– Только что заказал вашему мальчику.
Улыбнувшись трубочисту, Баурджин шагал дальше:
– Плотникам привет!
– Здравствуйте, господин Бао.
– Как здоровье, уважаемый господин Ши Юнь?
– Спасибо, и вам не хворать.
Так вот и шёл Баурджин, так вот и шествовал, чувствуя на себе благодарные взгляды посетителей. И никак нельзя сказать, чтоб это чувство его сильно коробило, хоть и был он, в общем-то, никакой не кабатчик, а влиятельный монгольский князь – нойон.
С кухни доносились изысканно-приятные запахи тушившихся в белом вине креветок, чесночной подливы с шафраном, белого соуса и варёного риса. Лао, словно настоящий волшебник, колдовал у очага с большой деревянной шумовкой в правой руке. Завидев хозяина, улыбнулся.
– Много заказов на сегодня, старина? – поинтересовался князь.
– Да есть… Но, вообще-то, я уже основное всё приготовил, дальше и ребёнок справится.
– Вот и славно, поручим это Чену.
– Лучше – Лэй.
– Хорошо, как скажешь. Сегодня вернёшься пораньше – Игдоржа… тьфу-ты, Линя не будет, придётся тебе присмотреть за домом.
– Присмотрю, господин.
– Ладно. – Баурджин похлопал старика по плечу. – Разбогатеем – обязательно наймём привратника.
– Можно, господин Бао? – послышался за спиною князя звонкий мальчишеский голос.
– А! – обернулся нойон. – Здравствуй, здравствуй, Веснушка Дэн. Принёс воды? Поставь вон в угол да садись, рассказывай, как твои дела, парень?
– Дела так себе, господин Бао, – усаживаясь, откровенно признался Дэн. – Сами видите, какая погода. И кому, спрашивается, нужна моя вода? Разве только вам.
– Лао, наложи-ка парню миску риса.
– Рис? – Парнишка сверкнул глазами. – Вы очень добры, господин.
– Ешь, ешь, не стесняйся. Лопай от пуза! – засмеялся нойон, глядя, как парень, ловко управляясь палочками для еды, уписывает угощение за обе щеки. – Зайди потом ко мне, получишь одну рукопись. Кстати, её нужно будет положить в дупло завтра утром, уж никак не позднее полудня.
– Сделаю как скажете, господин. Когда я вас подводил?
– И верно, никогда…
На кухню неслышно вошла Лэй. Встала у дверного проёма, опершись на косяк, и с мягкой улыбкой смотрела на князя, пока тот не обернулся:
– А, Лэй. Останешься сегодня вечером вместо Лао.
– Слушаюсь, мой господин.
Ой, как блестели её карие, вытянутые, как у газели, глаза. Баурджин даже потупился – ещё не хватало влюбить в себя девчонку. Впрочем, а почему бы и нет? Тогда через Лэй, наверное, можно будет узнать, на кого они с Ченом работают, кто их всё ж таки приставил. Если не Цзяо Ли, то – начальник стражи Фэнь Ю? Или кто-то другой? Кто?
Ах, какие красивые глаза у Лэй, какое миленькое, с мягким румянцем, личико, и не скажешь вовсё, что она отнюдь не нежная девушка, а орудие убийства. Да-да, именно так! Нечто вроде живого меча или сабли. Кстати…
– Хочу попросить тебя кое о чём, Лэй, – подойдя к девушке, негромко произнёс князь.
Та сразу подобралась, вытянулась:
– Приказывайте, мой господин!
– Нет, ты не поняла. – Баурджин ласково улыбнулся. – Я не приказываю, я прошу.
– Просите? – озадаченно переспросила Лэй. – Просите… меня, господин?
– Именно! Не могла бы ты научить меня… гм… некоторым своим умениям.
– Научить?! – Девушка сверкнула глазами. – Научить – нет! Но я могу показать. Что вы хотите увидеть? Удар ногой, кулаком, раскрытой ладонью?
Нойон развёл руками:
– Оставляю это на твой выбор, Лэй.
Закончив с очередным блюдом, старик Лао принялся объяснять девушке, что к чему. Наевшийся рису водонос Дэн Веснушка давно уже ушёл, и князь тоже вышел во внутренний дворик, когда-то красивый, а ныне – захламлённый после ремонта. Какие-то кирпичи, камни, куски дерева – не всё ещё успели убрать. Шёл дождь, и кругом было сыро. Сырая земля, сырой дом, сырое, серое, с едва заметными голубыми прожилками, небо. Зима.
Немного постояв во дворе, Баурджин вернулся обратно в залу, понаблюдал за посетителями и снова вышел. В харчевне было довольно жарко: постоянно горел очаг да и посетители надышали. А во дворе было прохладно и тихо. Небо потемнело, и дождь перестал… нет, чуточку всё же капал.
– Дождик, дождик, пуще лей, – негромко промолвил князь. – Чтобы было веселей.
И словно накаркал!
Действительно, стало весело, уж не скучно – точно.
Неожиданно в харчевню вернулся Лао, выбежал во двор, крича и размахивая руками:
– Ужас! Ужас, мой господин!
– Что такое? – Баурджин разом стряхнул нахлынувшую было грусть. – Да не ори ты так, говори по существу.
– Наш дом обокрали, мой господин, – причитая, доложил слуга. – Обокрали и унесли всё!
Глава 7КРАСАВИЦА В КНЯЖЕСКОМ ХАЛАТЕЗима 1211 г. Ляоян
Ночь благосклонна
К дружеским беседам,
А при такой луне
И сон неведом…
Кто и зачем забрался в дом? На сей вопрос ответа так и не было, хотя с того времени прошло уже больше месяца. Неизвестные воры (или вор) перевернули всю мебель, кое-что даже разломали, будто что-то искали – все нарисованные Баурджином иероглифы были безжалостно выдраны из бамбуковых рамок и валялись на полу, словно опавшие листья в осеннем лесу. Ничего ценного не пропало, хотя, в общем-то, ничего особенно ценного в доме и не имелось, ну не считать же за ценные вещи пару старых ваз, оставшихся от прежнего хозяина дома.
Вывод простой – что-то искали. Что? Неужели в доме остались искусно запрятанные драгоценности?
И если так, то нашли ли их? Нойон понимал, что пока ничего нельзя было утверждать наверняка.
Эта странная кража (если, конечно, случившееся стоило так называть) вскоре забылась под напором обыденных (и не слишком обыденных) дел. Обозник Весельчак Чжао ездил по дальним крепостям ещё пару раз, и оба раза Баурджин, с помощью Дэна Веснушки, добросовестно снабжал кружок Елюя Люге поддельными киданьскими рукописями, в которых содержались недвусмысленные намёки на возможность воссоздания империи Ляо при помощи могущественного монгольского владыки. И вот совсем недавно Елюй Люге через Весельчака Чжао прислал ответное послание, в котором искренне благодарил «любезнейшего господина Бао Чжи» за «весьма интересные списки», коих просил присылать как можно больше. Последнее как раз не составляло проблемы – подделывать рукописи Баурджин навострился весьма ловко, так, что в случае нужды их, наверное, вполне можно было выдать за настоящие и всучить какому-нибудь неопытному любителю древностей, как и поступали многие торговцы, да хоть тот же старьёвщик Фэн или почтенный лавочник Сюй Жань.
Игдорж Собака тем временем обзаводился знакомцами в самых жутких трущобах, располагавшихся на окраинах Восточной столицы. Баурджин с его слов тщательно фиксировал всех недовольных, коих набрался уже довольно большой список. С этим списком уже можно было что-то делать, и князь хорошо представлял – что.
Погода большей частью не баловала, шли дожди, иногда по нескольку дней кряду, с моря дул пронзительный ветер, заставляя дрожать оклеенные бумагою окна. Затянутое серыми тучами небо, казалось, цеплялось за конёк крыши. Но в общем-то было тепло – градусов девять-десять по Цельсию, это вам не монгольские морозы! Правда, сырость проникала повсюду, и даже стопка приготовленной для каллиграфических упражнений князя бумаги иногда покрывалась свежим налётом плесени.
В один из таких серых пасмурных дней Баурджин, вернувшись из «Улитки» домой, уселся в любимое кресло у себя в кабинете, с удовольствием положив ноги на горячий кан. Чен ещё с утра затопил печь и теперь лишь время от времени подкладывал в неё дровишки, недавно привезённые артелью молодых носильщиков с рынка в счёт прежнего долга.
Приятное тепло струилось по комнате, и оттого вой ветра и дробный ропот дождя тоже становился каким-то таким спокойным, уютным, домашним. В такие ненастные дни обычно хорошо думалось, особенно когда никто не отвлекал. Вот и сейчас…
Позвав из людской Чена, нойон отравил его в харчевню, помогать Лэй и Лао, сам же снял со стены нарисованный на большом листке иероглиф в красивой рамке, перевернул, любуясь внушительным списком людей, мягко говоря, недовольных нынешними властями Ляояна. Впрочем, что там «недовольных» – остро их ненавидящих. По разным причинам. Итак…
Хэнь Чжо, конопатчик лодок. Работает, бедняга, с утра до ночи, а толку – чуть. Слишком уж низки расценки, за чем пристально следит специальный государственный чиновник, которому бы хорошо сунуть взятку, да нет у Хэнь Чжо лишних денег, слишком уж большая семья, дети почти всё ещё маленькие. Старшую дочь, двенадцатилетнюю О Юй, пришлось продать в какой-то гнусный бордель, чтобы остальные дети не умерли с голоду.
Сюнь, рыбак. Та же ситуация, что и у Хэнь Чжо, ну, тут много таких. Троих малолетних сыновей вынужденно продал в рабство одному шэньши.
Тан, грузчик. Молодой сильный парень. Его невесту силком выдали за богатого старика. Вообще-то это счастье для семьи невесты… Но вот ни Тан, ни его бывшая девушка так почему-то не считали.
Са Кунь, крестьянин из пригородного ли (административного объединения из более чем ста деревень). Не повезло – урожай побило градом. Не заплатил вовремя подати своему хозяину, и теперь долг только копится. Пытался выкрутиться, отдал часть урожая. Как оказалось, этого хватило лишь на уплату процентов по долгу. По решению суда, куда обратился землевладелец, вся семья была продана в рабство. Са Кунь сбежал в соседний уезд. Был пойман, наказан – сто ударов палкой, теперь не работник.
И таких, как этот Са Кунь, по всем деревням – огромное количество.
Трубочист Чао. Весёлый, вечно шутит. Зарабатывает прилично, хоть и пашет как вол. Вся вина Чао в том, что участок земли, на котором стоит его дом, приглянулся одному влиятельному шэньши. Тот его и купил за бесценок, Чао просто вынудили продать, и продал, куда деваться? Теперь бездомный, снимает вместе с семьёй угол на постоялом дворе.