— Почему же я не могу попробовать проникнуть в здание? Я замаскируюсь. По–клизандски я говорю, знаю, что у них и как…
— А они знают, что и как у тебя. У них над каждым входом установлены камеры, скармливающие данные компьютерам, которые знают твой рост, сложение, вес, походку, вообще все. Ты не можешь замаскироваться так, чтобы изменить все, и ты это знаешь. Они сразу сцапают тебя, в тот же миг, как ты туда войдешь.
— Ты говоришь это не просто потому, что это правда, — закричал я. — Так что, я полагаю, у тебя есть лучший план?
— Есть. Я говорю по–клизандски, и у них нет данных обо мне. И я — опытный полевой агент, единственный на этой планете, кроме тебя.
— Нет!
— Почему же сразу нет? — нахмурилась она, и следующий щипок был уже болезненным. — Ты мой муж, а не хозяин, надеюсь, ты это помнишь. В этих делах я смыслю не меньше тебя, а может, и больше, перед нами же задача, которую необходимо выполнить. Давай отбросим твое мужское превосходство и собственничество.
Она, конечно, была права, но не мог же я позволить ей укрепиться в этой мысли.
— Я только беспокоюсь о твоей безопасности.
От этих слов она растаяла и потерлась о меня.
— Ты–таки любишь меня, Джим, на свой собственный лад… ужасный, конечно, но со мной все будет в порядке, вот увидишь. Среди второго эшелона клизандцев есть немного женщин… не понимаю, как они могут носить такие уродливые мундиры… и мы с девушками заграбастаем одну. В ее мундире и с ее удостоверением я проникну в док, найду Края…
— Ты ведь не сделаешь какой–нибудь глупости?
— Конечно, нет. Слишком важное это дело, чтобы завалить его, занимаясь им в одиночку. Я тебе говорила, что хочу уделить ему на досуге свое личное внимание. А это будет только разведывательный заход. Я определю местонахождение серых людей, нанесу на карту планировку здания, погляжу на детекторные устройства и сразу же уйду.
— Великолепно! — сказал я, преисполнившись теперь энтузиазма и пытаясь отложить в сторону страхи за ее безопасность. — Это все, что нам понадобится для последующего похищения. Ударить их быстро и сильно, войти прямо туда, похитить Края и прямиком обратно. Верное дело.
Загудел звуковой коммуникатор, и я включил его.
— Поисковая партия убралась, можете возвращаться. Мы медленно поплыли обратно, рука об руку, наслаждаясь представившимся моментом. Когда мы вылезли из воды, доктор Мутфак уже ждал нас.
— Хорошо, мы продолжим оттуда, где остановились. — В его улыбке явно не было тепла. — Плюшевые медвежата… мы должны прозондировать скрывающуюся в этом символику, чтобы можно было пойти дальше.
Он нетерпеливо притоптывал ногой, пока мы с Ангелиной сжимали друг друга в объятиях, милых и мокрых, и самозабвенно целовались. В масках это крайне расстраивающее занятие. Затем мы прошли обратно в комнату. Я позволил доктору снова подвергнуть меня наркозу, так как не хотел, чтобы Ангелина перед отправлением видела, что я нервничаю. Это не облегчило бы ей задачу. Она помахала рукой и пошла одеваться, а я помахал ей в ответ, после чего доктор всадил мне в руку шприц, никакой романтики нет в его душе. Мы, должно быть, неплохо продвинулись, потому что, когда я проснулся вновь, плюшевые мишки давно исчезли и последний запомнившийся мне сон имел какое–то отношение к взрывающимся космическим кораблям и солнечным вспышкам. Доктор упаковал свои инструменты, а снаружи в ночном небе таял последний отблеск дневного света.
— Очень хорошо, — сказал он. — Неплохо продвигаемся.
— Вы уже открыли следы какого–нибудь вмешательства Края?
— Следы? — Ноздри его раздулись, и он запыхтел. — Они заметны, как отпечатки кованых сапог, по всей коре вашего мозга! Эти люди — мясники, просто мясники! Но в некотором плане это удача, что их следы так легко обнаруживаются. Повсюду блоки памяти. Эти воспоминания — единственное, что имеет какую–то клиническую ценность, и я должен выяснить, какую технику они применяли. Внедрили их туда очень быстро, вовлекая все чувства. Они очень полные, детальные…
— За это я поручусь.
— Я полагаю, вы не сможете отличить их от настоящих воспоминаний, вот какова сила их техники. Я удалил наиболее яркие, которые, кажется, особо беспокоили вас, а на последующих сеансах я позабочусь об остальных. А теперь посмотрите на свои запястья и расскажите мне о красных линиях, которые вы там видите.
— Они выглядят просто как красные линии, — сказал я, а затем вспомнил, как очутился в камере и по какой–то причине счел, что у меня отрубили кисти рук. Почему — не знаю. Эти были просто красные линии.
— Это ложная память?
— Да, и необыкновенно отталкивающая. Я расскажу вам о ней на следующей встрече. А сейчас вам необходимо отдохнуть.
— Прекрасная мысль. После того, как я достану что–нибудь поесть…
Дверь распахнулась, и вбежала Бейз. И когда она пробегала мимо, я уловил выражение ужаса на ее лице. Внезапный страх ударил мне в живот, и я сел, молча следя за ней, пока она не включила телевизор. У клизандцев теперь работала пропагандистская станция, хотя никто не трудился смотреть, что она показывает. Зажегся экран, и оказалось, что я смотрю в лицо Края. Он почти улыбался, когда говорил.
— Это запись, она продолжает повторяться, — сказала Бейз.
— …что мы хотим дать ему знать. Кто–то должен знать человека, известного как Джеймс ди Гриз. Свяжитесь с ним. Скажите ему, чтобы он послушал эту передачу. Это сообщение для вас, ди Гриз. У меня здесь Ангелина. Она невредима… пока и останется такой до рассвета. Я предлагаю вам связаться со мной и явиться ко мне. Добро пожаловать домой, Джеймс…
После этого несколько минут я провел в шоке онемения. Я желал быть один. Бейз оказалась достаточно понятливой, когда я показал ей на дверь, но доктор попытался завести разговор, который я прекратил, схватив его за шкирку и выкинув в дверь, которую Бейз услужливо держала открытой. Затем я пнул телевизор — акт буйного разрушения, немного помогший мне, — а потом плеснул в стакан основательную дозу крепчайшего напитка. Со стаканом в руке я упал в кресло, посмотрел невидящим взглядом на усеянное звездами небо и стал разрабатывать план. Это будет не просто… а рассвет уже недалек. Продолжавшая все время покалывать на грани сознания мысль наконец всплыла. Мне придется сдаться и вновь получить ошейник — этого не избежать никак. Мои воспоминания о том, на что это было похоже, были не очень приятными, и мозг мой даже слегка задергался в черепной коробке при мысли об этом. За последнее время серое вещество моего мозга испытало слишком много пробежек, и я совсем не жаждал новых, однако это было неизбежно. Ошейник и пыточная коробка должны быть частью этого плана, и их придется нейтрализовать. Этого не очень легко достичь. Я поразмыслил над всеми возможными вариантами и, когда план атаки был вчерне готов, послал за Бейз. Ей я сообщил, что собираюсь делать.
— Вы не можете, — ответила она, и, клянусь, эти замечательные огромные глаза наполнились слезами. — Отдать себя этим дьяволам, чтобы спасти женщину. Если бы на этой планете мужчины были похожи на вас! Невозможно поверить!..
Я воспротивился импульсу насладиться маленьким теплым женским утешением и отвернулся, чтобы вскрыть некоторые из контейнеров с оружием. При виде гранат мисс Бейз отступила, а сержант Бейз с интересом посмотрела на них.
— Это будет второй частью операции, — сказал я ей. — О первой части я позабочусь сам, она будет заключаться в проникновении в здание и в освобождении Ангелины. Я надеюсь прихватить также и серого человека, но если это будет связано с потерей времени, мы прибережем эту часть задания для другого раза. Второй частью операции будет выход из Октагона, и для этого мне понадобится ваша помощь. Мне понадобится план здания, я хочу поговорить с кем–нибудь, кто хорошо знает, где там что лежит, если возможно, с кем–либо из штата ремонтников, чтобы я мог найти уязвимую точку. Вы можете сделать это сейчас?
— Тотчас же, — бросила она через плечо, выбегая из комнаты. Надежная девушка наша Бейз.
Я стал копаться в содержимом нашего контейнера. До рассвета оставалось всего два часа, когда мы были готовы двигаться. Я завершил разработку своей части операции, но устроить побег было не так–то просто. Октагон очень сильно походил на крепость, особенно для столь малых сил, которые мы могли так поспешно собрать. И нам сильно мешало отсутствие у нас каких–либо воздушных судов или тяжелого вооружения. Казалось, что ни по земле, ни по воздуху нельзя покинуть это здание. И все же один из штата ремонтников, которого наконец нашли и доставили к нам, нашел выход и показал его на плане трясущимся пальцем.
— Кабельный канал… он проходит под улицей и стенами и выходит в подвал вот здесь. Большой туннель для кабелей и всего такого прочего.
— Он, разумеется, будет кишеть «клопами», — сказал я. — Но если мы все спланируем правильно, то это не будет иметь значения. Запишите, люди, потому что я не буду повторять. Вот как будет совершаться эта операция…
К тому времени, когда мы обо всем позаботились, до рассвета оставалось меньше двадцати минут, и я обливался холодным потом. Первые наши части выходили на позицию, когда я позвонил Краю. Нас связали сразу же, и я заговорил прежде, чем он успел что–либо сказать.
— Я хочу немедленно увидеть Ангелину и поговорить с ней. Я должен быть абсолютно уверен, что она невредима.
Он не спорил, он этого и ожидал. Ангелина появилась в фокусе, и я увидел тот самый ненавистный ошейник с уходящим от него вверх за пределы рамки экрана проводом.
— С тобой все в порядке?
— Настолько, насколько это возможно для человека, вынужденного находиться в одном помещении с этой тварью, — спокойно ответила она.
— Они ничего с тобой не сделали?
— Пока нечего. Только застегнули на шее ошейник и прицепили эту штуку к потолку, чтобы я не убежала. Но ты представить себе не можешь, какие угрозы высказывал этот отталкивающий субъект. Не думаю, чтобы я смогла прожить хоть минуту с подобным мозгом…