орил об основании торгового дома…
– Что наденете в гости, мой господин? – оставляя метлу, поинтересовался слуга.
Баурджин ухмыльнулся:
– А что б ты посоветовал, Лао?
Старик задумался.
– Ну, наверное, тот длинный халат синего шёлка, с драконами. Да, это очень приличная вещь. И к нему – чёрные штаны, которые как раз сейчас на вас. И деревянные лаковые туфли с обмотками из белого шёлка.
– А так здесь носят?
– Уверяю вас – это будет очень приличный вид.
– Ну что же. – Баурджин махнул рукой и вошёл в дом.
Старый слуга проворно поспешил следом – помочь господину одеться.
Выбранный Баурджином дом представлял собою традиционное китайское строение городского типа. Во дворе – сарай-дровяник и большая бочка – для летних купаний, сам дом – небольшой, из пяти комнат, одна из которых предназначалась для прислуги. Он оказался очень уютным и удобным для жизни: приёмная, спальня, столовая – всему нашлось место. Сейчас, осенью, дни всё ещё стояли жаркие, а вот ночами иногда шли холодные ливни – в такое время Лао растапливал печь и горячий воздух, проходя под лежанками-канами, быстро нагревал помещения. Деревянные части дома – опорные балки, стропила и прочее – были покрыты красным лаком с написанными поверху иероглифами – пожеланиями удачи и счастья. Хороший был дом.
Одевшись как подобает, Баурджин оставил слугу наводить порядок и, выйдя со двора, направился по узенькой улочке к центру города, туда, где золотились крыши императорского дворца. Ляоян – Восточная столица – имел планировку типичного китайского города: административные здания, дворцы чиновников и знати. Храмы располагались по северо-южной оси – Красной птицы и Чёрной черепахи. Так, соответственно, именовались и районы. Восточной же четверти города покровительствовал Синий дракон, а западной – Белый тигр.
Жёлтое солнце, уже перевалившее за полдень, отражалось в сверкающих карнизах дворцов и пагод. Чистенькие белёные домики, разноцветные крыши, желтовато-белые окна из плотной промасленной бумаги – всё это придавало городу некое очарование и было весьма приятно взгляду. Вдоль улиц росли тополя и ивы, кое-где на площадях даже попадались дубы и кряжистые корявые сосны. Повсюду было много народу – уличные торговцы, носильщики, слуги, да и так – праздные зеваки, вышедшие на ежедневную прогулку. И чем ближе к вечеру, тем зевак становилось больше. Как Баурджин заметил, чиновники и знать пешком почти не ходили, передвигались в узорчатых паланкинах, цвет и качество которых ранжировались в соответствии с занимаемой должностью, либо – что случалось гораздо реже – скакали верхом или ехали в одноколках. Подобную повозку, конечно же, нужно было бы приобрести, не столько для удобства, сколько ради престижа. Это сейчас Бао Чжи – беженец, а когда откроет торговый дом? Уж тогда-то пешком не походишь.
Рассуждая таким образом, Баурджин неспешно миновал центральные кварталы, полюбовался по дороге императорским дворцом с многоярусными ступенчатыми карнизами, покрытыми позолотой и синей глазурованной плиткой, изогнутыми золотисто-жёлтыми крышами, украшенными скульптурными изображениями птиц и драконов. Медленно наплывавший на город вечер казался удивительно нежным и тёплым, с прозрачным тёмно-голубым небом, оранжевым солнцем, садящимся за дальние сопки, с ярко-синими крышами крепостных башен. На площадях играли уличные музыканты – флейта, колокольчики, бубен и ещё что-то вроде небольшой арфы. Пахло перезревшими яблоками и свежевыловленной рыбой. Рыбу промышляли в реке Ляохэ и дальше, в море. Из открытых дверей многочисленных харчевен и лавок доносился запах приготовленного с пряностями риса. Баурджин хотел было купить пару рисовых пирожков у уличных торговцев, да передумал, даже вопреки пословице о том, что в гости сытыми ходят.
С чиновником средней руки Лу Синем Баурджин свёл знакомство буквально в первые же дни через, естественно, господина Цзяо Ли. Лу Синь – ещё довольно молодой человек, от силы лет тридцати, – по словам господина Цзяо, пользовался репутацией человека, который знал всё про всех и каждого и которого знали все, ну, или почти все. Господин Цзяо какое-то время жил в Ляояне и раньше – и в этом отношении его словам можно было доверять. Лу Синь отнёсся к новому знакомому весьма радушно, что, конечно же, объяснялось отнюдь не общественным положением Баурджина, а покровительством Цзяо Ли. Уж само собой, Баурджин не замедлил расписать в наилучшем свете все «подвиги» последнего, к чему, собственно, Цзяо Ли и стремился. И вот теперь «бедный беженец из Си-Ся» удостоился чести быть приглашённым на ужин. Баурджин знал уже, что в доме Лу Синя собирается, скажем так, весьма интересное общество – молодые амбициозные чиновники, военные, бывают даже младшие члены императорского дома. Такой возможностью обязательно следовало воспользоваться, и не только для того, чтобы завести самые разнообразные знакомства, но и просто чтобы присмотреться к жизни молодой цзиньской элиты, уловить образ её мыслей.
Самолично вышедший во двор господин Лу Синь – длинноволосый, с модным шиньоном на голове и слегка небритый, одетый в небрежно запахнутый дорогой халат тёмно-красного шёлка, – отнюдь не производил впечатление благообразного и законопослушнейшего шэньши, скорей уж напоминал какого-нибудь Че Гевару, или Сьенфуэгоса, или какое-нибудь другое «мачете разгневанной Кубы», как пелось в одной популярной в шестидесятые годы песне. Непокорную шевелюру чиновника придерживала широкая повязка из нежно-зелёного шёлка, узкие тёмные глаза блестели: наверняка выпил уже, не дожидаясь, пока заявятся гости.
Проворный молодой слуга, почтительно поклонившись Баурджину, принял от него зонт. Господин Лу Синь, надо сказать, жил в богатых хоромах под зелёной крышей, хотя, наверное, ему ещё такой и не полагалось по рангу. В переводе на понятный язык, он занимал должность начальника коммунального хозяйства одного из городских районов. И тем не менее крыша была зелёной. То ли это так выпендривался, то ли чжурчжэни ещё не дошли до совсем уж мелочной регламентации жизни, как их южные соседи, сунцы.
– А, любезнейший господин Бао Чжи! – радушно заулыбался хозяин. – Прошу, прошу, у нас тут уже собрался кое-кто…
Вслед за хозяином Баурджин вошёл в просторную залу, располагавшуюся в средней части дома… или, лучше сказать, небольшого дворца. За невысоким столом, с удобством развалившись на широких, устланных разноцветными циновками лавках-канах, вкушали вино четверо молодых людей весьма богемного вида – все длинноволосые, с бородками а-ля Чехов или Генрих Наваррский, в длинных – по моде – халатах самых неожиданных расцветок: от карминно-красного до ядовито-зелёного и канареечно-жёлтого. Один, обликом напоминавший врага народа Троцкого, только что без пенсне, имел при себе флейту, а его сосед с лихо закрученными совсем по-гусарски усами – саблю! И, на опытный взгляд Баурджина, сабля была тяжёлая, боевая, отнюдь не для красоты нацепленная.
– Знакомьтесь, – усадив нового гостя, улыбнулся Лу Синь. – Это – деловой человек, основатель торгового дома – господин Бао Чжи, друг известного нам своей щедростью господина Цзяо.
При имени Цзяо Ли многие из сидящих скривились. Велев слугам наполнить кубки, хозяин представил всех Баурджину. Того, что с флейтой, похожего на Троцкого, звали Юань Чэ. Он, как легко было догадаться, являлся поэтом и музыкантом. Естественно – из хорошей семьи, а потому – вхож в лучшие дома Ляояна. Сильно напоминавший Генриха Наваррского молодой человек оказался сыном какого-то важного императорского чиновника, «Чехов» – его сводным братом, ну а тот, что при сабле, – тысячником с северной границы. Чин его Баурджин для себя определил как капитанский. Не великий, но и не малый. Судя по усам, этот человек явно жаждал большего, нежели командовать дальним гарнизоном в позабытой всеми богами крепости. Звали «капитана» Елюй Люге. Имя несколько странноватое для ханьца или чжурчжэня, Баурджин это для себя отметил, но спрашивать, естественно, ничего не стал, понадеявшись на завтрашнюю встречу с каллиграфом. Уж тот-то наверняка растолкует, что к чему.
Выпили, как водится, сначала – за здоровье императора и всех членов его многочисленной семьи, потом налили ещё по одной. А дальше уж пошла беседа, во время которой Баурджин старался меньше говорить и больше слушать. Если же и открывал рот, так только затем, чтобы произнести какую-нибудь шутку или очередной тост – не хотелось, знаете ли, при первой же встрече выглядеть бирюком, а болтать пока не следовало. Совсем отмолчаться не удалось – гости набросились с расспросами. Любопытно им было, как там живут люди в Си-Ся? Как развлекаются, как воюют и прочее. Баурджин отвечал осторожно, стараясь не вдаваться в подробности. Ещё слава богу, что изо всей компании, похоже, никто не был в той стороне, стало быть, и не могло найтись общих знакомых или тех людей, коих все в городе знают, а вот Баурджин…
И как-то так вышло, вроде бы само собою, что беседа плавно перетекла на войны – на те, которые когда-то были, на те, которые уже шли, ну, и на те, что ещё будут. Такова уж человеческая натура, никак без войны не может. Да и выдавалось ли хоть когда-нибудь на земле такое время, чтобы не было ни одной войны, даже самой маленькой, завалящей?
Вот по этому вопросу и поспорили. «Капитан» Елюй Люге, азартно подкручивая усы, утверждал, что войны всегда были и всегда будут, с ним соглашался поэт Юань Чэ, а вот хозяин дома и сводные братья были категорически против.
– А вы как считаете, уважаемый? – обратился к Баурджину Лу Синь.
Гость лишь развёл руками:
– Где мне, бедному торговцу, разбираться в военных вопросах? Ведь война, я так думаю, не менее сложное дело, чем торговля, ведь так?
– Конечно так, господин Бао! – Тысячник каким-то образом почуял в этих словах неявно высказанную поддержку. – Даже по-другому я бы сказал: война куда более сложна, чем торговля, вот и великий Сунь Цзы писал…
– Ой, ладно, ладно, будет тебе, Елюй! – со смехом замахал руками хозяин дома и, повернув голову, подмигнул Баурджину. – Ведь наш друг с Пограничья будет сыпать цитатами до тех пор, пока совсем не опьянеет, как уже было в прошлый его приезд. Ещё и стратагемы вспомнит…