтобы вам у меня понравилось, а по оплате сойдемся.
– Наверняка. В последнее время мало посетителей?
– Мало – не то слово. Один.
– А работники?
– Двое у меня, еще охранник был, ну так он ушел недавно.
– Почему?
– Да вот не понравился он моему постояльцу, тот его и напугал.
– Хороший охранник.
– Да я не сильно переживаю, тут место спокойное, застава гвардии рядом, патрули ходят. Не страшно. Да и про посетителя моего все слышали, никто уже и не суется.
Мириам обернулась на гиганта, который наверняка слышал их разговор, но и ухом не вел продолжая есть размеренно и совершенно невозмутимо.
– Мы выйдем в город чуть позже, а детей оставим тут. Присмотрите?
– Присмотрю, отчего же нет. Девочка, как я погляжу, умненькая, да и набожная такая…
– Это да.
– А что на ужин? – спросила Мириам.
– Каша гречневая, бобы, котлеты, могу и яичницу зажарить, и стейк, если хотите.
– Хочу, это же все очень вкусно, правда?
– Да уж недовольных не видела.
– Тогда мы будем стейк и яичницу. Би, ты же будешь яичницу?
– Да, нам надо лучше есть, пока можно. Кто знает, что будет завтра…
– Это вы правильно говорите, – сказала Марта, – Да и стряпня у меня такая, что пожалеете, если не попробуете.
II.
Би снова надела плащ поверх костюма. Мириам было страшно даже подумать, каково это ходить в плаще в такую жару, но, видимо, костюм действительно позволял не обращать на это внимания.
Таню оставили за старшую, с указанием при малейших признаках опасности подняться на второй этаж и закрыться в комнате. Впрочем, Марта уверила, что в этом необходимости не будет.
Когда они уходили, большой человек уже закончил ужин, и перед ним опять стояла бутылка с яблочным виски. По словам Марты, иногда он выпивал до двух таких за день, и при этом еще и уходил куда-то ночью. Би, услышав об этом, только покачала головой. К их новому соседу она относилась на удивление спокойно, видимо, не считая его опасным, и Мириам склонялась к тому, чтобы доверять ей в этом.
Она все чаще ловила себя на том, что прислушивалась к окружающим звукам, словно все еще была в пустыне. Город звучал совершенно иначе, даже за стенами гостиницы чувствовалось постоянное движение – далекие крики, разговоры, стук капель в стоках, музыка, играющая вообще неизвестно где, высоко, над самой крышей…Каждый незнакомый звук заставлял ее вздрагивать и часто оглядываться, словно песчаную мышь, высунувшуюся из своей норки у дороги.
Они вышли в жару из приветливой тени «Индюка» – и Мириам поняла, что за то время, пока они отдыхали, город изменился. На смену знойной полуденной тишине пришло движение: на улицах снова появились жители, беженцы, торговцы – все те, кого дневная жара загнала было в их убежища. Даже на маленькой площади перед «Индюком» развернулась пара лотков, предлагающих сладости и острые наперченные колбаски, а окружающие улицы из пустынных стали неожиданно оживленными.
Большинство прохожих были беженцами – или, по крайней мере, так казалось Мириам, успевшей перевидать их во множестве. Их отличали загорелые лица, грубые руки и одежда, а также нечто общее во взгляде – неуверенность, каким-то образом уживающаяся с агрессивностью и готовностью бороться до конца. Встречаясь с ними глазами, Мириам не знала, что делать – улыбаться или держаться за кошелек, чтобы его не сорвали с пояса. В нем было совсем немного денег (большую часть Мириам оставила в отеле, в узле под кроватью), но и их было бы крайне неприятно потерять. Кредитный лист Би взяла с собой, и Мириам была согласна с ней в том, что карман на поясе экзоскелета – это самое надежное место.
Солнце зашло за крыши, и теперь площадь пересекали глубокие тени от мостиков между кровлями и вышек. Одна из узеньких улочек, поднимающихся к вершине холма, вывела их к площади побольше, в центре которой на круглом кирпичном возвышении выступал священник – худой и совсем молодой, в пыльной черной одежде и с большим металлическим крестом, свисающим с шеи. Вокруг него столпилось с пару десятков горожан, и Мириам тоже прислушалась, но речь проповедника показалась ей несвязной – он кричал что-то о суде, о мерзости, бродящей между людьми, о том, что нужно очиститься… Би, остановившаяся было, огляделась по сторонам и начала проталкиваться между слушавшими. Вблизи голос проповедника звучал еще громче, и как-то визгливо… Невольно Мириам вспомнила спокойную улыбку Кейна, его тихий голос. Священники, или монахи, явно были совершенно разными, хотя, по идее, должны были преследовать одинаковые цели. Из задумчивости ее вывело прикосновение Би: та кивнула головой в сторону улочки, уводящей с площади, и Мириам пошла следом за ней.
Они пробрались через толпу вокруг лотков, разбросанных по краю площади и торгующих в основном сладостями и украшениями, миновали пеструю стайку девиц в ярких платьях, окружающих угловой вход в заведение с игривой цветной вывеской «Горькая ягодка», и пошли по переулку, начинавшемуся под высокой решетчатой башней такой высоты, что Мириам пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть красную черточку флага на ее вершине.
Верхний город, куда они собирались пойти, оставался чуть в стороне, и Мириам хотела было спросить, куда они направляются, но Би неожиданно ускорила шаг. Улица, застроенная домами из красного кирпича, с узкими окнами, в этом месте сужалась так, что кар не прошел бы. Мириам перешла было на бег, чтобы догнать Би – и только тогда заметила впереди, в просвете, медленно идущих навстречу людей.
Би остановилась и наклонила голову к Мириам:
– Когда я скажу – падай.
Мириам кивнула, все еще не совсем понимая, затем оглянулась – и убедилась, что и сзади, со стороны площади, к ним не спеша приближаются трое мужчин. Слегка похожие друг на друга, в одинаковых кожаных безрукавках, они были вооружены – по крайней мере у двоих, подходящих спереди, она заметила игольники.