Все эти подробности сообщил новому начальнику отдела по борьбе с бандитизмом майору Щелкунову свидетель Иван Федорович Воронков, который во время нападения на милиционеров топал к реке ставить на ночь «морды» на окуней и плотву. В какую-то минуту ему приспичило, и он сошел с дороги за кусты, чтобы справить малую нужду. В тот самый момент мимо него проехала подвода. Вскоре к подводе подъехал конный милицейский патруль, и она остановилась. Воронков хорошо слышал, как, спешившись, милиционеры потребовали у четырех мужчин, что ехали на подводе, предъявить документы. Выходить из своего укрытия свидетель Воронков не стал, опасаясь, что милиционеры привяжутся и к нему, и почти сразу же услышал выстрелы. Их было три. Потом все стихло. Когда Воронков осторожно выглянул из своего укрытия, то увидел, что самый молодой из мужчин, одетый как на праздник, выкалывает скорее всего ножом милиционерам глаза. А потом подвода уехала.
Как только повозка скрылась, Воронков вышел из укрытия и заторопился домой. Было не до рыбалки. Его всего трясло. А утром он отправился в милицию, где его тотчас принял начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством.
– Вы кого-нибудь запомнили? – напрягся майор Щелкунов. Только что Виталию Викторовичу сообщили об обнаружении трех трупов в трехкомнатной квартире дома на улице Максима Горького: один мужчины и два женщин. Пожилой мужчина и пожилая женщина были убиты точными ножевыми ударами в сердце, причем мужчина получил смертельное ранение, точь-в-точь подобное тем, что получили девочка Оленька из второго барака по улице Сталинградской в городском поселке имени Серго Орджоникидзе и старик сторож с продовольственного склада противотуберкулезного госпиталя ветеранов войны.
– Только молодого удалось более или менее разглядеть, – подумав, ответил Иван Воронков. И добавил, понизив голос: – Когда он выкалывал глаза милиционерам.
– А молодой – это сколько лет? – задал уточняющий вопрос майор Щелкунов.
– Меньше двадцати – определенно, – ничуть не сомневаясь, произнес Воронков.
– Описать его сможете? – последовал новый вопрос начальника отдела по борьбе с бандитизмом городского Управления милиции.
– Да, пожалуй, смогу, – прозвучал ответ, которого Виталий Викторович очень ждал.
– Зинаида Борисовна, – обратился Щелкунов к младшему лейтенанту Кац, что сидела поодаль и записывала в протокол показания свидетеля Ивана Воронкова. – Проводите свидетеля в кабинет экспертов-криминалистов. Пусть с его слов составят подробный словесный портрет этого молодого… садиста. Пусть разошлют его во все отделения милиции и каждому участковому для обнаружения и поимки бандита.
– Есть, – коротко ответила Зинаида Борисовна.
По настоянию нового начальника отдела, – пока что временно, – Кац была прикомандирована к группе по розыску и ликвидации новоиспеченной, но по своим деяниям уже зарекомендовавшей себя особо опасной банды. (Виталий Викторович хотел было оформить ее перевод в свой отдел на постоянную работу, да с ходу это сделать не получилось.)
Майор Фризин разрешил Щелкунову включить в группу парочку сотрудников по своему усмотрению, которые были бы полезны делу, чем тот не преминул воспользоваться. Правда, майор Фризин не позабыл предупредить, что спрашивать за результат будет строго, несмотря на личное к нему расположение. Майор Щелкунов и включил в свою группу бывшего прокурорского следователя младшего лейтенанта Зинаиду Кац и оперуполномоченного Валентина Рожнова, которому частенько поручал сложные задания, и тот с ними успешно справлялся.
Первое задание для Кац и Рожнова касалось демобилизованного по ранению фронтовика старшего лейтенанта Юрия Шматова. Зинаиде Борисовне снова поручалось опросить соседей бывшего батальонного разведчика Шматова по поводу его отлучек из дома, чтобы сопоставить их с днями совершения преступлений в городе.
Рожнов получил задание проследить за домом Шматова и узнать об отлучках хозяина. Через два дня и Кац, и Рожнов доложили майору Щелкунову, что Шматов дома не проживает, и куда он подевался и когда – соседям неизвестно.
– Может, уехал куда, – предположила младший лейтенант Кац. – Соседям о своих отлучках он ведь не обязан докладывать.
– Может, и уехал, – поначалу согласился с Зинаидой Борисовной майор Щелкунов. Может, потому, что уж очень не хотелось ему верить, что бывший батальонный разведчик, фронтовик может быть замешан в зверских преступлениях, совершаемых в городе. Но война за эти годы стольких переломала и покалечила, что можно ожидать всякого. – Сделаем вот что… Шматова нужно отыскать и допросить еще раз. Не думаю, что он уехал куда-то из города. Он где-то рядом. Думаю, что он все-таки обнаружил за собой наблюдение и после этого немедленно исчез. А если он затаился… Значит, скрывает нечто серьезное, для этого у него есть какие-то веские причины, и мы должны установить, какие именно. Вот что, Валентин, сходи в военкомат и познакомься с личным делом этого старшего лейтенанта Шматова. Его фотоснимок из личного дела нужно будет перефотографировать и размножить, чтобы в каждом городском отделении милиции и у каждого участкового было его фото!
– Есть, товарищ майор! – с готовностью отозвался Валентин Рожнов. – Разрешите идти?
– Ступай.
В деле серии ограблений с убийствами наметились двое подозреваемых, что было уже неплохо. Только вот где их искать?
Хорошо и грамотно составленный словесный портрет – это без малого половина работы в деле поимки преступника. По крайней мере, так считают многие оперуполномоченные милиции и следователи прокуратуры. В словесном портрете мелочей не существует: важен рост, вес, возраст, телосложение, цвет волос, по которым преступника можно выделить среди прочих на дальнем расстоянии, например где-то в многолюдном месте. А уже потом следуют более существенные сличительные параметры: форма головы, лицо, нос, глаза, брови, уши.
Очень значимо, если у разыскиваемого имеются особые приметы, скажем татуировка, наличие броских шрамов, поломанные зубы или заикание, – тогда можно считать, две трети дела уже выполнены. Остается только в результате проводимых оперативных разработок выследить фигуранта и задержать.
Словесный портрет малолетнего преступника, выколовшего глаза двум убитым милиционерам, был составлен очень грамотно. Буквально через день после того, как этот самый словесный портрет чиграша и фотографическую карточку Шматова разослали по отделениям милиции и участковым, в Управление к майору Щелкунову заявился пожилой старший лейтенант, представившийся участковым уполномоченным Старшиновым.
– Мне знаком этот парень, – указал участковый на листок со словесным портретом, что держал в руках. – Это Константин Жихарев, семнадцать недавно исполнилось. Он с моего участка. Проживает с родителями Степаном Никитичем и Авдотьей Самсоновной Жихаревыми в Подлужной слободе, улица Глухая, дом три. Приметный такой дом. С резьбой на фасаде, – добавил старший лейтенант Старшинов. – Он недалеко от мукомольной мельницы находится…
– Вы уверены, что этот парень именно он? – переспросил майор Щелкунов, стараясь не выказать волнения.
– Абсолютно! – заверил участковый. – Не знаю, кто нарисовал его портрет, но нарисовано очень хорошо, как будто бы этот шалопай Жихарев художнику позировал.
– А прежде за ним наблюдалось что-нибудь противозаконное?
– Воровал, конечно, но как-то все по мелочи. Я знал, что Костя когда-нибудь сядет. С компанией старших все крутился, а они все в тюрьмах побывали, и даже не по одному разу. Такие хорошему не научат. Ведь и район, где я служу, неблагополучный. Кого там только не встретишь… Но вот никогда не думал, что он в убийстве будет замешан. Я ведь его еще пацаненком помню. Тихий такой малый был.
– Что, будем брать? – загорелся присутствовавший при разговоре оперуполномоченный Рожнов и потер одну ладонь о другую. – Давно жду этого часа, товарищ майор, готов приступить к задержанию немедленно.
– Да погоди ты, – осадил оперативника Виталий Викторович. – У нас задача – обезвредить всю банду, а не одного ее малолетнего члена, который и знает-то меньше других, потому как все время на побегушках у остальных: то подай, то унеси, то на стреме постой. Пока что мы будем наблюдать за этим Константином Жихаревым. Пристально, – жестко посмотрел на Рожнова начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством. – Если все получится ладно, – а иначе и быть не должно, – этот чиграш выведет нас на всю банду. А вот когда мы будем знать всех членов шайки, тогда мы и возьмем их всех. Так что твоя задача, Валентин, следить за ним денно и нощно. Дам еще двоих тебе в помощь. Ты уж, будь добр, сам их проинструктируй…
Глава 18Задумка Жорки Долгих
Милиции в городе стало заметно больше, особенно увеличилось количество конных патрулей, дежуривших в основном в наиболее проблемных районах Средневолжска. Маруся каждый день выходила в город и слушала, о чем говорят люди. О произошедшем никто толком ничего не знал, но слухов блуждало во множестве – и один страшнее другого. Будто бы в Средневолжске и в его окрестностях объявилось несколько жестоких банд. Одни шайки ловят людей и отрезают им головы, а другие выкалывают глаза.
И в прежние времена по ночам не очень-то разгуливали, а сейчас город и вовсе вымер.
Встретились у Маруси на четвертый день после убийства милиционеров. Всеволод Бабаев был хмур, мало разговаривал, почти не пил, а потом неожиданно ушел.
После ухода Бабаева Долгих произнес, обратившись к Шмату:
– Юра, мне вот одна мыслишка не дает покоя…
– Что за мысль? – вяло спросил Шмат. Пить ему не хотелось, только от одного вида водки начинала болеть голова, поэтому в отличие от других он оставался трезвым.
– Тебе не кажется, что этот Сева – мутный какой-то?
Тот неопределенно пожал плечами:
– Нет. Чем же он тебе не угодил?
– Да всем угодил, – буркнул Долгих. – Но только он какой-то другой… Я понимаю, не будь его, нам бы не иметь такой наживы, но что-то в нем не так, – безапелляционно заявил Долгих.