– Кстати, насчёт стратигем! – к явному неудовольствию Лу Синя, громко произнёс тысячник. – Великий Сунь Цзы в числе прочих стратигем называл следующие: скрывать за улыбкой кинжал, бить по траве, чтобы спугнуть змею, ловить рыбу в мутной воде, заманить на крышу и убрать лестницу…
По знаку хозяина расторопный слуга, уже в который раз за сегодняшний вечер, доверху наполнил кубки. Выпили за дружбу, потом – как-то так незаметно – за любовь. И вот после этого решили позвать женщин из ближайшего весёлого дома.
– Я знаю одно недавно открывшееся заведение недалеко от западных ворот, – похвастался поэт. – Там не девушки, а благоухающие розы.
– Розы, говоришь? – недоверчиво прищурился Лу Синь. – У западных ворот? Не то ли заведение ты имеешь в виду, друг мой, коим владеет тётушка И Сунь?
– Да, – с некоторым удивлением согласился поэт. – Именно тётушка И им и владеет. А ты что, Лу Синь, уже там побывал? Да… и вот ещё что, я всё хотел спросить тебя: где ж твоя жена и дети? Что-то их сегодня и не видать, и не слыхать. Обычно, я заметил, бывает иначе.
– Они в гостях, – скромно заметил чиновник. – С оказией поехали в Кайфын, навестить родственников. О, моя жена из благородной семьи…
– Да мы знаем, знаем, Лу Синь, – рассмеялся один из братьев, тот, что походил на Генриха Наваррского. Рассмеялся и тут же подначил: – Что ж ты сам-то с ними не поехал?
– Шутишь! – притворно вздохнул чиновник. – Без меня весь город встанет! Кто будет следить за чистотой, поддерживать порядок в банях и гм-гм… известных домах? Да, наконец, следить за чисткой уборных? Я знаю, вы над этим смеётесь, а я так считаю: городские уборные – это, пожалуй, самое важное дело, ничуть не менее важное, чем состояние крепостных стен или колодцев. Чуть недосмотрел – и пожалуйста вам, болезни и мор. А кто за всё отвечает? Я, скромный шэньши Лу Синь. Попробуй тут уехать… Работаю, можно сказать, не покладая рук своих, без отдыха и даже почти без сна.
При этих словах Баурджин не выдержал и усмехнулся, представив себе франта Лу Синя в качестве орудующего лопатой золотаря. Экстравагантное было бы зрелище!
Чиновник тут же повернулся к нойону:
– Вы что-то хотели сказать, уважаемый Бао?
– Гм… Нет, не сказать – выпить.
– Ах, у вас тост?! Просим, просим…
– Ну… – Поднявшись на ноги, Баурджин произнёс классическую фразу: – Пью за ваше коммунальное хозяйство!
– За что, за что? – не понял Лу Синь.
– За всё то, уважаемый шэньши, что вы только что с таким знанием дела перечислили: за колодцы, за бани, за весёлые дома, за выгребные ямы, наконец! Чтоб их почаще чистили.
– Не «почаще», – наставительно заметил чиновник, – а в соответствии с установленным регламентом.
– Ах, ну да, ну да – в соответствии…
До девок так в этот вечер и не дошло – уж слишком много было выпито, да и гости все – окромя поэта – были людьми женатыми. Хотя, впрочем, как заметил Баурджин, сдерживало их вовсе не это, а некое эстетство. Не принято было в их кругу смешивать разные удовольствия – и вино, и дружескую беседу, и весёлых девок. С девками уж лучше по одному, чего их грести кучей? А потому, вместо охаживания непотребных девок, на прощанье, по традиции, читали друг другу стихи. На этот раз – Ду Фу. «Песнь о боевых колесницах» – именно с неё и начал тысячник Елюй Люге. Баурджин сию песню тоже знал – выучил когда-то, ещё стараниями не к ночи будь помянутой Мэй Цзы.
Боевые гремят колесницы,
Кони ржут и ступают несмело.
Людям трудно за ними тащиться
И нести свои луки и стрелы…
Для возвращения гостей по домам (а кое-кому – в казармы) Лу Синь любезнейше предоставил собственную коляску с кучером, важным, как чиновник самого высокого ранга. Поэт Юань Чэ и братья жили не так далеко, близ императорского дворца, а вот Елюй Люге и Баурджин проследовали на другой конец города – в восточный округ, четверть Синего дракона. По пути читали стихи и, пугая припозднившихся прохожих, орали песни. Нарвались на стражников, те преградили путь, выставив клевцы-копья, но, узнав кучера, почтительно расступились. Видать, уважали в городе главу коммунальной службы! Ну ещё бы – попробуйте-ка пожить без дорог, колодцев и уборных. Да и без бань с весёлыми домами тоже!
По пути разговорились, так, ни о чём, как болтают едва знакомые люди. Однако, уже когда подъезжали к казармам, нашли общее увлечение – старинные книги. Не древние, а именно старинные – написанные, точнее, отпечатанные с деревянных досок сто, двести лет назад, а уж никак не тысячу. И – не южные! Бравый тысячник несколько раз подчеркнул, что сунские, то есть южнокитайские летописи, ему ничуточку не интересны.
– Вы же торговец, Бао? – прощаясь, вкрадчиво улыбнулся Елюй Люге. – Вот и подобрали бы для меня что-нибудь. Мало ли, вдруг что попадётся? Мне, знаете ли, в моей крепости всё равно нечем заняться. Скукота, хоть бы монголы скорей припожаловали, что ли!
– Тьфу ты, тьфу!
– Шучу! Так как, если будет возможность, вспомните мою просьбу?
– Обязательно! – Баурджин вовсе не шутил. – Скажите только, где вас найти?
– А здесь же, в казармах, – тысячник махнул рукой. – Я пробуду в городе ещё с неделю по всякого рода интендантским делам. Заходите ближе к вечеру, спросите меня. Посидим. Увы… – Глаза воина вдруг затуманились. – В иные времена я пригласил бы вас… Пригласил бы вас к одной женщине, готовой ради меня на всё… Увы. Не сейчас! Так что заглядывайте в казармы!
– Обязательно, – клятвенно заверил князь. – Как говорится – как только, так сразу. Рад был знакомству.
– Я тоже. – Елюй Люге расхохотался. – Не часто встретишь столь образованного торговца. Тем более – из Си-Ся!
На сём и простились. Важный, как высокий чиновник, кучер без помех домчал Баурджина до самого дома, и, выбираясь из экипажа, князь с удовлетворением отметил любопытные взгляды соседей. Кто-то смотрел из-за ограды, кто-то приоткрыл ворота, а кое-кто чуть было не свернул шею. Ну, пусть смотрят, пусть видят – на чьей коляске приехал из гостей несчастный беженец Бао Чжи!
– Эй, Лао! – войдя во двор, громко позвал нойон. – Ты где там, старик?
– Здесь, мой господин! – Слуга шустро выбежал из своей комнаты. – Чего изволите?
– Приготовь мне на ночь воды. Один… нет, лучше два кувшина.
Баурджин вошёл в прихожую и недоумённо застыл, увидев перед собой упавших на колени людей, точнее, подростков – мальчика и девочку.
– Эт-то ещё кто такие?
– Мы твои слуги, господин! – подняв личико, пояснила девчонка.
– Так у меня уже есть слуга!
– А мы – подарок от господина Цзяо Ли!
– Ах, вот оно что… – Баурджин задумчиво взъерошил затылок. Толстяк-чиновник оказался вовсе не так глуп, как его описывали, – с опозданием, правда, но всё ж таки приставил соглядатаев. Что ж, следовало ожидать, странно было бы, если б не приставил.
– Ну, вот что, подарки, – немного подумав, усмехнулся князь. – Идите пока спать, вот хоть в гостевой комнате… Ну а завтра… Завтра решу, к какому вас делу приставить. Указание ясно?
– Да, господин, – хором откликнулись слуги.
– Ну, вот и славненько. – Довольно улыбнувшись, Баурджин потянулся и наконец-то отправился спать. Да и пора уже было.
Утро выдалось чудесное, с солнечной прозрачной дымкой и чистым голубым небом, по которому лениво плыли сахарно-белые облака. Баурджин проснулся рано, впрочем, здесь все так просыпались – можно сказать, с первыми лучами солнца. Услыхав за комнатной перегородкой чьё-то шушуканье, удивлённо спросил:
– Дао, кто это там у нас?
– Это мы, господин! – вместо старика хором отозвались молодые голоса. – Ваши новые слуги.
– А, подарки, – вспомнил нойон. – Ну, заходите по очереди. Посмотрим, что с вами делать.
Первым вошёл юноша: на вид лет четырнадцати, смазливый и весь какой-то гладкий, прилизанный, больше напоминающий красивую девочку, одетый в короткий нежно-зелёный халат и тонкие шёлковые штаны-ноговицы.
– Ну? – Оглядев его, Баурджин ухмыльнулся. – Как тебя зовут и что ты умеешь делать?
– Меня зовут Чен, господин, – почтительно поклонился парень. – И я – очень хороший любовник!
Баурджин даже не успел осмыслить его слова, как Чен, быстро скинув халат и ноговицы, забрался к нему в постель:
– О, мой господин, я доставлю вам неисчислимые наслаждения!
– А ну, кыш отсюда! – Нойон живо согнал на пол непрошеного гостя. – Сейчас живо велю тебя высечь!
– Почему, мой господин? – Парень, похоже, недоумевал вполне искренне. – Чем я вас прогневал? Или, может быть, я некрасив? Я вам не нравлюсь? О, горе мне, горе!
Уткнувшись лицом в ладони, Чен совершенно по-девичьи зарыдал.
– Так… Прекратить истерику! – живо распорядился князь. Он, конечно, был наслышан о довольно экзотических обычаях ханьцев, но вот, столкнувшись с одним из них, несколько даже опешил. И похоже, совершенно зря разозлился. Ну, не виноват парень – такое уж у него предназначенье, так сказать – специализация.
– Я говорю – перестань реветь.
Чен послушно замолк и теперь лишь всхлипывал, не отводя от хозяина по-собачьи преданного взгляда. И что ж теперь делать с этим парнем? Возвратить обратно? Некрасиво получится… Использовать по назначению? Тьфу-тьфу-тьфу, не до такой степени ещё разложился армейский генерал Дубов. А если не использовать, так надо как-то это мотивировать – иначе даже такой тупень, как господин Цзяо Ли, тут же заподозрит неладное. Как же: все чиновники и знать подобными мальчиками пользуются, а Бао Чжи…
– Видишь ли, Чен… – осторожно начал нойон, – я ведь не ханец, тангут, и некоторые ваши обычаи, гм…
– Так господин Цзяо для того меня и выбрал, – явно обрадовался парень. – Чтобы научить вас всем нашим обычаям: принятому в обществе поведению, танцам, изящным жестам…
– О, без всякого сомнения, это необходимейшие вещи. – Баурджин одобрительно кивнул. – Вот и будешь учить… когда придёт время. Пока же – ступай. Да, и позови ту девушку…