– Но разве нельзя будет создать их еще? Новую музыку и новую историю?
– Историю, которая не записана, невозможно сохранить. Я спустился вниз, чтобы самому все увидеть и записать. Мы почти не знаем, что происходит внизу, этим занимаются военные. Мне пришлось украсть спасательный модуль, взяв с собой только самое необходимое. Я рассчитывал обменять лекарства на еду и проезд до ближайшего города, но фермеры, которых я встретил на дороге… они…
– Ограбили тебя, – сказала Би, – и бросили в пустыне.
– Да, но потом другие подобрали меня и помогли добраться сюда. Мне повезло, что мой компьютер остался цел, и что я протянул так долго. Я не рассчитывал, что уровень радиации будет настолько высоким, а защитные средства окажутся бесполезны…
– Но если ты знал, что не можешь здесь жить, то почему … то есть, если ты знал, что можешь просто так умереть, то почему все же… – Мириам окончательно запуталась в собственных словах и только встряхнула головой. Ей показалось, что Джино улыбнулся.
– Я не хотел умирать, если ты об этом. Но иначе не мог. Понимаете, меня всю жизнь учили собирать знания, работать с ними… А потом объяснили, что новых знаний нет, что мне остается только перебирать обрывки и осколки, оставшиеся от некогда великих вещей… а настоящий, живой мир недосягаем для меня. Я могу каждый день видеть его, потому что он совсем рядом, но я никогда не смогу узнать, какой он на самом деле, потому что он мне враждебен, потому что убьет меня… и он убил. Медленно… Но знаете, за то время, пока я здесь, столько всего узнал. Меня приучили думать, что внизу живут несчастные и ограниченные люди, но на самом деле вы счастливы.
– Да? – мрачно спросила Би. – А те фермеры, что тебя ограбили?..
– Ваша жизнь… она совсем другая, – ответил Джино. – Вы не знаете, чем завершится сегодняшний день, но зато вы можете пережить так много. Я тоже так хочу, потому что ни на что другое времени больше не осталось…
Джино вытер кровь с губ куском бинта, немного удивленно посмотрел на него и обмяк на стуле, запрокинув голову назад. Мириам вскочила, но Би оказалась быстрее – она обошла стол, забросила руки небесного человека себе на спину, подхватила его под колени и подняла, словно мешок с зерном.
– Я отнесу его наверх, – сказала она. – Он проспит часов пять. Я уколола ему глюкозу, антибиотики и снотворное… Странно, что ему понадобилось столько времени.
– Теперь он… умрет? – спросила Таня.
– Не сейчас, – ответила Би, ее голос не дрогнул, несмотря на тяжесть на плечах. – Но ему очень плохо, так что лучше не беспокоить его зря.
– Но он сказал, что хочет побольше всего увидеть…
– Да. Но сейчас он больше ничего не увидит, – и Би понесла Джино вверх по лестнице. Таня некоторое время смотрела им вслед, а потом заплакала, и Мириам обняла ее.
– Он же хороший человек, правда? – спросила девочка, всхлипывая. – А почему тогда ему так плохо?
– Не знаю, – сказала Мириам. – Но Би… Ребекка ему поможет.
– Ее зовут Ребекка?
– Да.
– А как ты узнала?
V
– А где Арго?
Капля воды упала среди красных штрихов, образовав небольшую кляксу. Мириам отложила мелок и взглянула на Би.
– Похоже на него, правда?
– Да.
Би собрала мокрые волосы на затылке. В обтягивающей белой майке и полотняных брюках, слишком широких для нее, она была почти похожа на обычную девушку из тех, что останавливались во дворе Мириам… почти похожа. Те девушки не носили тяжелые игольники за спиной, и у них просто не могло быть таких глаз, как у Би – тревожных, полных клубящейся темноты. Сейчас ее цвет был цветом тревоги и напряжения, которое готово было вот-вот превратиться в действие, полыхнуть огнем, и Мириам уже в который раз задумалась о том, как близка и понятна стала ей эта девушка. Всего лишь несколько дней назад бывшая страшной незнакомкой, спасшей ее, и разрушившей ее дом.
– Он ушел сразу как поел. Не сказал куда, – Мириам поправила воротник Тани, спящей рядом на стуле. С момента ухода Би наверх прошло больше часа, но она не заметила, как пролетело время. Ворох изрисованных листов перед ней стал толще – теперь там были портреты Тани, упрямо выпячивающей подбородок, Рока, показывающего язык, Тони, жующего четки, Арго…
– Это он начал драку на площади?
– Нет, это… кажется, я.
– Ты?
– Я узнала Паука, и после этого началась перестрелка – одним наемникам не понравилось, что он пришел…
– Молотам не понравилось. Картель хотел, чтобы они договорились с Шипами, поделили между собой город и заключили с ним какое-то соглашение. Конечно, он мог и не знать, что с Шипами пришел Паук…
Мириам почти с ужасом наблюдала за тем, как Би рассеяно перебирает рисунки, и наконец останавливается на последнем – портрете красивой улыбающейся девушки с миндалевидными глазами и высокой прической.
– Как странно, – сказала Би и дотронулась до рисунка, словно проверяя, настоящий ли он. – Ты и его так нарисовала?
– Как?
– Ты рисовала не с натуры, это все сделано по памяти, верно?
– Ну да, наверное.
– Ты раньше тоже так рисовала?
– Может быть, не так, – Мириам задумалась. – Но я всегда любила рисовать, в детстве… и когда было чем. А как-то я раскрасила домики для гостей, специально купила для этого краски. Правда, все быстро облезло, но несколько месяцев они были такими яркими…
– А почему красный?
– Черный мелок я оставила Року, и к тому же мне он не нравится. Что-то не так?
– Не знаю, – ответила Би. – А этот портрет… он похож на меня?
– Да… Кажется, я видела это во сне, – Мириам смутилась. – Это так глупо… Мне приснился сон, в котором ты была в длинном платье, таком, знаешь, красном с черным рисунком…
Пальцы Мириам словно сами собой ухватились за мелок, выводя узор рядом с портретом, и Би, наклонившаяся над столом, тихо вздохнула.
– Что?
– А когда тебе это приснилось?
– Давно. Кажется, еще до того как мы приехали в город… Да, точно. Помнишь, мы еще остановились в долине?
– Помню. Действительно, это было так давно, – Би присела за стол, тихо пододвинув стул, чтобы не потревожить Таню. – А где дети?
– Я отправила их наверх спать, позже проверю, чтобы Рок не хулиганил.
– А она?
– Мы с ней болтали, – Мириам смутилась, – обо всяком. Она спрашивала, что мы делали целый день, и я ей немножко рассказала про церковь с именами, и про симпатичного барона.
– Симпатичного?
– Ну да, очень симпатичного, ты разве не заметила? А как там, на базаре? Ты отдала батареи, как хотела?
– Нет, я никого не нашла в том шатре. Но у нас достаточно денег, так что это проблема этого… Джеффри. Весь этот день – как во сне, – Би пододвинула к себе планшет Джино, рассеянно посмотрела на него, и Мириам показалось, что она сейчас улыбнется… но этого не произошло. По планшету медленно поползли буквы, но Би словно не видела их…
– Когда ты сказала про сон, я тоже подумала… Всего несколько дней назад мы были в пустыне. Эти дни – они словно ненастоящие, как если бы их и не было, как если бы их кто-то придумал за меня…
– Как это?
– Мне кажется, что я не все помню. Некоторые моменты просто выпали у меня из памяти, знаешь, как в этих картинках, которые дают детям… которые нужно складывать из кусочков…
– Не знаю…
– Не важно, – Би провела рукой по лбу, все еще глядя на планшет. – Но если я права, и они действительно выпали, то все дело во мне… говорят, к этому рано или поздно приходит большинство праймов.
– К чему?
– К безумию.
Теперь по планшету вместо букв бежали картинки, очень быстро, так что Мириам ничего не могла разобрать.
– Но почему?
– Помнишь, как Таня просила рассказать о том, как становятся Мечами Короля?
– Да.
– Это рассказ не для ребенка. Хочешь, я расскажу об этом тебе?
Глядя на улицу из окна своего номера и расчесывая мокрые волосы, Мириам поймала себя на мысли об Арго… о том, что она почему-то ждет, когда тот появится на площади, как в прошлую ночь. Это удивило ее и на несколько минут отвлекло от слов Би, поглотивших все ее мысли.
Правильных слов.
Красивых, и сказанных так, как никогда не смогла бы сама Мириам. Действительно, Мечи Короля могли и рубить людей на части, и рассказывать истории одинаково хорошо… или, возможно, только этот конкретный Меч.
«Сначала они отбирают детей из тех, что учатся в военных школах. Праймами хотят стать все, хотя не все знают, что это значит, и потому Корпусу достаются лучшие из лучших. В четырнадцать лет тех, кто прошел экзамен и первое испытание, начинают учить – не так, как всех остальных. Им дают математику, физику, и подвергают изнурительным тренировкам их чувства, отсеивая непригодных, так что к шестнадцати в Корпусе остается не более половины отобранных.
Корпус закрытый, и те, кто проходит второе испытание в шестнадцать лет, оказываются оторваны от своих семей и родных на три года, в течение которых комиссия Корпуса принимает окончательное решение – пригодны они на роль прайма или нет. Все, что ждет учеников в это время, – это еще более жесткая программа обучения и безжалостный отбор.
Самый тяжелый год —третий. До этого будущих праймов только учат, почти как обычных солдат – рукопашный бой, огневая подготовка, бой с использованием каров, тяжелых орудий и боевых машин, обработка данных разведки, картография и много чего еще, что может пригодиться воину… но третий год меняет программу.
Есть ряд упражнений и техник, которые нужно освоить до того, как прайм-линк войдет в твой мозг – они подготавливают тебя к тому, что случится потом, учат работать с потоками информации, плотность которых ты до этого не могла и представить. И это мучительно – многие часы в камерах, изолированных от внешнего мира, тысячи картинок, которые показывают тебе, а затем заставляют распределять и классифицировать, наркотики, изменяющие сознание на целые сутки, в течение которых тебе приходится управлять каром или сражаться в невыносимых условиях… На этих тренировках отсеивается еще половина.