Для Виталия Викторовича предложение занять место начальника отдела по борьбе с бандитизмом в городском Управлении милиции явилось полной неожиданностью. Щелкунов хорошо помнил слова подполковника Даянова на одном из совещаний, что если убийство девочки из второго барака на улице Сталинградской останется нераскрытым, то должности начальника отдела по борьбе с бандитизмом в Управлении ему не видать как своих ушей. Более того, на том совещании Даянов еще добавил, что не может гарантировать и того, что майор Щелкунов сможет остаться на своей должности начальника городского отделения… Все это Виталий Викторович рассказал майору Фризину, на что тот ответил:
– То было мнение о тебе прежнего начальника уголовного розыска. Теперь начальник новый, – ткнул себя в грудь Абрам Борисович, – и у него мнение иное… Знаешь, как был убит сторож продовольственного склада противотуберкулезного госпиталя ветеранов войны? – вскинул взор на Виталия Викторовича майор Фризин.
– Как? – спросил Щелкунов.
– Одним ударом ножа в сердце, – ответил новый начальник уголовного розыска города. – Убийца развернул к себе сторожа спиной, одной рукой обхватил шею, а другой нанес точный удар в сердце. Убийство сторожа и девочки Оли из барака со Сталинградской улицы похожи одно на другое как две капли воды. Лично у меня нет никаких сомнений: оба убийства совершил один и тот же человек. Ты уже долго занимаешься убийством девочки. Ты давно в теме. Кому, как не тебе, следует заняться убийством и ограблением продовольственного склада противотуберкулезного госпиталя, хоть оно и совершено в другом районе города? Эти два дела надо объединять. И ими будешь заниматься ты. Если, конечно, не имеешь возражений, – пытливо глянул на майора Щелкунова Абрам Борисович.
– Да какие тут могут быть возражения? – не нашелся более ничего ответить Виталий Викторович.
– Вот и славно, – заключил глава городского уголовного розыска. – Кроме того, я полагаю, что ограбление автофургона и попытка ограбления военторговской базы – тоже дело рук одной банды.
– Но там же сторожа убили тремя выстрелами из пистолета! – поднял взор на майора Фризина Виталий Викторович.
– Верно, сторожа убили из пистолета. Но почерк тот же, как и в случае с ограблением продовольственного склада противотуберкулезного госпиталя, – заметил Абрам Борисович. – А в ограблении этого склада точно принимал участие человек, что совершил убийство девочки на Сталинградской улице. Просто тогда он был один, а склад грабил уже в составе банды. И ты не просто должен сделаться начальником отдела по борьбе с бандитизмом, – выдержал значимую паузу майор Фризин. – Ты должен будешь возглавить группу, которую мы создадим в Управлении для розыска и ликвидации этой банды. Конечно, под моим непосредственным руководством.
– Понял, – ответил майор Щелкунов.
– Вот и славно, – улыбнувшись, сказал Абрам Борисович.
Глава 16Новое дело банды
Всю неделю Юрий Шмат провел на малине. Водку не пил, иначе последствия контузии могли сказаться крайне негативно: после непременных страшных головных болей вполне мог помутиться разум. Всю неделю бывший батальонный разведчик провалялся в постели, уставившись в потолок, и лишь изредка выходил во двор, чтобы подышать свежим воздухом. О чем он думал – можно было только догадываться.
Долгих большую часть времени проводил со своей марухой. Благо имелось на что можно было горько выпить и пряно закусить. Всякий проходящий мимо его дома мог слышать, как у него денно и нощно играл патефон…
А кукорача, а кукорача
я но пэдэ камие.
А кукорача, а кукорача
лас дас патлас да индо.
Костян со своей долговязой девицей, которую он на днях приодел в крепдешиновое платье в мелкий цветочек и туфельки из прюнели (после чего она стала смотреть на окружающих еще более пренебрежительно и презрительно), вполне культурно отдыхали. Они обошли все работающие городские кинотеатры и посетили подпольный ресторан на улице Чернышевского, в котором были бешеные цены, где Костян едва не оставил последние деньги. Зато они отведали сырокопченой колбаски «Московская» со свежеиспеченным ржаным хлебом и скушали по паре бутербродов с черной икрой, запив все это дорогущим вином из известного всей стране винодельческого совхоза Абрау-Дюрсо. А настоящий индийский чай пили с медовыми вафлями и вкуснейшим шоколадным маслом – в послевоенном Средневолжске было все, что только могла пожелать душенька, да только далеко не для всякого и отнюдь не за дешево.
Бабаев не плевал в потолок, не вел разгульную жизнь с девицами (хотя разик все же посетил «веселый дом», соскучившись по Тамаре) и не набивал желудок деликатесами. Он добыл справочник телефонов и адресов частных лиц и организаций – авось пригодится…
Справочник пригодился на восьмой день, после того как было осуществлено два десятка звонков. Как результат коротких телефонных разговоров в голове у Бабаева сформировалась приемлемая комбинация, которой он решил поделиться с подельниками. Ближе к вечеру отправился на малину, где «соратники» пропадали последнее время.
– Ну чо, продолжим? – осклабился Долгих, оглядывая лица участников хевры[64], как только расположился за столом, на котором стояло несколько пустых стаканов, лежали куски небрежно нарезанного хлеба и ломтики полукопченой колбасы.
– Маруся, хозяюшка, давай неси белоголовую[65], вновь прибывшего угостить.
– Уже бегу, – раздался возглас из соседней комнаты.
– Я не о том, – запротестовал Всеволод. – Мне бы хотелось поговорить о предстоящем деле.
– Уже что-то придумал? – недоверчиво спросил Долгих.
– Есть кое-что.
– А ты молоток! Дело – это, конечно, хорошо, вот только как о нем на сухую перетирать? Горло смочить надобно.
Подошла хозяйка. На дощатой доске, которую она использовала в качестве подноса, возвышалась бутылка водки со шляпкой из фольги, вокруг размещалась закусь: куски пшеничного хлеба; шмоток лоснящегося сала; сырокопченая колбаса, нарезанная на тонкие дольки; в глубокой тарелке лежали соленые огурцы.
Распив бутылку водки, все дружно взялись за закуску.
– Тут у нашего кореша предложение имеется, – остановил взор на Бабаеве Долгих, когда закуска была подъедена. – Излагай, Сева.
– Я тут вывернул[66] одного пациента[67], – начал Всеволод Леонидович. – Его зовут Раисом Раисовичем Замалетдиновым. Знал его еще до войны, он в секретарях райкома ходил. Выяснил, где он живет. Он в партактиве давно ходит, а у них свой паек, а еще разные льготы да надбавки. И я вот что подумал… За столько лет, сколько он на разных партийных должностях подъедается, скопить можно вполне прилично. Словом, когда я его вершал[68], он очень неплохо жил по тогдашним меркам, зажиточно, можно сказать… Если за войну все свое добро не спустил на мандру[69], то у него мы много чем можем поживиться: бабками, рыжьем, сверкальцами. Только сначала надо к нему наведаться, разузнать, что да как. Чтобы потом никаких заминок не случилось…
– Бурча[70] запустить? – перебил Всеволода Леонидовича Жорка.
– Точно, его самого, – с благодарностью посмотрел на Долгих Бабаев. – Чтобы мы пустышку не вытянули.
– Верно, – осклабился Долгих и посмотрел на Шмата: – Я даже знаю, кто будет у нас бурчой.
– Я готов, – совсем без эмоций, как будто речь шла вовсе не о нем, произнес Шмат. Он вообще в последнее время был какой-то заторможенный. Хотя неделя – вполне приличный срок, чтобы отлежаться после приступа, который время от времени случался у него после контузии.
– Так вот, – продолжил Всеволод Леонидович, – Шмат под видом милиционера, лучше в офицерском звании, проверяющего противопожарную безопасность, проникает в квартиру пациента, осматривает ее, примечает, где может лежать бабло, ювелирка, дорогое шмотье и прочее добро, стоящее денег. После чего уходит и обо всем сообщает нам. Через день-два заявляется снова, где-то ближе к вечеру, но уже с понятыми. Понятыми будем Долгих и я. После чего и начинается веселье… Костян с подводой стоит на стреме и при первом появлении опасности бежит на квартиру и сообщает нам. Если все получится, как планируем, грузим добро на подводу и везем к барыге, можно к тому самому, у которого мы ночевали после неудачного скока на базу Военторга. У него сдаем все разом и гуляем до следующего скока.
– Пожалуй, что так, – легко согласился Долгих. – Этот Чуприн на отшибе живет, так что чужих шнифтов[71] можно не опасаться.
На том и порешили.
Всеволод Бабаев не все рассказал своим подельникам. Умолчал он про то, что Раис Замалетдинов, которому было уже под семьдесят, был тот самый большевик, что осенью семнадцатого года ездил по русским и татарским селам и агитировал крестьян за революцию. Не без его участия селяне Маматова, прознав про революцию в Петербурге и захват Средневолжска большевиками, вооружившись вилами и топорами, пошли расправляться с князем Всеволодом Маматовым. Наверняка убили бы его безо всякого колебания и сожгли бы вместе с господским домом, если бы узнали в одноруком старике-стороже самого князя. Но бог миловал…
Раис Раисович проживал на улице Максима Горького в доме, еще до войны облюбованном творческой интеллигенцией города: композиторами, заслуженными артистами, поэтами и писателями. Они проживали подальше от рабочих, о которых писали книги и которых играли на сцене театра.
Этажом выше Замалетдиновых жил перед самой войной ответственный секретарь Союза писателей и первый поэт республики Муса Залилов. Когда на звонок Шматова открыл сам Раис Раисович, то увидел перед собой молодого офицера милиции, который, нахмурив брови, строго произнес: