зажатым в нем синим мелком. Иногда Тони пытался вносить в картину свои коррективы, и тогда дома и фигурки людей начинало словно сносить ветром, вытягивая в стороны и вверх.
Мириам, севшая обедать позже всех, отодвинула тарелку с остатками каши. Пыль от мелков, разбрасываемая Роком, попала и туда, придав каше вкус мела и краски… Рисуя очередной взрыв, Рок издал особенно громкий рык, долженствующий озвучить картину, и Мириам, воспользовавшись паузой в лихорадочном движении его пальцев, окрашенных в красное и черное, отобрала у него мел.
Рок озадаченно заморгал.
– Пойди попроси у тети Марты молока, – сказала ему Мириам и придвинула к себе пачку чистых листов, ставшую за последние двадцать минут значительно тоньше.
– Но я не хочу молока, – возразил Рок.
– Не для себя – для всех нас.
– Для всех-всех?
– Да.
Рок вскочил, словно подброшенный одним из нарисованных им взрывов, и побежал к стойке бара, как если бы молоко могло неожиданно закончиться или убежать. Его энергия не переставала удивлять Мириам – Рок вел себя так, словно и не было долгой прогулки по городу, беготни с Тони по улицам, перестрелки, напугавшей всех, кроме него, и обратного пути – тоже довольно долгого и вконец измотавшего Мириам.
Впрочем, на ее долю наверняка просто пришлось больше событий, – рассудила она, выводя первую линию. Мелок крошился и пачкал пальцы, но несмотря на усталость Мириам, линии выходили прямыми и четкими.
Непривычно четкими.
Под ее пальцами, словно действующими сами по себе, медленно проступало лицо Джино Альмейде, небесного человека, сидящего сейчас за соседним столиком рядом с Би. Не то лицо, на которое Мириам и сейчас не могла смотреть без содрогания, покрытое пигментными пятнами и ожогами, сочащимися кровью… Другое, настоящее, какое наверняка было бы у него, останься он в небесном городе, как и полагается небесным людям…
Мириам отодвинула неоконченный портрет, рассматривая его с некоторым удивлением, потом выдернула лист из зажима и встала. Джино сидел, положив забинтованные руки на свой электронный планшет, по которому медленно двигались цифры и буквы, – они тихо беседовали с Би, и, кажется, он записывал их разговор.
–…замедлители, – донеслись до Мириам его слова, – и антирадиационная обработка… инъекции суспензии в мышцы. Очень больно и совершенно бесполезно, учитывая те дозы, которые я получил сразу же на выходе из модуля.
– Но должно же быть что-то…
– У вас? Нет, вы совершенно невосприимчивы к радиации… в таких дозах, по крайней мере. У вас никогда не было необходимости лечить то, что вызывает зуд, или в худшем случае делает ваш загар темнее… Вам просто нечем мне помочь.
– А ваши средства?
– В моем состоянии? Разве что пересадка спинного мозга и печени… стерильный бокс, невесомость, и многие месяцы мучений, не дающих никакой гарантии на выживание. Даже без медицинского образования я понимаю это… и вы, я полагаю, тоже…
Мириам молча положила перед Джино портрет, и тот замолчал. Движение букв на планшете тоже остановилось.
– Это… я? – спросил он и поднял глаза на Мириам – черные блестящие глаза, выглядывающие из щели в бинтах, плотно покрывающих его голову и большую часть лица и медленно пропитывающихся розовой сукровицей. – Но как, вы же не видите… даже я не помню, когда так выглядел.
– Не знаю, – сказала Мириам, придвигая к себе стул. – А похоже?
– Да.
– Это хорошо. Оно само так получилось, я давно ничего не рисовала.
– Ты умеешь рисовать? – спросила Би.
– А разве это нужно уметь? – удивилась Мириам. – Я просто рисую, и все. А ты не хочешь есть? Ты же ничего не ела с утра– Она права, – сказал Джино. – Вы ничего не ели… помогли мне вымыться, вкололи кучу лекарств, перебинтовали – и совершенно забыли о себе.
– Вот-вот, – поддержала его Мириам. – На обед очень вкусный бульон из курицы, вам тоже, наверное, его можно, даже если глотать больно… а для тебя я закажу еще и двойной стейк, а то с утра столько всего произошло, ты бегала, несла меня, а потом еще и…
Ее прервал звон: Рок, принесший от стойки поднос с металлическими стаканами, поставил его на стол слишком резко, и один стакан упал на пол, молоко разлилось. Рок скорчил виноватую рожицу, взял один из уцелевших стаканов и поднес его Мириам… та поставила его перед Би.
– Это коровье молоко? – спросил Джино, снова берясь за планшет.
– Да, – сказала Би, в свою очередь передвигая стакан к нему, – пейте, там кальций и…
– …и соли тяжелых металлов, – сказал Джино. – Вы же помните, его не везут… наверх.
– Оно для вас ядовитое? – удивилась Мириам.
– Не только оно, – на планшете перед Джино рядами выстраивались слова, – любая другая еда, вода, даже воздух…
– А что же вы тогда едите?
– Крепости разрешают к вывозу очень ограниченный список продуктов, – сказала Би. – Никаких фруктов, ягод, несколько сортов зерна…
– Да, – Джино осторожно дотронулся до стакана, словно ожидая, что тот взорвется у него в руке, – никаких фруктов…
Решившись, он поднес стакан к губам и сделал несколько нерешительных глотков.
– Мне уже нет никакого смысла бояться. Мне осталось так мало… и я даже ничего не успел попробовать. Я записываю все, но какой в этом смысл, если я даже не узнаю, какое на вкус молоко… или яблоки.
– Я попрошу у Марты яблок, – сказала Мириам. – Только я не понимаю…
– …почему я здесь? – Джино закашлялся и чуть не уронил стакан, так что Мириам пришлось придержать его за руку. – Я сбежал…
– Сбежал с неба? – удивилась Мириам. – Но зачем?
– Чтобы узнать, на что похожа… жизнь.
Мириам озадаченно посмотрела на Би, но та только пожала плечами.
– Вам это кажется странным, – продолжил Джино, – но там, наверху, люди не живут. Мы существуем в закрытой и кондиционируемой среде, питаемся специально отобранными и очищенными продуктами, учимся по учебникам, устаревшим еще сто лет назад… лучшие из нас погибли в последней войне, а все остальные просто не знают, зачем им еще существовать.
– Мне случалось говорить с представителями Атланты-А, – сказала Би, – и мне показалось, что они знали, чего хотели…
– Вы говорили с военными. Да, им кажется, что они знают. Они дают вам технологии в обмен на сырье и оружие в обмен на зерно… позволяют самым сильным из вас создавать крепости, отгораживаясь от всего остального мира – но понятия не имеют, что им делать дальше. Поверьте, меня же учили, как и вас, анализировать информацию…
– Меня готовили далеко не для этого, – мрачно ответила Би.
– О да, я знаю, они дали вам технологию прайм-линк, а вы сделали из нее оружие… Мы никогда не применяли ее для военных, у нас она используется только предсказателями, особым классом аналитиков. Меня готовили, чтобы принять прайм-линк, но на это должно было уйти еще десять лет, а у вас …
– Шестилетний подготовительный курс, – Би с легким удивлением посмотрела на Таню, которая, оставив Рока и Тони рисовать, уселась на стул рядом с Мириам, сжимая стакан с молоком обеими руками. – Но не столько аналитика, сколько боевые тренировки, упражнения на концентрацию, работа на тренажерах…
– И сколько… какой процент успеха при установке линка?
– Каждый третий сходит с ума или получает необратимые повреждения психики в течение месяца после операции. Но мы все знаем, на что идем, и желающих много, даже больше, чем нужно.
– Вот видите, вы знали, на что шли, а мы… мы боимся. Боимся, потому что нас так мало, вы догоняете нас слишком быстро… и потому что вы агрессивны. И еще потому… – Джино отпустил планшет и осторожно дотронулся до руки Тани. Та зажмурилась, но руку не отдернула, – … потому что у вас рождается столько детей.
– А у небесных людей? – не выдержала Мириам.
– Мы практически неспособны к размножению. Бесплодие, мертвые дети или мутации, делающие их нежизнеспособными, и так на всех станциях Пояса. Космос убивает нас… На самом деле уже убил, еще три или четыре поколения назад. Мы выращиваем детей искусственно, и только за разглашение этого факта меня никогда не пустят обратно…
– Почему? – не унималась Мириам.
– Потому что это слабость, – ответила Би.
– О да, – прошептал Джино, —вы же воспринимаете это именно так, сразу…
– Небесные города действуют с позиции силы, – кивнула Би. – Они ставят условия Королям, и те подчиняются, потому что сила крепостей – это подарок, который могут и отнять. Но в тот момент, когда Короли поймут, что им нечего больше бояться…
Джино засмеялся и сразу снова закашлялся.
– Так началась вторая война… только у вас она называется Последней. Сгорело все, что еще могло гореть, пали последние города и лопнули небесные струны… а все потому, что мы отдали выжившим слишком много знаний, а они ничего не сумели, кроме как снова все сжечь. Все умерло… информационные сети сгорели вместе с нашим общим прошлым, а космическая радиация убила наше будущее. Как могут вообще жить люди, не знающие ничего о своей истории, уничтожившие ее своими руками?
Мириам растеряно посмотрела на Би… Из последней тирады небесного человека она не поняла почти ничего. Би правильно истолковала ее взгляд и пожала плечами.
– Перед Последней войной информация хранилась на электронных устройствах, вроде той книги, что ты читала когда-то, или этого планшета. Она была самым драгоценным, что осталось от старого мира, того, который был до войны. И она сгорела – оружие, которое использовали тогда, в Последней войне, разрушало технику и все сложные устройства, а заодно убивало все записи. Поэтому мы так мало знаем о том, как это произошло, – мало осталось книг, и движущихся картин, и довоенной музыки.
– А их было много? – спросила Мириам.
– Чего?
– Ну, музыки и картин?
– О да, – ответил Джино, – одни списки названий можно листать часами… Названий того, что уже никогда не прочитать и не увидеть. Две тысячи лет человеческой памяти… а то, что мы продаем вам в обмен на зерно – не более чем жалкие обрывки.