Туда я и отправлюсь. А вот когда – это другое дело. Я внимательно уставился на аккуратно нумерованные циферблаты, как будто они могли мне что-нибудь ответить. Но они оставались немыми. В 1805 году установлен темпоральный барьер, так что раньше я прибыть не могу. Сам 1805 год казался уж очень похожим на ловушку; они будут наготове в это время, бдительно ожидая. Поэтому я должен появиться позднее. Но не на много, иначе они успеют выполнить все зло, которое у них на уме. Ну что ж, два года недостаточно для их работы, но достаточно – по крайней мере, я надеюсь – чтобы застать их хоть немного врасплох.
Я глубоко вздохнул и установил циферблат на 1807 год – и нажал активатор. Через две минуты аппаратура разовьет полную мощность. Свинцовыми ногами я добрался до мерцающей зеленой петли темпоральной спирали и коснулся ее выступающего конца.
Как и прежде, не было никаких ощущений, только сияние, окружавшее меня, сделало остальную комнату едва видимой. Две минуты казались больше похожими на два часа, хотя часы сказали мне, что до прыжка еще больше пятнадцати секунд. На этот раз я зажмурил глаза, вспомнив мерзкие ощущения своего предыдущего временного прыжка. Когда спираль освободилась и швырнула меня назад сквозь время, я был напряжен, взволнован и слеп.
Зонк! Весьма неприятно, когда спираль развернулась, меня понесло в прошлое, а ее энергия рассеялась в будущем. Интересное теоретическое положение, которое в настоящий момент меня совершенно не интересовало. По каким-то причинам это путешествие взбудоражило мои кишки намного сильнее предшествующего, и я был очень занят, убеждая себя, что блевать внутри скафандра совсем не подобающая вещь.
Справившись с этим, я понял, что ощущение падения происходило от того, что я на самом деле падаю. Так что я открыл глаза и увидел, что идет проливной дождь. Совсем недалеко, в лесу, смутно выделялись стремительно приближающиеся мокрые поля и казавшиеся очень колючими деревья.
После нескольких мгновений панической борьбы с управлением гравитатора я смог включить его на полную мощность. Ремни затрещали и застонали от внезапного ускорения. Я тоже затрещал и застонал. Тогда стало казаться, что лямки прорезают мне тело до костей и что они так долго не выдержат… Я искренне ожидал увидеть, как мои ноги и руки оторвутся и пролетят мимо, когда вломился в тонкие ветви дерева, отскочил от сука побольше и шлепнулся на землю. Кажется, гравитатор по-прежнему работает на полную, и как только травянистый склон остановил мое падение, я снова полетел – теперь вверх, и, снова треснувшись о тот же сук, вылетел сквозь вершину. Снова я поиграл с управлением и постарался сделать это на сей раз удачнее. Я спланировал вниз, на этот раз мимо дерева и, упав как мокрое перо на траву, остался на ней полежать.
– Чудесное приземление, Джим, – простонал я, ощупывая себя, не сломаны ли кости. – Тебе следует работать в цирке.
Я был весь измят, но цел – это я понял после того, как таблетка болеутолителя прояснила мне голову и притупила нервные окончания. С запозданием я огляделся вокруг в поисках свидетелей моего приземления, но сквозь дождь я не увидел ни души и никаких следов человеческого жилья. На соседнем поле паслось несколько коров, не потревоженных моим драматическим появлением. Итак, я прибыл.
«За работу", – приказал я себе. И стал разгружаться под прикрытием большого дерева. Первая вещь, которую я снял, был изобретенный и сооруженный мной контейнер. Он раскрылся и собрался в окованный латунью кожаный ящик, характерный для этого периода. Все остальное, включая гравитатор и скафандр, как раз вместились в него. К тому времени, когда я загрузил и запер его, дождь перестал, и солнце стало с трудом пробиваться через облака. Уже середина дня, определил я по его высоте. Достаточно времени, чтобы до темноты найти убежище. Но в каком направлении? Тропа через коровье пастбище должна куда-то вести. Я пошел по ней вниз с холма. Коровы повели в моем направлении своими круглыми глазами, не обращая на меня никакого внимания.
Это были большие животные, знакомые мне только по фотографиям, и я попытался вспомнить все об их драчливости. Эти звери, очевидно, тоже ничего про это не помнили и совсем меня не тревожили, пока я шел вверх по дороге с ящиком на плече, вперед, навстречу этому миру. Тропа привела меня к перелазу, выходившему на проселочную дорогу. Неплохо. Я перебрался на нее и как раз размышлял, какое направление избрать, когда приближающаяся допотопная повозка заявила о своем присутствии громким скрипом и волной зловония, принесенной ветерком. Вскоре она с громким стуком появилась в поле зрения.
Двухколесный деревянный реликт, влекомый костлявой лошадью и доверху наполненный субстанцией, которая, как я узнал позднее, именуется навозом естественным удобрением, высоко ценимым за полезность для посевов и то, что из него добывают одну из важных составляющих пороха. Водитель этой повозки, неопрятно выглядевший крестьянин в бесформенной одежде, ехал на расположенной впереди платформе. Я шагнул на дорогу и поднял руку. Он дернул за несколько ремней, которыми управлялось тягловое животное, и все сооружение со стоном остановилось. Он поглядел на меня сверху, пожевывая пустыми деснами – воспоминание о давно исчезнувших зубах. Потом вытянулся и коснулся костяшками пальцев лба. Я читал об этом жесте, который представлял часть отношений низших классов к высшим, и понял, что мой выбор костюма был правильным.
– Любезный, я направляюсь в Оксфорд, – сказал я.
– Э-э-э?.. – ответил он, приставив замызганную руку к уху.
– Оксфорд! – прокричал я.
– Да, Оксфорд, – счастливо кивнул он в знак согласия. – Это туда, указал он через плечо.
– Я направляюсь в этот город. Ты довезешь меня?
– Я еду туда, – он указал вперед по дороге. Я вытащил из бумажника золотой соверен, приобретенный у торговца старинными монетами, и показал ему. Он широко открыл глаза и звучно чмокнул губами, очумев от предложенной платы.
– Я еду в Оксфорд.
Чем меньше говорить об этой поездке, тем лучше. Пока неподрессоренный говновоз мучил седалищную часть моего тела, мой нос подвергался нападению со стороны его груза. Но по крайней мере мы ехали в верном направлении. Мой «шофер» хихикал и бормотал себе под нос что-то непонятное, совершенно обезумев от жадности при виде моей золотой манны, и понукал древнего одра ковылять с максимальной для него скоростью. Когда мы выехали из-под деревьев, выглянуло солнце и впереди появились серые здания университета, бледные на фоне сланцево-серых облаков. Весьма привлекательное зрелище, по правде сказать.
– Оксфорд, – сказал возница, указывая корявым пальцем. – Мост Магдалины.
Я слез вниз и потер свои избитые окорока, глядя на изящную арку моста через маленькую речку. Рядом со мной раздался глухой удар, когда мой ящик шлепнулся на землю… Я было начал возмущаться, но мой транспорт уже развернулся и пустился назад по дороге. Так как я имел не больше желания въехать в город на телеге, чем возница – везти меня, я не стал спорить.
Однако он мог по крайней мере сказать что-нибудь, например, до свидания, но это не имело значения. Я взвалил ящик на плечо и побрел вперед, прикидываясь, как будто не вижу одетого в голубой мундир солдата, стоящего у будки на конце моста. Солдат держал какое-то громадное пороховое оружие, оканчивающееся чем-то вроде острого лезвия. Однако он отлично видел меня и опустил свое приспособление, так что оно загородило мне дорогу.
– ..? – выговорил он что-то невнятное. Понять невозможно. Вероятно, это был городской диалект, так как я без труда понимал деревенщину, который привез меня сюда.
– Не будете ли вы любезны повторить, – попросил я дружелюбным тоном.
– ..! – прорычал он и занес нижний деревянный конец своего оружия, чтобы попасть мне по диафрагме.
С его стороны это было не очень любезно. Я продемонстрировал ему свое отвращение, отступив в сторону, так что удар пришелся в пустоту, и ответил ему той же монетой, но с большим успехом – засадил коленом в его диафрагму.
Он согнулся пополам, и я рубанул его по шее. Поскольку он потерял сознание, я подхватил его оружие, чтобы, падая, оно не сработало.
Все это произошло достаточно быстро, и я обратил внимание на дикие взгляды проходившей публики. Кроме этого, я заметил бешеный взгляд другого солдата, стоявшего в дверях обветшалого строения. Солдат подымал на меня свое оружие. Безусловно, это не столь незаметное появление в городе, но, раз начав, я вынужден был и закончить.
Сказано – сделано. Я нырнул вперед, что позволило мне опустить на землю ящик и одновременно избегнуть нападения. Раздался взрыв, и язык пламени пронесся у меня над головой. Потом приклад моего ружья поднялся вверх и угодил под подбородок моему второму противнику – он упал, а я бросился внутрь строения. Если в нем есть люди, то будет лучше разобраться с ними в замкнутом пространстве.
И точно, там оказались еще солдаты. И в изрядном количестве, так что я, позаботившись о ближайшем маленькими грязными приемами ближнего боя, активизировал гранату с сонным газом, чтобы утихомирить остальных. Я должен был это сделать – хотя мне и не хотелось. Я быстро измазал одежду и надавал по ребрам людям, которые свалились от газа, с тем чтобы изобразить дело так, будто они пали жертвой насилия.
Как же я теперь отсюда выберусь? Наилучшим ответом было – быстро, потому что публика наверняка сразу разнесет тревожную весть. Однако когда я подошел к двери, то увидел, что прохожие подошли поближе и старались рассмотреть, что происходит. Когда я вышел наружу, они заулыбались и радостно зашумели, а один громко выкрикнул:
– Да здравствует его милость! Поглядите, как он разделался с этими французишками.
Раздались радостные крики. Я стоял пораженный. Что-то тут не так. Потом я понял – один факт тревожил меня с тех пор, как я впервые увидел колледж.
Флаг, гордо развевающийся на вершине ближайшей башни. Где же на нем английские кресты?
Это был французский триколер.