– Я не поняла, что случилось там, в переулке, – прервала ее Би, – и никто бы не понял…
– Этот человек что-то сделал со мной, – Мириам посмотрела вдоль улицы, на решетчатую башню и площадь, до которой они так и не дошли. – Я не понимаю, что именно, но кажется, я стала иначе видеть…
– Он приказал мне спать, – Би оттолкнулась плечом от стены, – и дальше я ничего не помню…
– Ты его чуть не убила.
– Чуть?! Да я стреляла почти в упор, в автоматическом режиме – и промахнулась! Я видела следы на стенах… Как он мог увернуться?
– Не знаю, он просто… убежал.
– Не просто. Он не рейдер, и не наемник… Я не знаю, кто он такой и что ему нужно. Совсем как тот инфильтратор у входа в долину.
– Он сказал, что не враг… что не хотел ничего плохого…
– Как и тот…
– Но этот, кажется, знал тебя по имени, только назвал тебя не совсем так… забыл добавить последнюю часть к твоей фамилии… вторую часть… – Мириам запнулась, глядя в лицо Би, на которое словно опускалась невидимая грозовая тень, – … а я даже не знаю, разве бывают такие, составные…
– Да, – совсем тихо ответила Би, – вторая часть – это фамилия мужа… но это не важно. Пойдем, нам еще нужно отдать батареи.
Как выяснилось, с одного холма на другой вели и более короткие пути, не лежащие через Яму, – вдоль восточной стены, на которой сейчас кипела работа. Мириам успела заметить пару ржавых кранов, ворочающих бетонные блоки среди толпы грязных рабочих, охраняемых гвардейцами, – и буквально десять минут спустя они с Би оказались в толкучке на знакомой площади, под решетчатой башней. Вместо проповедника на возвышение теперь забрались трое девиц в ярких платьях, и окружающая толпа то и дело взрывалась смехом и свистом в ответ на их выкрики и неприличные жесты. Народ девицы привлекали явно больше, чем проповедник, да и у лотков толкучка оказалась сильнее, так что идти через площадь стало трудно – по крайней мере Мириам, все еще не привыкшей к такому количеству людей вокруг. Она едва поспевала за Би, чувствующей себя в толпе как рыба в воде. К тому же у нее начинала болеть голова – не сильно, но ощутимо, словно тугим обручем сдавливая виски. Мириам знала, что это реакция на слезы, – чем дольше плачешь, тем больнее будет потом. Стараясь не споткнуться и никого не толкнуть, она пробиралась между людьми следом за Би и неожиданно уткнулась лбом ей в затылок.
– Что за… – удивленно начала было та, сворачивая налево, к лоткам, окружающим площадь, и не договорила. Проследив за взглядом Би, Мириам сразу заметила причину ее недоумения… да ее и невозможно было не заметить.
Возле ближайшего лотка, раскрашенного в кричащие цвета, возвышалась огромная фигура в потертой кожаной куртке с металлическими вставками, рядом с которой маячили три знакомых фигурки поменьше, держащиеся за руки.
– Держи кредит, ворюга, – донесся до нее бас Арго, когда они с Би протолкались поближе. – Давай вот эти, зеленые, и красные, и вон ту птицу в сахаре, и… что тебе? А, еще дай тянучек. Что значит много? За один кредит в самый раз.
– Ты вроде не собирался выходить, – сказала Би, подходя к лотку. Таня, держащая Рока за руку, виновато посмотрела на Мириам, но палочка от леденца, торчащая у нее изо рта, не очень соответствовала выражению ее глаз.
– Так сколько можно взаперти сидеть? – прогудел Арго в ответ. – Что-то ты мрачная, прайм. Леденца хочешь?
– Нет, – отрезала Би.
– А ты? – Арго протянул Мириам огромный кулак с торчащими из него разноцветными леденцами на палочках – улыбающимися рожицами, яблоками и плоскими красными ястребами. – Бери зеленый, он с мятой.
– Спасибо, – сказал Мириам, беря леденец в виде зеленого цветка.
– Тебя разве не ищут наемники? – снова спросила Би.
– Пусть они своих матерей ищут… – Арго хотел было что-то еще добавить, но покосился на Тони, оживленно грызущего крыло птицы в сахаре, и с хрустом откусил голову леденцовому ястребу. – Не полезут они ко мне в городе посреди дня, побоятся.
– Ко мне полезли.
– Так ты не такая страшная.
Би покачала головой.
– Все равно это лишний риск.
– Да ладно тебе волноваться. Малышня города ни разу в жизни не видела, а ты хочешь, чтобы они в подвале сидели? Да и мне cкучно стало, вот я им и пообещал холмы показать, леденцов купить… ну, и пива.
– Чего-чего?
– Ну, пиво не для них, – Арго посмотрел сверху вниз на Таню. – Что-то мы застоялись тут в толкучке, да, мелочь? Пошли на большой холм посмотрим и пирога поедим.
– Пошли, – к удивлению Мириам сказала Таня, не вынимая леденца изо рта, и снова виновато на нее посмотрела. Выглядела она при этом так забавно, что Мириам ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ.
– Давай я схожу с ними, – сказала она Би, – А ты пока сможешь отдать батареи тому торговцу, как его… и быстро нас найдешь
– Это опасно.
– Со мной не опасно, прайм, – Арго передал всю охапку леденцов Мириам, так что ей пришлось взять их в обе руки. – И не волнуйся так, в обиду я их не дам.
– Куда вы пойдете?
– Через ворота по этой вот улице, потом налево и выше на три квартала – там Обзорная площадь. Оттуда еще южный холм видно.
– Ясно, мы проходили там вчера. Я буду через полчаса, не больше.
– Дождемся. Сама смотри не потеряйся, а то искать пойдем.
Мириам снова улыбнулась. Солнце миновало зенит и спряталось за облаками, толпа в центре площади хлопала в такт движениям одной из девушек, которая, похоже, раздевалась, от ближайших лотков пахло ванилью и жженым сахаром… Как ни странно, совсем перестала болеть голова.
– А что там за пирог? – спросила Мириам.
II
– Случилось что? – спросил Арго, когда шумная Праздничная площадь осталась позади, уступив место тихой извилистой улочке, прикрытой от солнца виноградными зарослями на широких металлических террасах и мостиках, переброшенных с крыши на крышу.
Мириам только покачала головой – во-первых, ей действительно не очень хотелось говорить о событиях этого утра, а во-вторых, мятный леденец у нее во рту не очень к этому располагал.
– Да ладно, – сказал Арго, – я же не слепой. У тебя глаза на мокром месте, вон даже малая заметила. Так?
Таня, оживленно вертящая головой во все стороны, внимательно посмотрела на Мириам – ей леденец тоже не позволял принять участие в разговоре.
– А прайм бы тебя так просто в обиду не дала, – Арго вполглаза следил за Роком, прячущимся от Тони среди деревянных подпорок, удерживающих бетонную стену дома дальше по улице. Почему-то Мириам была уверена, что гладиатор следит не только за детьми – несмотря на внешнюю расслабленность гиганта, она не раз и не два замечала короткие взгляды, бросаемые им по сторонам.
Большой человек постоянно оставался начеку.
Леденец во рту Мириам стал совсем тонким, и она с хрустом раскусила его.
– То, что случилось, – моя глупость, – тихо, чтобы не слышали дети, сказала она Арго, – и все.
– Глупость?
– Встретила своего бывшего, а он сделал вид, что меня не знает, – Мириам почувствовала, как слезы снова наворачиваются на глаза, – просто отвернулся, и все. Я знала, что так и будет, что он такой… и все равно обидно.
Арго едва заметно кивнул, словно даже не словам Мириам, а своим мыслям, и она неожиданно для себя самой вдруг начала рассказывать ему о ярмарке, о том времени, которое так ярко вернулось к ней этим утром. Они шли по узкой улочке, Рок и Тони дурачились впереди, а Таня степенно следовала за ними, и Мириам говорила о том, о чем даже не помнила в течение долгих месяцев, что накапливалось и собиралось одинокими ночами после смерти родителей… о своих нехитрых радостях, детской любви, надежде, о цветных прожекторах и музыке, о том, как встретила Никки. Она говорила и понимала, что слова ее спутаны, и у нее при всем желании не получится рассказать большому человеку о том, что она чувствовала тогда и что чувствует сейчас, что желание поделиться с ним своими воспоминаниями, по сути, бесплодно. Арго кивал, но ничего не говорил в ответ, и она продолжала говорить о днях в городе, полном людей и песен, об ощущении будущего – разноцветного и яркого, словно фонарь с цветными стеклами… и так быстро пришедшего к своему логическому завершению во дворе ее прошлого, сожженного фиолетовым лазером Би.
– Фиолетовый? – тихо спросил Арго, прервав ее, и Мириам замолчала, чувствуя, как растворяется напряжение последних недель, а может и месяцев. – Ты знаешь, что тепловой луч нельзя увидеть?
– Нет.
– Люди загораются, точно факелы, и плавится песок, и ты даже не понимаешь, почему. А ее оружие создано, чтобы ослеплять, чтобы все видели, как убивает прайм… я слышал о таком.
– Видимо она… особенная. Извини, что я рассказывала тебе все это, я просто…
– Я не привык долго говорить, но это не значит, что я не умею слушать. Тебе повезло, у тебя были родные, и даже этот мелкий урод доставил тебе радость…
– А у тебя разве?..
– Я раб по рождению, – Арго наконец повернул голову к Мириам, и она чуть не присела, встретив его взгляд, полный злости. – У меня не было ничего. Меня купили в детстве, и в возрасте девяти лет продали в крепость Фаэтон, а потом отобрали в гладиаторскую школу. Я уже и тогда хорошо дрался, и это заметили… они все замечали.
Арго указал вперед, на знакомый уже Мириам красно-белый шатер посреди площади, к которой они как раз подходили.
– Представь себе бетонную яму размером с эту площадь. Представь себе десятки клеток и людей в них. Представь себе грязь, вонь и кровь – потому что это рынок рабов под Фаэтоном. И среди клеток самая большая – для боев. Я дрался с семи лет или раньше, сколько помню себя… за похлебку, за место, чтобы спать, и просто чтобы жить…
– Но Би сказала, что ты знаменитый…
– Я купил себе свободу в Атланте, а слава… слава ничего не стоит. Здесь меня никто не знает, и это хорошо.
– А почему ты уехал из Атланты?
– Потому что… – зубы Арго издали характерный скрежет металла о металл, – я и правда хочу отдохнуть…