– Да не слушай ты его, – махнул на однокашника рукой Жорка Долгих. – Дальше излагай… Тебя как кличут-то?
– Сева, – немного подумав, произнес Бабаев.
– Это имя или кликуха?
– И то и другое.
– Меня зови Долгих. А его – кивнул он в сторону Шматова. – Шмат. Слушаем тебя.
Всеволод Бабаев немного помолчал, а потом весомо заговорил:
– Я наблюдал за складом не один день. Его по ночам охраняют поочередно три шмирника[46]. Один – старик лет под семьдесят, двое других – молодые. Нам лучше брать склад, когда будет смена старика, потому что он приходит на работу и спит до утра…
– Чем он вооружен? – спросил Шматов, который уже не видел ничего зазорного в том, чтобы подломить склад с продуктами для больных туберкулезом ветеранов войны. Да и вопрос Бабаеву, не западло ли ему грабить инвалидов войны, скорее всего, был задан так, для подковырки, которая, впрочем, не очень-то и удалась.
– Револьвером, – ответил на ожидаемый вопрос Всеволод Леонидович. – У меня есть наган с четырьмя патронами, но этого недостаточно. А вдруг что-то пойдет не по плану и старик окажется на складе не один? Так что нужен, по крайней мере, еще один пистолет и пара подвод, чтобы увезти всю жратву, что там будет. И место, куда свезти добычу…
– А ты что, по фене ботаешь? – уже с любопытством глянул на Бабаева Жорка. – Ты что, чалился?[47]
– Нет, у хозяина[48] не бывал. Живу долго, повидал всякого, – неопределенно ответил Всеволод Леонидович.
Уточнять Долгих не стал, не принято, у каждого свои тайны, лишь кивнул.
– Ну есть у меня трофейный парабеллум… Корж[49] один одолжил, – усмехнулся Долгих. – Полная обойма, не пользовал, для дела путного держал… И леху[50] одного знаю, лощенок[51] еще, однако шустрый и мусоров ненавидит люто. Они его папашку в начале войны под вышку подвели. С подводами он сладит… А когда старый шмирник будет дежурить? – посмотрел на Бабаева уже как на своего Жорка Долгих.
– Послезавтра, – ответил Всеволод Леонидович.
– Годится, – что-то сообразив в уме, произнес Жорка. – Мортую[52], успеем. Если кота за хвост тянуть не станем, – весело оглядел он своих новых подельников. – Как входить на склад будем, смортовал?
– Да, – уверенно ответил Бабаев. – Надо, чтобы один из вас милиционером обрядился, потому что я для роли будника[53] староват буду… Ну, будник подойдет к складу один, в форме, при оружии, как положено. Постучит в ворота, шмирник ему откроет, – как же власти не открыть, потом неприятностей не оберешься. Будник шмирника уложит и откроет нам. Загоним на склад подводы, загрузим их по-быстрому продуктами под завязку и выкатим. Для всех, ежели кто и увидит, – подводы с продуктами едут к месту назначения, а легавый их сопровождает. Все чин чинарем…
– Я форму мусорскую надевать не стану. Западло мне. – Жорка Долгих сначала посмотрел на Бабаева, а потом перевел взгляд на Юрку Шматова. – Вот, Шмат, – кивнул он в его сторону. – Он офицер Красной армии – ему в форму и рядиться.
Шматов пожал плечами: надо так надо. Стало быть, он сделает. Он вообще как Герасим – на все согласен. На том и порешили. После чего добили вторую бутылку беленькой, принесенной запасливой хозяйкой, и доели колбасу. Под водочку она за милую душу идет…
Глава 14Вот это жизнь!
Все прошло как по маслу. Шмат добыл милицейскую форму и сержантские погоны, Бабаев дал ему свой револьвер, и поздним вечером все отправились на дело. Подводы с лошадьми загнали через арку во двор противоположного складу дома, а напросившегося на дело лощенка (лишние глаза и руки не помешают) поставили возле арки стремить[54]. При появлении легавых или военных лощенок должен был метнуться на склад и сообщить об этом Шмату или Долгих. С подводами остался Бабаев, который при ликвидации сторожа должен был вместе с лощенком загнать подводы на территорию склада и помочь подельникам в погрузке съестных припасов. Никогда еще бывшему князю не приходилось изображать из себя возницу или грузчика, но что делать, коли требуется для дела. Да что там грузчик! Всеволод Леонидович готов был мести улицы и вычищать выгребные ямы, если этим можно было хоть как-то принести вред совдеповской власти.
Сторож склада собрался было прилечь, как в ворота постучали, и ему пришлось пойти и открыть их.
– Милиция! – заявил бывший батальонный разведчик и по-хозяйски прошел за ворота. – Ты один тут, дед?
– Один, – ответил сторож. – А что, проверка какая-то?
– Проверка, – подтвердил Шмат. – Как у вас тут? Тихо?
– Да тихо все, – подтвердил сторож, недоуменно поглядывая на «сержанта милиции».
– Тихо – это хорошо, – изрек Шмат, после чего быстро подошел вплотную к деду, резко развернул его к себе спиной, чуть наклонил назад и всадил ему нож прямо в сердце.
Старик охнул и повалился на пол. Шмат несколько мгновений подождал, глядя на мертвого сторожа, потом прошел к воротам, раскрыл их и махнул лощенку рукой.
– Давай!
Подросток подбежал к Бабаеву и повел лошадь. Бабаев повел лошадь со второй подводой.
Ни Бабаев, ни Шмат, ни Долгих, а уж тем более лощенок никогда не видели столько продуктов в одном месте. Мука, макароны, крупы, американская тушенка, сахар, яичный порошок и даже фруктовый джем – все это богатство лежало на полках: бери сколько хочешь! Какая-нибудь тонкокожая гражданка, четыре года получавшая еду по карточкам и мечтающая о лишнем куске хлеба или кусочке сахара, заведи ее сюда на экскурсию, точно упала бы в обморок, если бы увидела такое огромное количество разных продуктов.
Первую подводу полностью загрузили мешками с мукой и крупами – товаром, самым ходким и необходимым, без которого никак не обойтись. Местные жители оторвут его с руками, отдав за него последнее. Для второй подводы ассортимент был выбран более разнообразный. Это были ящики со свиной американской тушенкой в высоких жестяных банках, несколько мешков сахара, пачки с яичным порошком в крепких больших картонных коробках, суповые концентраты, банки со сгущенным молоком. Лощенок еще где-то отыскал несколько брикетов сливочного масла, завернутого в непромокаемую бумагу, и с десяток квадратных плиток шоколада.
– Ну, ща заживем! – ликовал чиграш, выводя лошадь за ворота склада. – Жрать от пуза будем, а лишнее – загоним. Приоденемся хоть как люди, – глянул он на Шмата в его ношеной телогрейке и допотопном картузе.
– И то: надобно найти, кто на балачке[55] наш товар толкать будет, – задумавшись, произнес Долгих. – Чай, это дело не последнее у нас… У тебя есть кто-нибудь на примете? – посмотрел он на Бабаева.
– Нет, – ответил Всеволод Леонидович, не желая вмешивать в воровские дела Тамару.
– А у тебя? – перевел взгляд на Шмата Жорка.
– Нет, – не раздумывая, ответил Шмат.
– Ла-адно, – протянул Долгих. – Найду я такого человечка, есть одна мадама на примете, – ухмыльнулся он.
Все награбленное свезли покуда к родителям чиграша, проживавшим на одной из улиц Подлужной слободы, вошедшей в состав города уже неизвестно в какие времена. Когда подводы заехали в их просторный двор – дом лощенка был крайний по улице – и родители рассмотрели и со скрытым восторгом пощупали груз, что привез их сынок, их лица засветились гордостью за своего отпрыска: вот какими делами сынок-то ворочает! Столько товару дорогого сразу привез. А мы-то тут, сирые, все в избе сидим! Друзья у него какие взрослые, а его, малолетнего, уважают…
Гулянку по поводу удачно проведенного дела устроили на той самой малине на Калугиной горе, где Шмат и Долгих свели знакомство с Бабаевым. Шмат и Бабаев были одни. Долгих пришел со своей марухой[56], а лощенок привел долговязую девицу по имени Гуля, которая на все происходящее вокруг нее смотрела с неким пренебрежением, будто все, что она видит и в чем участвует, надоело ей до чертиков, и она едва сдерживает себя, чтобы не уйти. На самом же деле на воровской малине девица Гуля оказалась впервые. Девственность же потеряла всего-то пару недель назад, после чего появился в ее взгляде оттенок высокомерия к сверстницам и вообще к людям: дескать, вы все живете, как вам говорят, а я живу, как хочу, и никто мне не указ. Бабаев с высоты своих шестидесяти с лишком лет все это прекрасно видел, равно как и то, что девица эта закончит свое существование в этом мире подзаборной шмарой[57] либо загнется от туберкулеза в одной из больничек на женской зоне.
На столе было все, что только можно было себе пожелать: куски жареного мяса толщиной в два пальца, квашеная капуста с солеными огурчиками, каленые яйца. Еще – целиком сваренная картошечка в колечках лука, посыпанная укропчиком, копченый язь на продолговатой тарелке, копченая колбаска с незабываемым вкусом и прочая закусь, о которой абсолютное большинство горожан последние четыре года лишь вспоминали или видели в снах. Помимо нескольких бутылок забористого «Сучка» стояла пара бутылок выдержанного коньяка «Армения» Ереванского коньячного завода, бутылка «Сливянки» крепостью восемнадцать градусов и две бутылки белого массандровского «Муската». Вино, естественно, предназначалось для дам. Если те, конечно, предпочтут вино водке и коньяку.
Первый тост поднял Жорка Долгих. Он был прост: за фарт. Выпили все. Маруха Жорки предпочла водочку. Долговязая девица налила себе «Сливянку». Бабаев же пил коньяк. Слов нет – он был хорош. К тому же за фарт – грех не выпить. Фарт в воровском деле – вещь наиглавнейшая и определяющая. Конечно, когда дело замышляется не с кондачка, а по продуманному плану с учетом мелочей и возможных ситуаций.