Интермедия IV
Кейн выбрал столик в стороне от остальных и уселся спиной к стене, обозревая площадь. Полдень едва миновал, и заведения, выходящие на нее своими фасадами, только начинали просыпаться. «Белая кошка», запомнившаяся ему по прошлой ночи, оказалась прямо напротив. Круглая сцена, возвышавшаяся посреди площади, наполовину скрывала ее вывеску.
Он улыбнулся официантке, поставившей перед ним стакан и графин с яблочным соком, но та только зевнула в ответ и покосилась на винтовку, лежащую на стуле рядом с ним.
– Она сейчас подойдет, – сказала женщина, глядя, как он наливает себе сок.
Многочисленные сережки в ее ушах разбрасывали блики при каждом слове.
– Ты точно уверен, что нужна именно она? А то пошлет тебя, и ни одна другая девчонка не согласится.
– Точно, – ответил Кейн.
Сок оказался теплым, и в животе заурчало – монах ничего не ел со вчерашнего дня. Официантка снова зевнула и ушла под навес, в тень, где на плетеных стульях дремала пара здоровенных вышибал в черных безрукавках.
Опустошив стакан, он наполнил его снова, взял винтовку и смотал защитную ленту. Те несколько часов, которые его оружие провело в руках гвардейцев, не оставили на нем заметных следов, но в этом следовало удостовериться. Ствольная насадка отсоединилась с привычной легкостью, в пазах все еще оставалась смазка. Кейн положил насадку на стол, рядом с графином, и снял прицел.
– Тебе точно девчонка нужна?
Голос был низким, красивым и совершенно незнакомым. Кейн поднял глаза. Солнце оказалось как раз у нее за спиной, превратив пушистые волосы в алый ореол вокруг головы.
– Подружка вроде у тебя уже есть, да?
Кейн отложил прицел и встал.
– Привет, рыжая, – сказал он и улыбнулся.
Она не ответила, просто молча стояла, рассматривая его, и в ее зеленых глазах поочередно сменялись злость, удивление, боль.
– Да чтобы черти меня!.. – Она оттолкнула стул, порывисто шагнула к Кейну и обняла его, привстав на цыпочки. – Ты живой! Да ты… Какого хрена!..
– И ты живая, – сказал он, чувствуя на щеке ее слезы. – Давно не виделись, Анита.
– Неужели? – Она отстранилась, рассматривая его. – Дурак! Ты как меня нашел вообще?
– Прошел за тобой.
– Меня искал? Но зачем?
– Потому что пообещал. Ты разве не помнишь?
– Помню. Кейн, а лет сколько прошло? Десять?
– Двенадцать. А это имеет значение?
– Давай сядем. – Она склонила голову, и Кейн пододвинул ей стул.
Глядя, как Анита стирает слезы, стараясь не повредить макияж, Кейн пытался вспомнить, как же она выглядела тогда, в прошлом, и не мог. Всплывающие образы оставались обрывочными… Тоненькая девочка с огненными волосами, темный загар, стройные босые ноги, рыжая челка. Но сейчас перед ним сидела взрослая, очень красивая женщина.
Совершенно, абсолютно незнакомая.
Анита небрежно взмахнула рукой, и к их столику почти подбежала официантка.
– Виски, Тина, графин.
– Виски?
– Да, и закусить. Глазами зря не хлопай, друг это.
– Я не пью, – мягко сказал Кейн, когда официантка поспешно ушла.
– Я пью. – Длинные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями безостановочно двигались по браслетам, украшавшим левую руку до самого локтя. – Зачем ты пришел?
– Я уже сказал.
– А я не верю. Мы детьми были, могла и не узнать.
– Не могла.
– Уверен? Татуировка эта и глаз подбитый!.. Почему, Кей? Столько лет!
Несколько секунд он молчал, подбирая слова.
– Я монах. У меня не должно быть привязанностей. Но я обещал найти тебя, и это оказалось проще сделать, чем отбросить.
– Монах? А вроде хотел стать солдатом.
– Я им и был, пока не понял, что не хочу выполнять чужие приказы.
– На тебя похоже. Сначала одно хотеть, потом передумать, стать монахом и прийти ко мне, чтобы меня же забыть. – Она коротко и очень тихо рассмеялась. – Даже не спросить, что со мной происходило, кем я была все эти годы.
– Я знаю.
– Дурак. Что ты можешь знать?
– Я вернулся в дом твоих родителей, узнал о работорговцах, которые увели тебя, выведал о них все. Для этого пришлось обойти четыре стоянки. Из тех, кто участвовал в том рейде, в живых оставалось только трое. Они не помнили тебя, но я нашел документы, электронные записи продаж.
– Живы еще. Надо же!
– Уже нет. Те, кто купил тебя, странствующий цирк из Фаэтона… Он распался, я нашел лишь одну акробатку в театре, у самых стен Чикаго. Она вспомнила рыжую девочку, которая здесь сбежала. Потом все было просто. Я расспрашивал о тебе всех, кто бывал в Хоксе. Меня искали, так что пришлось сделать крюк через Эрг, а потом…
– Я поняла. – Анита наклонилась вперед и дотронулась до его руки. – Я почти забыла эту дорогу, имена, лица. Не хочу вспоминать. Пусть и дальше в аду отдыхают. – Она замолчала, рассеянно поглаживая его пальцы.
Подошедшая официантка сноровисто расставила на столе металлические рюмки и тарелочки с холодным мясом. Анита взяла у нее из рук пузатый графин с виски и поблагодарила кивком.
– Не хочешь?
Кейн покачал головой и смотрел, как Анита до краев наполнила свою рюмку.
– Тогда за встречу! – Она залпом выпила виски, снова с верхом наполнила рюмку, но пить не стала. – А ведь ты совсем другой теперь, правда?
– Правда. И ты… Я бы тебя не узнал.
– Краски поярче, одежка получше, колечки-запястья. Только волосы, считай, прежними и остались.
– У тебя всегда были красивые волосы.
– Не такие. Ты после Фаэтона меня не видел, подстричься пришлось считай наголо, для парика, чтоб в их пьесе дурацкой носить, но акробатки из меня все равно не вышло.
– Тебе не хватило терпения?
– Вроде того. Просто я к тому времени поняла, что с мужским полом у меня получается куда лучше. К чему на столбе кувыркаться, если те же деньги можно за пару минут заработать? – Она снова опрокинула рюмку. – Без особых выкрутасов. И бока не отбиты, и спину не ломит. Что это ты улыбаться перестал? Сейчас самое время пожалеть, что нашел меня. Или, может, сказать что-нибудь мудрое падшей женщине. Как там святоши говорят?
– Я обещал тебя найти, но не судить. – Кейн наклонился и сжал ее руку.
– И правда, – сказала Анита. – Да и я тебя, да? Много ли народу ты убил?
– Сколько пришлось.
– Вот видишь, и у тебя тоже не все просто. Хотел стать солдатом, а сделался монахом. И я тоже мечтала много, особенно поначалу. Но мне жаловаться грех. Здесь, в «Сладкой белке», меня никто, считай, не обижал, старше меня только наша мама. Мужчин я сама выбираю, да и девчонки меня любят. Неплохо все вышло, Кей.
– Я рад, но мое обещание остается в силе.
– Что? Смешной ты. Кто в наше время обещания ценит? Где они, наши четырнадцать лет, Кей?
– Здесь, Анита, с нами.
– Да, опять правда. – Она хотела было снова наполнить рюмку, но передумала и поставила графин на место. – Хватит с меня, а то, пожалуй, напьюсь еще. Съешь что-нибудь, я и отсюда слышу, что у тебя в пузе творится.
– Спасибо.
– Не благодари, а поешь. Ты где остановился?
– В «Индюке», насколько я помню.
– В «Индюке»? Ты знаком с баронессой?
– С кем?
– А, ладно, слухи это, болтовня девчачья. Девица в броне, из Атланты, с бароном нашим рядом на площади была. Красивая, говорят. Приручила огра. – Анита рассмеялась. – Что только не болтают.
– Занятно. – Кейн взял с блюдца кусочек мяса. – Баронесса и огр.
– Да. Насчет тебя тоже трепаться станут, Кей. Вон, уже начали.
– Меня это не волнует.
– Меня тоже. Ты ведь хорошо стреляешь, да?
– Интересно, что ты спросила об этом. – Кейн прожевал мясо и снова протянул руку к тарелочкам. – Возможно, я плохой проповедник, но никто еще не жаловался на то, как я стреляю.
Анита поймала его руку, словно кошка, хватающая ящерицу.
– Тогда у меня к тебе будет просьба. Небольшая-небольшая, особенно по сравнению с тем, что ты уже сделал.
– Мне не очень нравится, как это звучит.
– Так, может, тебе награда понравится? Хоть ты и монах, но должно же быть что-то, что ты хочешь? Очень-очень?
I
С волос Мириам капала вода.
Перед тем как умыться у платной колонки, охраняемой невысоким горожанином в смешной белой шляпе, она честно попыталась найти в карманах резинку для волос и не смогла. Девушка даже не помнила, брала ли ее с собой из дому, и была явно не в том состоянии, чтобы задумываться над этим. Вода, видимо отстаивавшаяся в одном из резервуаров на крышах, оказалась теплой, но все-таки освежала.
– Побыстрее! – прикрикнул было коренастый торговец, но затем покосился на ее кобуру и замолк.
За Мириам уже образовалась очередь из пары женщин с бутылями и ведрами, и она сочла за лучшее отойти в сторону.
– Так лучше? – спросила Би, глядя, как она отжимает волосы, собирая их на затылке.
– Да. У меня глаза совсем красные?
– Нет. – Би прислонилась плечом к стене дома, неровной, из ноздреватых бетонных плит, явно позаимствованных из старых развалин. – Может, ты хочешь пить? Мы могли бы зайти…
– Не хочу. – Волосы Мириам упали ей на плечи, и вода мгновенно начала просачиваться сквозь новый плащ, но поправлять их она не стала. – Я и так сильно тебя задержала. Если бы кто-то другой так себя вел при мне! Истерики, обмороки! Как маленькая, нет, даже хуже.
– Я не поняла, что там случилось, – прервала ее Би – И никто бы не догадался.
– Там?
– Да, в переулке.
– Этот человек что-то сделал со мной. – Мириам посмотрела вдоль улицы, на решетчатую башню и площадь, до которой они так и не дошли. – Не понимаю, что именно, но, кажется, я стала иначе видеть.
– Он приказал мне спать. – Би оттолкнулась плечом от стены. – Дальше я ничего не помню.
– Ты его чуть не убила.
– Чуть? Я стреляла почти в упор, в автоматическом режиме, и промахнулась. Я видела следы на стенах. Как он мог увернуться?
– Не знаю. Он просто убежал.
– Не просто. Это не рейдер и не наемник. Я не знаю, как его назвать и что ему нужно. Совсем как тот инфильтратор, у входа в долину.
– Он сказал, что не враг, мол, не хотел ничего плохого.
– Как и тот!..
– Но этот, кажется, знал тебя по имени, только назвал не совсем так. Он забыл добавить последнюю часть к твоей фамилии… – Мириам запнулась, глядя в лицо Би, на которое словно опускалась невидимая грозовая тень. – А я даже не знала, что бывают такие, составные.
– Да, – совсем тихо ответила Би. – Вторая часть – фамилия мужа, но это не важно. Пойдем, нам еще нужно отдать батареи.
Как выяснилось, с одного холма на другой вели и более короткие пути, не проходящие через Яму. Женщины шли вдоль восточной стены, на которой сейчас кипела работа. Мириам успела заметить пару ржавых кранов, ворочающих бетонные блоки среди толпы грязных рабочих, охраняемых гвардейцами.
Буквально через десять минут они с Би оказались в толкучке, на знакомой площади, под решетчатой башней. Вместо проповедника на возвышение теперь забрались три девицы в ярких платьях. Толпа, окружающая их, то и дело взрывалась смехом и свистом в ответ на выкрики и неприличные жесты барышень. Они привлекали явно больше народа, чем проповедник, да и у лотков толкучка оказалась сильнее, так что идти через площадь стало трудно. По крайней мере, Мириам, все еще не привыкшей к такому количеству людей, оказалось сложно поспевать за Би, чувствующей себя в толпе как рыба в воде. К тому же у нее начинала болеть голова, не сильно, но ощутимо, словно тугим обручем сдавливая виски. Мириам знала, что это реакция на слезы, и чем дольше плакать, тем больнее будет потом. Стараясь не споткнуться и никого не толкнуть, она пробиралась через толпу следом за Би и неожиданно уткнулась лбом ей в затылок.
– Что за?.. – сказала Би, поворачивая налево, к лоткам, окружающим площадь.
Проследив за взглядом своей спутницы, Мириам сразу заметила причину ее удивления, которую и невозможно было бы не увидеть.
Возле ближайшего лотка, раскрашенного в яркие кричащие цвета, возвышалась огромная фигура в потертой кожаной куртке с металлическими вставками, рядом с которой маячили три маленьких человечка, держащихся за руки.
– Держи кредит, ворюга, – донесся до девушки бас Арго, когда они с Би протолкались поближе. – Давай вот эти, зеленые, красные, и вон ту птицу в сахаре. Что тебе? А, еще тянучек. Что значит много? За один кредит в самый раз.
– Ты вроде не собирался выходить, – сказала Би, подходя к лотку.
Таня, держащая Рока за руку, виновато посмотрела на Мириам, но палочка от леденца, торчащая у нее изо рта, не очень соответствовала выражению глаз девчонки.
– Так сколько можно взаперти сидеть? – прогудел Арго в ответ. – Что-то ты мрачная, прайм. Леденец хочешь?
– Нет, – отрезала Би.
– А ты? – Арго протянул Мириам огромный кулак, из которого торчали разноцветные леденцы на палочках – улыбающиеся рожицы, яблоки и плоские красные ястребы. – Бери зеленый, он с мятой.
– Спасибо, – сказала Мириам и взяла леденец в виде цветка.
– Тебя разве не ищут наемники? – снова спросила Би.
– Пусть они своих матерей ищут!.. – Арго хотел было еще что-то добавить, но покосился на Тони, оживленно грызущего крыло птицы в сахаре, и с хрустом откусил голову леденцовому ястребу. – Не полезут они ко мне в городе посреди дня, побоятся.
– Ко мне полезли.
– Так ты не такая страшная.
Би покачала головой:
– Все равно это лишний риск.
– Да ладно тебе волноваться. Тут малышня города ни разу в жизни не видела, а ты хочешь, чтобы они в подвале сидели? Да и мне скучно стало, вот я им и пообещал холмы показать, леденцов купить… еще пива.
– Чего?
– Нет, это не для них. – Арго посмотрел сверху вниз на Таню. – Что-то мы тут застоялись в толкучке, да, мелочь? Пошли на большой холм посмотрим и пирог съедим?
– Пошли, – к удивлению Мириам, сказала Таня, не вынимая леденца изо рта, и снова виновато на нее посмотрела.
Выглядела она при этом так забавно, что девушке оставалось лишь улыбнуться в ответ.
– Давай я схожу с ними, – сказала она Би. – А ты пока сможешь отдать батареи тому торговцу – как его?.. – и быстро нас найдешь.
– Это опасно.
– Только не со мной, прайм. – Арго передал всю охапку леденцов Мириам, так что ей пришлось взять их в обе руки. – И не волнуйся так, в обиду я их не дам.
– Куда вы пойдете?
– Через ворота, по этой вот улице, потом налево и выше на три квартала находится обзорная площадь. Оттуда еще южный холм видно.
– Ясно, мы проходили там вчера. Я буду через полчаса, не больше.
– Дождемся. Сама смотри не потеряйся, а то искать пойдем.
Мириам снова улыбнулась. Солнце миновало зенит и спряталось за облаками, толпа в центре площади хлопала в такт движениям одной из девушек, которая, похоже, раздевалась. От ближайших лотков пахло ванилью и жженым сахаром. Как ни странно, у девушки совсем перестала болеть голова.
– А что там за пирог, который вы хотели съесть? – спросила она.
II
– Случилось что? – спросил Арго, когда шумная площадь осталась позади, уступив место тихой извилистой улочке, прикрытой от солнца виноградными зарослями на широких металлических террасах и мостиках, переброшенных с крыши на крышу.
Мириам только покачала головой. Во-первых, ей действительно не очень хотелось говорить о событиях этого утра, а во-вторых, мятный леденец в виде зеленого цветка у нее во рту не очень к этому располагал.
– Да ладно, – сказал Арго. – Я же не слепой. У тебя глаза на мокром месте, вон даже малая заметила. Так?
Таня, оживленно вертящая головой во все стороны, внимательно посмотрела на Мириам. Ее леденец тоже не позволял ей принять участие в разговоре.
– А прайм бы тебя так просто в обиду не дала. – Арго вполглаза следил за Роком, прячущимся от Тони среди деревянных подпорок, удерживающих бетонную стену дома, стоявшего дальше по улице.
Почему-то Мириам была уверена, что гладиатор наблюдал не только за этим. Она не раз и не два замечала короткие взгляды, бросаемые им по сторонам, несмотря на внешнюю расслабленность.
Большой человек постоянно оставался начеку.
Леденец во рту Мириам стал совсем тонким, и она с хрустом раскусила его.
– Случилась моя глупость, – тихо, чтобы не слышали дети, сказала она Арго. – И все.
– Глупость?
– Встретила своего бывшего, а он сделал вид, что меня не знает. – Мириам почувствовала, как слезы снова наворачиваются на глаза. – Просто отвернулся, и больше ничего. Я знала, что так все и будет, что он такой, но все равно обидно.
Арго едва заметно кивнул, словно даже не словам Мириам, а своим мыслям, и она неожиданно для себя самой вдруг начала рассказывать ему о ярмарке, о том самом времени, которое так ярко вернулось к ней этим утром. Они шли по узкой улочке, Рок и Тони дурачились впереди, Таня степенно следовала чуть позади, и Мириам говорила о том, о чем даже не помнила в течение долгих месяцев, что накапливалось и собиралось одинокими ночами после смерти родителей… О своих нехитрых радостях, детской любви, надежде, о цветных прожекторах и музыке, о том, как встретила Никки. Девушка понимала, что слова ее спутанны. У нее при всем желании не получится рассказать большому человеку о том, что она чувствовала прежде и что пришло сейчас. Желание поделиться с ним своими воспоминаниями, по сути, оказалось бесплодным. Арго кивал, но молчал. Тогда она продолжила говорить о днях в городе, полном людей и песен, об ощущении будущего, пестрого и яркого, как фонарь с цветными стеклами… и так быстро пришедшего к своему логическому завершению во дворе ее прошлого, сожженного фиолетовым лазером Би.
– Фиолетовый? – тихо спросил Арго, прервав ее, и Мириам замолчала, чувствуя, как растворяется напряжение, так стеснявшее ее последние недели, а то и месяцы. – Ты знаешь, что тепловой луч нельзя увидеть?
– Нет.
– Люди загораются, точно факелы, плавится песок, и ты даже не понимаешь почему. А ее оружие создано, чтобы ослеплять, чтобы все видели, как убивает прайм. Я слышал о таком.
– Видимо, она особенная. Извини за то, что рассказывала тебе все это. Я просто…
– Я не привык долго говорить, но это не значит, что не умею слушать. Тебе повезло, у тебя были родные, и даже этот мелкий урод доставил тебе радость.
– А у тебя разве?..
– Я раб по рождению. – Арго наконец повернул голову к Мириам, и она чуть не присела, встретив его взгляд, полный злости. – У меня не было ничего. Меня купили в детстве, в возрасте девяти лет продали в крепость Детройт, а потом отобрали в гладиаторскую школу. Я уже тогда хорошо дрался, и это увидели. Они всё замечали. – Арго указал вперед, на знакомый уже Мириам красно-белый шатер посреди площади, к которой они как раз подходили. – Представь себе бетонную яму размером с эту площадь, десятки клеток и людей в них, грязь, вонь и кровь. Так выглядит рынок рабов под Фаэтоном, в тени Детройта. Самая большая клетка предназначена для боев. Я дрался с семи лет или даже раньше, сколько помню себя, за похлебку, за место, где можно поспать, и так просто, чтобы жить.
– Но Би сказала, что ты знаменитый.
– Я купил себе свободу и уехал в Атланту, а слава ничего не стоит. Здесь меня никто не знает, и это хорошо.
– А почему ты покинул Атланту?
– Потому что я и вправду хочу отдохнуть. – Зубы Арго издали отчетливый скрип металла о металл.
– Ты устал драться?
– Да, и не только. Эй, мелочь, держись поближе.
Арго за шиворот оттащил Тони от крайнего столика под шатром, за которым жутковатого вида оборванец, с ног до головы закутанный в грязные тряпки, ел рисовую кашу, зачерпывая ее из тарелки руками. Тот стрельнул в их сторону черными, неожиданно живыми глазами и снова углубился в свою трапезу, а Мириам внезапно поняла, что цвета, которые она начала видеть в переулке, никуда не делись. Просто она отвлеклась ненадолго. Цвет оборванца обозначал ту боль, которую он испытывал при еде. Мириам знала, что так оно и есть, хотя тот человек никак этого не показывал. Арго был цвета сдерживаемой ярости, что-то кипело и переливалось внутри него, а Таня отсвечивала любопытством.
– Сейчас посмотрим, хватит ли на всех пирога. Главное, не показывай испуга.
– Что?
– Вон те ребята, за крайними столиками, видишь? Это ими я вчера вышиб двери в «Индюке».
– Вот эти? – Мириам всмотрелась в группу мужчин, сидящих у другого края полосатого шатра.
Черные безрукавки, копья, несколько длинных ружей и цвет – напряжение и злость.
– Я, конечно, не запомнил все морды, но парочка из них точно вчерашние. Если что, придется снова ими пол вытереть.
– Может, и нет. – Мириам поймала взгляд наемника, сидящего посередине, и кивнула ему. – Это они приходили сегодня утром говорить с Би. Извинились перед ней.
– Извинялись, говоришь? Может, и у меня прощенья попросят? Хотя не похоже, смотри, как у них морды повытягивались. Заметили меня. Но спину им точно показывать не стоит, не так поймут.
– То есть лучше к ним подойти?
– Если ты их знаешь, то надо бы поздороваться. Только давай мелочь тут оставим. – Арго наклонился к Тане. – Эй, будешь за старшую, мы на пару шагов отойдем. Сядешь за этот столик, малых держи при себе, чуть что – ори со всех сил, чтобы я услышал.
– Это ты о чем? – растерянно спросила Таня, беря Рока за руку.
Тот подозрительно покосился на нее, но вырываться не стал.
– Ты старшая, сама поймешь, – сказала Мириам.
– А вы куда?
– За пирогом сходим, – ответил Арго. – Это быстро.
– Хорошо.
Только сейчас Мириам обратила внимание на то, как тихо на площади. Прохожие жались к домам и обходили шатер стороной, а музыка, игравшая прошлым вечером очень громко, теперь была едва слышна.
– Они всех распугали? – тихо спросила Мириам, когда они с Арго отошли от столика, за которым устроились дети. – Вчера тут было гораздо больше народу.
– Позавчера тоже, – проворчал Арго. – Эх, чувствую, не до пирога нам сейчас будет.
– А что они тут делают?
– Да не пьют, и это плохо. Видишь, тут не только Молоты, вон те, с белыми нашивками, – это Шипы.
– Шипы? Но их ты, наверное, не бил?
– Еще как! Вы просто не застали. Я всех бил. – Арго сплюнул на мостовую и сказал уже громче, обращаясь к высокому наемнику, запомнившемуся Мириам по утреннему визиту: – Привет, бойцы! Что грустите? Где вино и девки?
Флай – именно так запомнила его имя Мириам – криво ухмыльнулся и ответил:
– Я бы тебе сказал насчет девок, но только смотрю, что ты не по делу пришел. С миз Мириам мы живем в мире, с ее друзьями тоже. К тому же вы с детишками, так что не по-мужски выйдет, ежели за старые обиды тебе вспоминать, верно?
– Да ты, я смотрю, правильный мужик. – Арго жутковато улыбнулся, обнажив металлические зубы. – Хорошо сказал. Посчитаться всегда успеем. Да и ты не один, как я посмотрю.
– Флай! – Имя прозвучало как ругательство.
За столиком с Шипами, стоящим в отдалении, поднялся невысокий наемник в броне с широкими металлическими пластинами на груди. Его квадратное лицо излучало злобу, но цвет, который Мириам увидела в нем, не соответствовал выражению. Это был страх.
– Флай, мы так не договаривались! – выкрикнул он. – Пусть проваливают отсюда!
– Да мы вообще пока никак не договаривались. – Флай хмыкнул. – Чего орать?
Улыбка Арго, казалось, стала еще шире.
– А я тебя не помню, – сказал он. – Когда я твоим парням морды бил, ты где был? За спиной у них прятался?
Шипы, сидевшие за тремя столиками, молча поднялись. Молоты мгновенно прореагировали на их движение, и музыка под шатром затихла. Две группы вооруженных мужчин стояли друг напротив друга, разделенные парой столиков и рядом стульев. Затем в тишине раздался тихий смех Флая, единственного человека, оставшегося сидеть.
III
Мириам огляделась.
Кроме наемников под шатром сидели еще шестеро горожан. Они, видимо, только теперь осознали, что творится нечто из ряда вон выходящее, и сейчас медленно покидали свои столики. Не пошевелился только закутанный оборванец, на которого Мириам уже обращала внимание. Закончив со своей кашей, он пристально наблюдал за происходящим.
– Не кипятись, Рэд, – сказал Флай, отсмеявшись. – Ты же слышал, еще придет время личные счеты сводить. Уберите стволы.
– Не слышал, – ответил тот, кого он назвал Рэдом, по всей видимости возглавлявший группу Шипов. – Что он тут делает? А главное, что ей здесь нужно?
Мириам несколько раз моргнула, но палец Рэда недвусмысленно указывал на нее.
– Так нас это и не касается, – взвешенно ответил Флай.
– Меня касается! – почти взвыл в ответ Рэд. – Где одна, там и другая.
– А ты боишься что ли? – спросил его Арго и хотел было что-то еще добавить, но Флай прервал его:
– Эй, а ты на пулю нарываешься, да? Так они нынче не дешевы, а иголки и того дороже! Хочешь сдохнуть красиво, пойди и со стены прыгни башкой вниз, а к людям нечего приставать. Рэд, убираем стволы, в цирке по клоунам не стреляют!
– И то верно, – прошипел тот.
– Эх, повезло вам, что я сегодня не один, – проворчал Арго. – В другое время позабивал бы вам эти слова обратно в глотку, а так подождать придется.
– Вот-вот, – поддержал его Флай. – Ты денек отдохнешь, а завтра на трезвую голову пообщаемся, если захочешь. А сейчас у нас тут свои дела. Видишь, парни нервничают.
– Я бы на их месте тоже психанул. – Арго повернул голову, глядя куда-то за спины наемников, на площадь. – Это не торгаш ли главный сюда идет?
Мириам отступила в сторону и выглянула в просвет между распорками шатра, к которому быстрым шагом приближалась группа людей. Картеля, возглавляющего ее, Мириам узнала сразу, несмотря на черный кожаный плащ вместо дорогого пиджака. Остальные трое, судя по броне и отсутствию нашивок, были его телохранителями, а маленький человек в черном плаще, идущий с ним рядом и лишенный цвета…
– Паук!
Флай обернулся на ее вскрик и удивленно поднял брови:
– Чего, миз?
– Этот, рядом с Картелем, – это Паук!
– Что она несет? – выкрикнул Рэд. – Уберите ее отсюда. У нас разговор…
– Это Паук, я его узнала. Именно он сегодня утром кинул в нас гранату!
– Вот даже как… – протянул Флай.
– Что здесь происходит? – Картель почти вбежал под шатер, остановился и разглядывал Арго и Мириам. – Это… что они тут делают?
Маленький человек не зашел вслед за ним, а остановился снаружи. Мириам в упор встретила его взгляд. Глаза, лишенные эмоций, не выражали ничего, напоминали просто пару черных отверстий, проделанных в неподвижной маске лица.
– Ничего не происходит. Я же сказал, пусть валят, или уйдем мы!
– Погоди кричать, – сказал Флай. – Это же твой человек. Миз ошиблась, наверное, да и проверить такое легко.
– Чего? Я не понял, мы говорить тут будем или ее слушать?!
– Это ты не понял, – заявил Флай и вышел из-за стола, тогда Рэд отодвинул своего человека и шагнул ему навстречу. – Ты слышал вообще, что она сказала?
Может, тебе и без разницы, а вот мне рейдеры должны и моим парням тоже. Пусть руки покажет, а то мы нервничать начнем.
– Руки? – Рэд подошел еще ближе, положив ладонь на кобуру с тяжелым револьвером. – Ты мне что, на слово не веришь?
– Да что ты, Рэд, верю, конечно. – Флай ухмыльнулся. – Но тебе же совсем не трудно, мелочь такая. Пусть он рукавчики закатает, все вопросы сразу и пропадут. Ерунда ведь.
– Что это за комедия? – вмешался в разговор Картель. – Какие рукава? У нас деловой…
– Так это дело, шеф, – столь же невежливо перебил его Флай. – Или ты взрыва с утра не слышал? Ну что, Рэд, закатает он рукава или нет? А то мы долго не те разговоры разговариваем, уже скука заедает.
– Закатает. – Рэд обернулся. – Шото, ты слышал. Покажи руки.
Маленький человек даже не пошевелился, все так же глядя на Мириам.
– Ты что, плохо слышишь?
Ничего не выражающий взгляд скользнул по Рэду и его людям. Шото отвернулся и быстро пошел прочь от шатра.
– Вот тебе и ответ. – Флай оскалился. – Сам его завалишь или пусть лучше мои ребята пальнут?
– Стой! – выкрикнул Рэд и рванул револьвер с пояса. – Замри!..
Выстрел, ударивший из рядов Молотов, развернул его на месте. Мириам еще успела заметить, как маленький человек выбросил руку в сторону, словно отдавая команду, когда земля ушла у нее из-под ног. Арго схватил девушку в охапку и кинулся под прикрытие ближайших столиков.
Выворачиваясь из его объятий, Мириам увидела, как Флай прыгнул на ближайшего чужака, вооруженного ножом, и сбил его на землю, как остальные Шипы отвечали огнем на огонь, как слаженно валились столики Молотов. Залп из ружей в мгновение ока заволок дымом половину шатра, оставив лишь долю секунды для того, чтобы девушка заметила, как Таня с испуганными глазами в другом его конце прижимала Тони и Рока головами к столу.
– Пусти меня! – завопила Мириам, но Арго сдвинулся с места лишь для того, чтобы перебросить еще один столик, закрывая их обоих.
– Пусти! – закричала она еще громче, рванулась и с трудом удержалась от того, чтобы не впиться зубами ему в руку.
Арго, не ожидавший ничего подобного, перекатился в сторону. Мириам, извернувшись ужом, выбралась из-под него. В дыму беспорядочно хлопали игольники и трещала мебель, а там, где Шипы сошлись с Молотами врукопашную, мелькало что-то страшное: копья, маленькие топорики, Флай с окровавленным лицом и ножами в обеих руках.
Мириам пригнулась и кинулась к детям. Она то и дело падала на четвереньки, пряталась, где только могла, и на полпути заметила, что их столик тоже повален, лежит, закрывая девчонку, мальчишек и кого-то еще.
– Таня! – Мириам вкатилась за укрытие, толкнув плечом уже знакомого нищего, замотанного тряпками, который, несмотря на явную опасность, пытался выглядывать из-за края столика.
Таня оказалась более практичной или просто не такой любопытной. Она сидела, обняв обоих мальчиков и закрыв уши руками.
– Это бандитский конфликт? – Голос нищего, срывающийся от волнения, оказался неожиданно молодым, и Мириам, которая не совсем поняла суть вопроса, оставалось только смерить его удивленным взглядом.
Цвет оборванца совсем не изменился. Этому человеку было больно, и, несмотря на это, у него оставались силы на подобные вопросы.
– Пригнись, – сказала Мириам.
Словно услышав ее, шальная пуля с треском вырвала кусок стола, за которым они все не очень-то и помещались.
Выглянув в образовавшееся отверстие, она увидела, что бой практически закончился. Молоты, перебегая за обломками мебели, окружали небольшую группу Шипов, прячущихся за тем, что осталось от стойки бара в центре шатра. Картель с парой телохранителей, видимо не пострадавший в перестрелке, не скрываясь, отходил к его краю. Высматривая, что же случилось с Арго, Мириам выпрямилась во весь рост и тут же об этом пожалела.
Картель заметил ее и направился к их столику.
– Ты вообще понимаешь, что натворила?! – закричал он еще шагах в десяти, под аккомпанемент пальбы. – Да тебя пристрелить мало!
Поняв, что прятаться от него бесполезно, Мириам отступила от стола. Еще одна игла, выпущенная со стороны Шипов, впилась в столешницу рядом, но это почему-то уже не страшило девушку. Краем глаза она все еще видела, как вдалеке встал Арго и зачем-то поднял круглый деревянный стол, за которым прятался, так легко, словно тот ничего не весил.
Только когда Картель схватился за револьвер, висящий на поясе, Мириам вспомнила о своем игольнике. Но сейчас этот делец и его телохранители были уже слишком близко, и она отступила от столика еще дальше, чтобы между ними не оказались дети.
– Я недооценил тебя. – Картель держал оружие уверенно, черный ствол смотрел в лицо Мириам, но она не видела его.
Цвета, мерцающие в этом человеке, захватили ее. Сомнение, ненависть, но больше всего страха.
Неужели перед ней?
– Мне сказали, что с праймом путешествует обычная девчонка, и я послушал. Зря. Тебя нужно было убирать с дороги первой, дальше стало бы гораздо легче.
Он говорил еще что-то, но Мириам вглядывалась в него и уже ничего не слышала. Далеко за ним, на площади, проступил новый цвет.
Очень хорошо знакомый.
Мириам улыбнулась, и револьвер дрогнул.
– Вы не собираетесь стрелять, – сказала она. – Вы вообще не любите убивать людей. Если бы вы хотели это сделать, то приказали бы другим, но не сейчас, когда все смотрят.
– Ты так уверена в этом? – спросил Картель удивленно.
– Да, – сказала Мириам настолько уверенно, насколько смогла. – Стрелять в нас сейчас очень глупо.
Маленькая черная фигурка возникла далеко за спиной Картеля, на краю площади. Она стремительно приближалась к шатру, мелькая в просветах между опорами и набирая скорость. В какой-то момент Мириам просто потеряла ее из виду за клубами дыма. В следующую секунду опоры шатра жалобно загудели, а плотная ткань купола затрещала. Би приземлилась среди обломков стойки. Она упала сверху, вдоль центральной опоры, и расшвыряла Шипов, прячущихся там. Картель не выдержал и оглянулся. Мириам не столько увидела, сколько почувствовала, как мимо пронеслось нечто большое. Круглая деревянная столешница, брошенная Арго, словно огромный метательный диск, ударила в телохранителей Картеля и сбила их с ног. Никто больше не стрелял. Би вышла из-за центральной опоры шатра, волоча за загривки двух наемников, и швырнула обоих в сторону остолбеневших Молотов.
Затем жуткая маска повернулась в сторону Картеля и Мириам.
– Это плохое решение, – сказал механический голос.
Картель отступил в сторону, за стол, не зная, в кого целиться – в Би или в Арго, медленно приближающегося с другой стороны и выразительно прокручивающего в руке ножку стола.
– Флай! – позвал он, и его голос сорвался. – Эй, ты живой?
– Будешь смеяться, шеф. – Флай показался из клубов дыма.
Теперь его ухмылка больше походила на оскал, лицо заливала кровь, текущая из пореза на лбу, а в груди справа торчала рукоять ножа.
– Это самые тупые переговоры, что я в жизни видел.
– Не умничай. – Картель отступил дальше за стол и пинком отшвырнул нищего, оказавшегося на его пути.
Прореагировав на это движение, Би выхватила игольник, а Мириам присела, обнимая детей.
– Ты должен меня охранять! – заявил делец.
– А что, есть проблемы? – Флай, сопровождаемый парой Молотов, оставшихся в живых, медленно шел к нему. – Тут сплошь друзья, разве нет?
– Опусти оружие, – сказала Би. – У меня цифровой спуск, ты не успеешь выстрелить.
– Ты бы ее послушал, шеф, – поддержал ее Флай. – С ней на пистолетах не тягаться.
– Это так ты меня защищаешь?!
– А если ты сам себе в голову стреляешь, мне что, свою башку подставлять? – закричал в ответ Флай, закашлялся и с удивлением покосился на нож, торчащий в его груди, словно только сейчас заметив его.
– Она сорвала нам переговоры. – Картель медленно опустил оружие. – Если бы не эта баба!..
– Кто? – Флай обошел Арго и встал рядом. – Ты сам-то понял, кого привел? С Шипами дела вести – это одно, с рейдерами – совсем другое.
– Об этом не тебе судить!
– Опаньки! А кому? Тут только что шесть моих парней легло, а этот гад ушел!
– Паук? – спросила Би.
– Да, – ответил Флай и снова закашлялся. – Он с Шипами был, из ихних, под Рэдом ходил.
– Давно?
– Недели три. Можно было бы у Рэда спросить, где он его взял, да только ему первому дырку проделали, когда заварушка началась.
– Кто-то из Шипов остался жив, расспросите их или шерифу отдайте. Понятно?
– Не распоряжайся моими людьми! – прошипел Картель и замер, обнаружив, что Би внезапно оказалась совсем близко и асимметричные линзы, не выражающие совершенно ничего, смотрят на него снизу вверх, в упор.
– Ты мог не знать, – сказал механический голос. – Но если был в курсе, я лично тебя убью, купец.
– Угрожаешь мне? – спросил Картель, но Би уже отвернулась, подойдя к Мириам и детям.
– Глупо с праймами шутить, – сказал Флай, поймав его взгляд – А с рейдерами дружить и того тупее.
– Заткнись!
– Так и сделаю, когда все слова из меня выйдут. Она права. Если ты знал, то моим ребятам на глаза лучше не попадайся.
– Что?
– Что слышал! – Несколько секунд Флай и Картель стояли, сверля друг друга взглядами, затем делец отвернулся и пошел в ближайший переулок.
– Добились своего? – тихо спросил Флай, глядя вслед ему и телохранителям, спешащим за ним. – С Шипами и договориться можно было. Пацанов моих жалко. Поздно ты сказала.
– Как только увидела. – Мириам встала, все еще обнимая Таню.
– И с Седым поссорился рановато, – сказал Флай и снова закашлялся.
Би быстро оглядела Мириам и детей, повернулась к нему и проговорила:
– Тебе нужно в госпиталь, у тебя пробито легкое.
– Сам знаю. Залатают меня, не волнуйся, не в первый раз. – Флай оглянулся на Молотов, обыскивающих трупы среди обломков мебели, и трех живых Шипов, стоящих на коленях у центральной опоры шатра. – Мы этих слегка расспросим, сколько их и прочее.
– Мне нужно будет знать все, что они скажут. – Би склонилась над нищим, который так и не поднялся после пинка Картеля. – До последнего слова.
– Как скажешь, баронесса.
– Это шутка?
– Да как посмотреть. Я вроде не смеюсь. Мы пойдем, пожалуй. Нам с гвардией делить нечего. Ты бы…
– Я объяснюсь с шерифом, а тебя жду вечером.
– С докладом, как же. Приду, если не сдохну.
Молот, ближайший к Флаю, подхватил его, когда тот начал оседать на землю, и помог идти. Арго отшвырнул ножку стола, которую до сих пор сжимал в руках, и присел рядом с Мириам.
– Все хорошо, – ответила та на его вопросительный взгляд. – Нас даже не поцарапало.
– Повезло, – ответил тот мрачно и дотронулся до Тани, все еще прижимающей ладони к ушам. – Не бойся, мелочь, все прошло. Кто леденец хочет? У меня еще остались.
Мириам передала леденец Року, которого, похоже, перестрелка не сильно напугала. В паре шагов от них Би приподняла нищего и отшатнулась, когда того вырвало кровью прямо ей под ноги.
– Он так сильно его ударил? – спросила Ми риам.
– Нет. – Би снова присела, подняла с земли что-то, плотно замотанное в тряпки, и протянула оборванцу, едва стоящему на ногах.
– Это твое?
– Да, офицер, это мой компьютер, – очень тихо ответил тот.
– Офицер? – удивилась Би.
– Пожалуйста, отдайте, – сказал нищий, покачнулся и чуть не упал.
Вместо ответа Би протянула руку и сорвала тряпку, закрывающую его лицо.
– Что там с ним такое? – спросил Арго.
Би не ответила, молча протянула голодранцу его сверток, и тот вцепился в него так, как человек, умирающий от жажды, хватает флягу с водой.
– Пойдешь с нами, – сказала Би. – У меня есть обезболивающие лекарства. Ты вообще можешь идти?
– Да, офицер, – ответил нищий еще тише.
Мириам переглянулась с Арго.
– Кто он? – спросила девушка.
Би провела рукой по горлу, страшная маска распалась пополам, и Мириам внезапно увидела цвет. Это было как вращающиеся лопасти ветряного генератора, отражающие восходящее солнце, как миллионы капель росы на склонах долины Хокса.
«Как в одном человеке может быть столько пламени?» – всплыли в памяти слова беловолосого незнакомца, а потом цвет ушел.
Осталась только жалость, с которой Би смотрела на оборванца, стоящего перед ней.
– Помнишь, ты спрашивала про небесных людей?
– Да, – ответила Мириам.
– Посмотри на него. Вот так они выглядят на Земле.
IV
Дети учились рисовать, вернее, делали все что заблагорассудится с цветными мелками и мятой бумагой, выданными им Мириам. Взрывы, намалеванные Роком, уже израсходовали на себя большую часть красного и черного мелков, покрыв заодно изрядную часть стола тонким слоем цветной пыли. Таня смотрела на него неодобрительно. Само по себе это занятие, похоже, не очень ее заинтересовало, и она медленно выводила что-то на одном листе бумаги, пользуясь для этого синим мелком, зажатым в кулачке Тони. Иногда мальчишка пытался вносить в картину свои коррективы, тогда дома и фигурки людей начинало словно сносить ветром. Они вытягивались в стороны и вверх.
Мириам, севшая обедать позже всех, отодвинула тарелку с остатками каши. Пыль от мелков, разбрасываемая Роком, попала и туда, добавив каше вкус мела и краски. Рисуя очередной взрыв, Рок издал особенно громкий рык, долженствующий озвучить картину. Мириам воспользовалась паузой в лихорадочном движении пальцев, окрашенных в красный и черный, и отобрала у него мел.
Рок озадаченно заморгал.
– Пойди попроси у тети Марты молока, – сказала ему Мириам и придвинула к себе пачку чистых листов, ставшую за последние двадцать минут значительно тоньше.
– Но я не хочу молока, – возразил Рок.
– Не для себя – для всех нас.
– Для всех-всех?
– Да.
Рок вскочил, словно подброшенный одним из взрывов, нарисованных им, и побежал к стойке бара, как если бы молоко могло неожиданно закончиться или убежать. Его энергия не переставала удивлять Мириам. Рок вел себя так, будто и не было долгой прогулки по городу, беготни с Тони по улицам, перестрелки, напугавшей всех, кроме него, и обратного пути, тоже довольно долгого, вконец измотавшего Мириам.
Впрочем, на ее долю наверняка просто пришлось больше событий. Так она рассудила, выводя первую линию. Мелок крошился и пачкал пальцы, но, несмотря на усталость Мириам, линии выходили прямыми и непривычно четкими.
Под ее пальцами, словно действующими сами по себе, медленно проступало лицо Джино Альмейде, небесного человека, сидящего сейчас за соседним столиком, рядом с Би. Не то, на которое Мириам и сейчас не могла смотреть без содрогания, покрытое пигментными пятнами и ожогами, сочащимися кровью, а другое, настоящее, какое наверняка было бы у него, останься он в небесном городе, как полагается тамошним обитателям.
Мириам отодвинула неоконченный портрет, поглядела на него с некоторым удивлением, потом выдернула лист из зажима и встала. Джино сидел, положив забинтованные руки на свой электронный планшет, по которому медленно двигались цифры и буквы. Он тихо беседовал с Би и, кажется, записывал их разговор.
– Да, замедлители, – донеслись до Мириам его слова. – И антирадиационная обработка, инъекции суспензии в мышцы. Очень больно и совершенно бесполезно, учитывая те дозы, которые я получил сразу же, на выходе из модуля.
– Но должно же быть что-то…
– Здесь? Нет, вы совершенно невосприимчивы к радиации, в таких дозах по крайней мере. У вас никогда не было необходимости лечить то, что вызывает зуд или, в худшем случае, делает ваш загар темнее. Вам просто нечем мне помочь.
– А ваши средства?
– В моем состоянии? Разве что пересадка спинного мозга и печени. Стерильный бокс, невесомость и многие месяцы мучений, не дающих никакой гарантии на выживание. Даже без медицинского образования я понимаю это. Вы, я полагаю, тоже.
Мириам положила перед Джино портрет, и тот замолчал. Движение букв на планшете тоже остановилось.
– Это я? – спросил он и поднял на Мириам черные блестящие глаза, выглядывающие из щели в бинтах, плотно покрывающих его голову, большую часть лица и медленно пропитывающихся розовой сукровицей. – Но как? Вы же не видите!.. Даже я не помню, когда так выглядел.
– Не знаю, – сказала Мириам, придвигая себе стул. – А похоже?
– Да.
– Это хорошо. Оно само так получилось, я давно ничего не рисовала.
– Ты умеешь это делать? – спросила Би.
– А разве нужно? – удивилась Мириам. – Я просто рисую, вот и все. А ты не голодна? Ты ничего не ела с утра и с того момента, как мы пришли, ни разу…
– Нет, я…
– Она права, – сказал Джино. – Вы ничего не ели. Помогли мне вымыться, вкололи в меня кучу лекарств, перебинтовали и совершенно забыли о себе.
– Вот-вот, – поддержала его Мириам. – На обед очень вкусный бульон из курицы. Вам тоже, наверное, его можно, даже если глотать больно. А для тебя я закажу еще и двойной стейк, а то с утра столько всего произошло! Ты бегала, несла меня, а потом еще и…
Ее прервал звон. Рок, несущий от стойки поднос с металлическими стаканами, поставил его на стол слишком резко. Один стакан упал на пол, молоко разлилось. Рок скорчил виноватую рожицу, взял уцелевший стакан, поднес Мириам, а та, недолго думая, поставила его перед Би.
– Это коровье молоко? – спросил Джино, снова берясь за планшет.
– Да, – сказала Би, пододвигая ему стакан. – Пейте, там кальций и…
– И соли тяжелых металлов, – сказал Джино. – Вы же помните, его не везут наверх.
– Оно для вас ядовитое? – удивилась Мириам.
– Не только молоко. – На планшете перед Джино рядами выстраивались слова. – Любая другая еда, вода, даже воздух.
– А что же вы тогда едите?
– Крепости разрешают к вывозу очень узкий список продуктов, – сказала Би. – Никаких фруктов и ягод, несколько сортов зерна…
– Да. – Джино осторожно дотронулся до стакана, словно ожидая, что тот взорвется у него в руке. – Никаких фруктов. – Решившись, он поднес стакан к губам и сделал несколько глотков. – Уже нет никакого смысла бояться. Мне осталось так мало!.. Я даже ничего не успел попробовать, записываю все, но какой в этом смысл? Я ведь даже не узнаю, какое на вкус молоко или яблоки.
– Я попрошу у Марты яблок, – сказала Мириам. – Только кое-чего не понимаю.
– Почему я здесь, да? – Джино закашлялся и чуть не уронил стакан, поэтому Мириам пришлось придержать его за руку. – Я сбежал.
– С неба? – удивилась Мириам. – Но зачем?
– Чтобы узнать, на что похожа жизнь.
Мириам озадаченно посмотрела на Би, но та только пожала плечами.
– Вам это кажется странным, – продолжил Джино. – Но там, наверху, люди не живут. Мы существуем в закрытой и кондиционируемой среде, питаемся специально отобранными и очищенными продуктами, наши учебники устарели еще сто лет назад. Лучшие из нас погибли в последней войне, а все остальные просто не знают, зачем им еще существовать.
– Мне случалось говорить с представителями Атланты А, и казалось, что они знали, чего хотели, – сказала Би.
– Вы говорили с военными. Да, им кажется, что они знают. Технологии в обмен на сырье, оружие за зерно. Наши генералы позволяют самым сильным из вас создавать крепости, отгораживаться от всего остального мира, но понятия не имеют, что им делать дальше. Поверьте, меня же, как и вас, готовили, чтобы анализировать информацию.
– Меня обучали далеко не для этого, – мрачно ответила Би.
– Да, я знаю. Они дали вам технологию прайм-линк, а вы сделали из нее оружие. Мы никогда не применяли ее для военных, у нас она используется только предсказателями, особым классом аналитиков. Меня готовили, чтобы принять прайм-линк, но на это должно было уйти еще десять лет, а у вас…
– Шестилетний подготовительный курс. – Би с легким удивлением посмотрела на Таню, которая предоставила Року и Тони возможность рисовать что и как им угодно и уселась на стул рядом с Мириам, сжимая стакан с молоком обеими руками. – Но не столько аналитика, сколько боевые тренировки, упражнения на концентрацию, работа на тренажерах.
– И сколько… каков процент успеха при установке линка?
– Каждый третий сходит с ума или получает необратимые повреждения психики в течение месяца после операции. Но мы все знаем, на что идем, и желающих много, даже больше, чем нужно.
– Вот видите! Вы знали, на что шли, а мы боимся. Нас так мало, вы догоняете нас слишком быстро и ведете себя агрессивно. Еще одна причина страха в том, что у вас рождается столько детей. – Джино отпустил планшет и осторожно дотронулся до ладони Тани.
Та зажмурилась, но руку не отдернула.
– А у небесных людей? – не выдержала Мириам.
– Мы практически не способны к размножению. Бесплодие, мертвые дети или мутации, делающие их нежизнеспособными, и так – на всех станциях пояса. Космос уничтожает нас, на самом деле уже убил три или четыре поколения назад. Мы выращиваем детей искусственно, и только за разглашение этого факта меня никогда не пустят обратно.
– Почему?
– Потому что это слабость, – ответила Би.
– О да, – прошептал Джино. – Вы же воспринимаете это именно так, сразу.
– Но что…
– Небесные города действуют с позиции силы, – пояснил Джино, и Би кивнула. – Они ставят условия королям, и те подчиняются. Ведь мощь крепостей – это их подарок, который можно и отнять. Но в тот момент, когда короли поймут, что им нечего больше бояться… – Он засмеялся и сразу снова закашлялся. – Так началась вторая война, только у вас она называется Последней. Сгорело все, что еще могло пылать, пали города, лопнули небесные струны. Мы отдали выжившим слишком много знаний, а они ничего не сумели, кроме как снова сжечь их. Все умерло, информационные сети сгорели вместе с нашим общим прошлым, а космическая радиация убила наше будущее. Как могут вообще жить люди, не знающие ничего о своей истории, уничтожившие ее собственными руками?
Мириам растерянно посмотрела на Би. Из последней тирады небесного человека она не поняла почти ничего. Би правильно истолковала ее взгляд и пожала плечами.
– Перед Последней войной информация хранилась на электронных устройствах вроде той книги, что ты читала когда-то, или этого планшета. Она была самым драгоценным, что осталось от старого мира, того, который был до войны, и сгорела. Оружие, которое использовали тогда, в Последней войне, разрушало технику и все сложные устройства, а заодно убивало все записи. Поэтому мы так мало знаем о том, как это произошло. Почти не осталось книг, движущихся картин и довоенной музыки.
– А их было много? – спросила Мириам.
– Чего?
– Ну, музыки и картин?
– О да, – ответил Джино. – Одни списки названий того, что уже никогда не прочитать и не увидеть, можно листать часами. Две тысячи лет человеческой памяти!.. А то, что мы отдаем вам в обмен на зерно, – не более чем жалкие обрывки.
– Но разве нельзя будет создать их? Новую музыку и историю?
– Историю, которая не зафиксирована, невозможно сохранить. Я спустился вниз, чтобы самому все увидеть и записать. Мы почти не знаем, что происходит внизу, этим занимаются военные. Мне пришлось украсть спасательный модуль, взять с собой только самое необходимое. Я рассчитывал обменять лекарства на еду и проезд до ближайшего города, но фермеры, которых я встретил на дороге…
– Они ограбили тебя и бросили в пустыне, – сказала Би.
– Да, но потом другие подобрали меня и помогли добраться сюда. Мне повезло, что мой компьютер остался цел, а сам я протянул так долго. Я не рассчитывал, что уровень радиации будет настолько высоким, а защитные средства окажутся практически бесполезными.
– Но если ты знал, что не можешь здесь жить, то почему?.. Нет, не так. Если ты знал, что можешь просто так умереть, то почему все же?.. – Мириам окончательно запуталась в собственных словах, встряхнула головой, и ей показалось, что Джино улыбнулся:
– Я не хотел умирать, если ты об этом. Но иначе не мог. Понимаете, меня всю жизнь учили собирать информацию, работать с ней, а потом объяснили, что новых знаний нет. Мол, мне остается только перебирать обрывки и осколки некогда великих вещей, а настоящий, живой мир недосягаем для меня. Я могу каждый день видеть его, потому что он совсем рядом, но никогда не узнаю его суть. Этот мир мне враждебен, готов убить меня. Так и вышло, да еще и медленно. Но знаете, за то время, пока был здесь, я столько всего узнал. Мы… меня приучили думать, что внизу живут мрачные и ограниченные люди, но на самом деле вы счастливы.
– Да? – мрачно спросила Би. – А те фермеры, которые тебя ограбили?
– Ваша жизнь, она совсем другая, – ответил Джино. – Вы не знаете, чем завершится сегодняшний день, зато можете пережить так много. Я тоже так хочу, потому что ни на что другое времени больше не осталось. – Он вытер кровь с губ куском бинта, немного удивленно посмотрел на него и обмяк на стуле, запрокинув голову назад.
Мириам вскочила, но Би оказалась быстрее. Она обошла стол, забросила руки небесного человека себе на спину, подхватила его под колени и подняла, словно мешок с зерном.
– Я отнесу его наверх, – сказала воительница. – Он проспит часов пять. Я уколола ему глюкозу, антибиотики и снотворное. Странно, что этому средству понадобилось столько времени.
– Теперь он умрет? – спросила Таня.
– Не сейчас, – ответила Би, и голос ее дрогнул, несмотря на тяжесть на плечах. – Но ему очень плохо, так что лучше не беспокоить его зря.
– Но он сказал, что хочет побольше всего увидеть.
– Да. Но теперь это невозможно.
Би понесла Джино вверх по лестнице. Таня некоторое время смотрела им вслед, потом заплакала, и Мириам обняла ее.
– Он же хороший человек, правда? – спросила девочка, всхлипывая. – А почему тогда ему так плохо?
– Не знаю, – сказала Мириам. – Но Би… Ребекка ему поможет.
– Ее зовут Ребекка?
– Да.
– А как ты узнала?
V
– А где Арго?
Капля воды упала среди красных штрихов и образовала небольшую кляксу. Мириам отложила мелок и взглянула на Би:
– Прямо как он, правда?
– Да. – Би собрала мокрые волосы на затылке.
В обтягивающей белой майке и полотняных брюках, слишком широких для нее, она была почти похожа на обычную девушку из тех, что прежде останавливались у Мириам. Те девушки не носили тяжелые игольники за спиной, у них просто не могло быть таких глаз, как у Би, – тревожных, полных клубящейся темноты. Сейчас ее цвет говорил о тревоге и напряжении, которое готово было вот-вот превратиться в действие, полыхнуть огнем. Мириам уже в который раз задумалась о том, что за женщина спасла ее тогда, разрушив дом. Былая незнакомка становилась ей все более и более близкой.
– Он ушел сразу, как поел. Не сказал куда. – Мириам поправила воротник Тани, спящей рядом на стуле.
С момента ее ухода наверх прошло больше часа, но Би не заметила, как пролетело время. Ворох изрисованных листов перед ней стал толще. Теперь там были портреты Тани, упрямо выпячивающей подбородок, Рока, показывающего язык, Тони, жующего четки, Арго…
– Это он начал драку на площади?
– Нет, кажется, это я.
– Ты?
– Я узнала Паука, и после этого началась перестрелка. Одной банде наемников не понравилось, что он пришел.
– Да, Молотам. Картель хотел, чтобы они договорились с Шипами, поделили между собой город и заключили с ним какое-то соглашение. Конечно, он мог и не знать, что с Шипами пришел Паук.
Мириам почти с ужасом наблюдала за тем, как Би рассеянно перебирала рисунки и остановилась на последнем – портрете красивой улыбающейся девушки с миндалевидными глазами и необычной высокой прической.
– Как странно, – сказала Би и дотронулась до рисунка, словно проверяя, настоящий ли он. – Ты и его так вот изобразила?
– Как?
– Ты не копировала внешность, руководствовалась внутренним зрением, верно?
– Ну да, наверное.
– Ты раньше тоже так делала?
– Наверное, нет. – Мириам задумалась. – Но я всегда любила рисовать, особенно в детстве и когда было чем. Как-то я расцветила домики для гостей. Все быстро облезло, но несколько месяцев они были такими яркими!
– А почему тут красный?..
– Черный я оставила Року, к тому же мне он не нравится. Что-то не так?
– Не знаю, – ответила Би. – А этот портрет похож на меня?
– Да, кажется, я видела это. – Мириам смутилась. – Все так глупо! Мне приснился сон, в котором ты была в длинном платье, таком, знаешь, красном с черным рисунком.
Пальцы Мириам словно сами собой ухватились за мелок, выводя узор рядом с портретом. Би наклонилась над столом и тихо вздохнула.
– Что?
– А когда тебе это приснилось?
– Давно. Кажется, еще до того, как мы приехали в город. Да, точно. Помнишь, мы еще остановились в долине?
– Да, я не забыла. Действительно, это было так давно. – Би тихо пододвинула стул, чтобы не потревожить Таню, и присела за стол. – А где дети?
– Я отправила их наверх, спать, позже проверю, чтобы Рок не хулиганил.
– А Таня?
– Мы с ней болтали. – Мириам смутилась. – О всяком. Она спрашивала, что мы делали целый день, и я ей немножко рассказала про церковь с именами и симпатичного барона.
– Какого?
– Ну да, он очень даже хорош собой. Ты разве не заметила? А как там на базаре? Ты отдала батареи, как хотела?
– Нет, я никого не нашла в том шатре. Но у нас достаточно денег, так что это проблема Джеффри. Весь этот день прошел как во сне. – Би пододвинула к себе планшет Джино, рассеянно посмотрела на него, и Мириам показалось, что она сейчас улыбнется, но этого не произошло.
По планшету медленно поползли буквы, но Би словно не видела этого.
– Когда ты сказала про сон, я тоже подумала о том, что всего несколько дней назад мы были в пустыне. Эти дни словно не настоящие, как если бы их и не было. Кто-то придумал за меня…
– Не настоящие?
– Мне кажется, что я не все помню, что некоторые моменты просто выпали у меня из памяти, знаешь, как в этих картинках, которые дают детям. Их нужно складывать из кусочков.
– Не видела таких.
– Не важно. – Би провела рукой по лбу, все еще глядя на планшет. – Но если я права и они действительно выпали, то все дело во мне. Говорят, к этому рано или поздно приходят почти все праймы.
– К чему?
– К безумию. – Теперь по планшету вместо букв бежали картинки, причем так быстро, что Мириам ничего не могла разобрать.
– Но почему?
– Помнишь, Таня просила рассказать о том, как становятся Мечами короля?
– Да.
– Это не для ребенка. Хочешь, я расскажу об этом тебе?
Позже, глядя на улицу из окна своего номера и расчесывая мокрые волосы, Мириам поймала себя на мысли об Арго, о том, что она почему-то ждет, когда тот появится на площади, как в прошлую ночь. Это удивило ее и на несколько минут отогнало слова Би, все еще звучащие в ее ушах.
Правильные, красиво сложенные, произнесенные так, как никогда не смогла бы сказать их сама Мириам. Мечи короля и в самом деле одинаково хорошо могли рубить людей на части и рассказывать истории. Возможно, не все они, а только этот конкретный Меч, сама Би.
«Сначала они отбирают детей из тех, что учатся в военных школах. Праймами хотят стать все, хотя мало кто знает, что это значит, и поэтому корпусу достаются лучшие из лучших. В четырнадцать лет тех, кто прошел экзамен и первое испытание, начинают учить не так, как всех остальных. Им дают математику, физику, подвергают изнурительным тренировкам их чувства, отсеивают негодных. К шестнадцати годам в корпусе остается не более половины отобранных.
Это закрытое заведение. Те, кто проходит второе испытание в шестнадцать лет, оказываются оторваны от своих семей и родных на три года, в течение которых комиссия принимает окончательное решение, годны ли они на роль прайма или нет. Учеников в это время ждет лишь еще более жесткая программа подготовки и безжалостный отбор.
Самый тяжелый год – третий. До этого будущих праймов только учат, почти как обычных солдат – рукопашный бой, огневая подготовка, использование каров, тяжелых орудий и боевых машин, обработка данных разведки, картография и много чего еще, что может пригодиться воину, но третий год меняет программу.
Есть ряд упражнений и техник, которые нужно освоить до того, как прайм-линк войдет в твой мозг. Они подготавливают тебя к тому, что случится потом, учат работать с потоками информации, плотность которых ты до этого не могла и представить. Они мучительны: многие часы в камерах, изолированных от внешнего мира, тысячи картинок, которые показывают тебе, а затем заставляют распределять и классифицировать, наркотики, изменяющие сознание на целые сутки, в течение которых тебе приходится управлять каром или сражаться в невыносимых условиях. На этих тренировках отсеивается еще половина.
Говорят, что в небесных городах готовят не так. У них предварительный этап занимает десятилетия. У нас научились преодолевать его за год, но праймы платят за это свою цену».
Мириам прислушалась, но снизу, из главного зала, не доносилось ни звука. Би говорила с наемниками очень тихо. Мириам не поняла до конца, чему именно учили праймов, но бесстрашие явно входило в программу их подготовки. Би совершенно равнодушно отнеслась к появлению двух громил у дверей гостиницы. Через несколько минут Мириам поняла, почему это так.
Здоровенные наемники с нашивками молотов явно заискивали перед бледнокожей девушкой, ведущей себя так, словно она была по меньшей мере их работодателем. Флай не появился, а двое парней, пришедших по его приказу, просто боялись Би. Мириам не нужно было вглядываться в их цвета, чтобы понять это.
Возможно, ее учили и внушать страх. Задумавшись об этом, Мириам вспомнила, что тоже боится непонятных смен настроения, резких движений, в особенности маски воительницы. Би могла только казаться обычной, чем-то даже похожей на Мириам, но малейшая попытка сравнения обнажала в ней нечто, вызывающее страх, пласт чего-то чуждого, наполненного ужасом и насилием.
Не Би, но Ребекка Ли, прайм, говорила внизу с парой наемников, и у них были все основания бояться ее.
«По истечении трех лет, после экзаменов, способных свести с ума, ученики признаются готовыми к прайм-линку. Они принимают присягу, им рассказывают о долге перед крепостью и о героизме. Ведь пути назад больше нет, операция необратима. Никто из принимающих присягу не знает, что на самом деле им предстоит, к этому не могут подготовить никакие тренировки. Их всех хорошо кормят и заставляют высыпаться, перед тем как по жребию допустить в медицинскую часть корпуса.
Они входят в большой освещенный зал и видят каркас. Так называется то место, где им предстоит провести ближайшие одиннадцать часов. Этот самый каркас похож на человека, сплетенного из металлических прутьев и стоящего, разбросав руки в стороны, очень большого. Он нужен потому, что во время операции приходится стоять неподвижно и быть в сознании. Таня спрашивала верно. Когда тебе разрезают голову, это мучительно, несмотря на наркоз, но боль быстро уходит, а потом становится гораздо хуже.
Прайм-линк выглядит как сеточка из тонких серебряных нитей, которую опускают на твой мозг. Ты это видишь на больших экранах, окружающих каркас. Каждое ее прикосновение что-то обозначает – вспышку памяти, чувство жара, яркий свет. С тобой говорят, и тебе приходится отвечать на вопросы. Каждая нить – это вопрос, чувство или воспоминание. Их сотни, они проходят сквозь тебя, а ты смотришь со стороны на свою вскрытую голову и не можешь пошевелиться. Одиннадцать часов становятся вечностью, пыткой, заполненной жестокими вопросами. Потом наступает темнота, и ты не знаешь, завершилось ли все или через секунду начнется снова.
Сон после установки прайм-линка длится трое суток, да и потом не все приходят в себя. За последующие два года тренировок выходит из строя часть связей в прайм-линке, дающих слабину. Для некоторых это тоже заканчивается фатально. К выпуску приходят лишь те, кому хватило сил бороться до конца. Им очень-очень повезло, но и они, как правило, не живут слишком долго».
Мириам отложила гребешок, зевнула, и словно в ответ на этот тихий звук скрипнула дверь. Би вошла, повесила тяжелый игольник на спинку кровати, зацепив ремнем за столбик, и подошла к окну.
Мириам некоторое время молча рассматривала ее профиль, потом спросила:
– Они ушли?
– Да, – ответила Би устало. – Ничего нового. Их глава ранен. Пленные точно не знают, где искать Паука, но город маленький. Завтра они прочешут Яму.
– Хочешь спать?
– Да. Нужно ложиться, завтра рано вставать.
– Почему?
– Помнишь, я тебе кое-что обещала?
Мириам задумалась. Би села на кровать, вытащила второй игольник из-за пояса, стянула брюки вместе с ботинками, бросила их на пол и с ногами забралась на одеяло. Ее белая кожа мерцала в темноте. Сидя на кровати в одной майке, она быстро разобрала оружие и сложила все части обратно.
Мириам присела на край своей кровати, рассматривая Би, и ее слова снова всплыли в памяти девушки:
«Нас очень мало. Да, подготовить таких, как мы, весьма сложно, но причина еще и в том, что каждый из нас носит в себе свою смерть как бомбу, обреченную взорваться. Мы знаем, что у нас совсем немного времени, и стараемся успеть сделать как можно больше, прежде чем откажет память или же провода, дающие нам возможность думать и действовать быстрее всех, выжгут в награду наш мозг. Потому нет ничего глупее и хуже, чем предать клятву прайма, отказаться от того, что ты уже сделала с собой. Только этому нет прощения».
– Ты никогда так долго не говорила, – сказала Мириам.
– Очень давно, – ответила Би, заворачиваясь в одеяло. – Но мне нужно было объяснить тебе. Джино напомнил мне, что это значит, чего мне на самом деле ждать. Ложись выспись, это будет трудно.
– Что трудно?
– Научиться стрелять.