, если верить Дюймовому, Грааль Дьякона не бегал от Ипата по Пятизонью, а преспокойно дожидался своего будущего владельца – неважно, старого или нового, – где-то в Сосновом Бору.
Винтокрылый дракон… Тварь, при виде которой содрогнулся бы сам Дьявол, ибо вряд ли в Преисподней когда-либо обитало нечто подобное. Неживое, ставшее живым, чтобы лишать жизни своих бывших создателей. Воистину, божественная комедия второй половины двадцать первого века!
Правы те, кто утверждает, что Зона меняет людей до неузнаваемости, но с машинами она поступает не в пример суровее. Будучи прежде обычной гражданской и военной техникой, ныне каждый из инфицированных нанопаразитами-скоргами механизмов являл собой уникальное искусственное существо. Причем изуродованное немыслимым по человеческим меркам способом, а то и не одним.
Биомехи… Что за разум ими управлял: то ли искусственный, но не в меру развившийся и вышедший из-под контроля, то ли и вовсе чужеродный – тот, что проник в наш мир из гиперпространства, приоткрывшегося при Катастрофе? Вопрос, не имеющий на сегодняшний день однозначного ответа. Одно было неоспоримо – этот разум не питал к человеку ни малейшей симпатии и считал его заклятым врагом. Отчего и не гнушался использовать против нас наше же оружие: от невидимых глазу нанороботов до тяжелых стратегических бомбардировщиков.
И пусть пока наша война с неведомыми силами шла в границах Барьера, не стоило забывать, что установлен он не нами и без нашего на то согласия. А коли так, значит, и расширен Барьер может быть в любой момент и до любых размеров. Например, на целую страну или материк. А то и на весь мир – почему нет? Разум, который легко поработил то, что мы создавали и совершенствовали на протяжении тысячелетий, рано или поздно поработит и нас. Да что там – он это уже делает. Возьмите, к примеру, хотя бы меня – человека, способного жить лишь в ирреальном, жутком мирке Зоны и начинающего медленно умирать за ее пределами…
Узел – заповедное для сталкеров место, где якобы сходятся все гиперпространственные тоннели. Вот он – машинный ад и колыбель большинства биомехов. Во время периодических пульсаций Узла, которые, по мнению ученых, являются отголоском бушующих в гиперпространстве штормов, вихри вокруг «тамбуров» усиливаются и захватывают всю оказавшуюся поблизости технику и нанороботов. После чего прогоняют их через Узел и выбрасывают обратно такими, какими мы их представляли разве что в ночных кошмарах.
Сколько всего за шесть лет пульсация поглотила вертолетов, не знают, наверное, даже те статистики, которые обязаны скрупулезно подсчитывать ущерб, причиняемый Зоной России и Украине. И все потому, что многие канувшие под куполами Барьеров «вертушки» успели побывать в Узле не по одному и даже не по два раза.
Дракон, который преградил нам путь к «тамбуру», принадлежал к биомехам-ветеранам. Трудно было сегодня опознать в нем старенькую «Пустельгу» – одну из тех «Ка-85», каких немало разбилось здесь и до нашего с «Альфой-12» трагического рейда, и после, когда Узел исторг из себя первую волну техноса. Ту самую огромную орду первых зараженных скоргами машин, которые тут же ринулись на прорыв Барьера. И были остановлены ценой воистину героических усилий и немалых человеческих жертв (начало этого легендарного вторжения как раз и засвидетельствовали тогда мы с Баграмовым).
И все же перед нами была именно «Пустельга», а не какой-либо ее близкий или дальний – из семейства «Ми» – родственник. Уж мне ли не быть в этом уверенным наверняка. Те же хищные очертания, тот же на диво изящный для столь свирепой машины стиль полета… Какая разница, что теперь ее корпус покрывали пупырчатые, кристаллического вида пластины, и впрямь напоминающие драконью чешую, а вместо колес под брюхом у «вертушки» торчали… самые настоящие лапы! Маленькие, кривые и четырехпалые, но зато обладающие изогнутыми стальными когтями! И явно не бутафорскими, а способными запросто разорвать напополам сталкера в полном боевом облачении.
Небо, в которое воспарило чудовище, было затянуто дымом и испещрено красными росчерками лазеров, но мне удалось рассмотреть на теле одраконившейся «Пустельги» еще кое-что любопытное.
Во-первых, у нее сильно видоизменился хвост. Теперь его конец был изогнут не вверх, а к земле, и вместо киля на нем находился устрашающий крюк – плоский и зазубренный, как гарпун. И крюк этот плавно мотался при маневрах из стороны в сторону и вверх-вниз вместе с хвостовой балкой, подобно настоящему драконьему хвосту – мощному и гибкому оружию, действующему по принципу исполинского кистеня! Как при этом вертолет умудрялся сохранять равновесие, уму непостижимо, но держался он в воздухе ничуть не хуже, чем прежде.
Во-вторых, орудийные и ракетные консоли стали значительно больше, обросли уродливыми шипами и двигались, как рыбьи плавники. Вооружение на них выглядело незнакомым и чужеродным, будто его переставили на «Пустельгу» с какого-нибудь инопланетного космического корабля. Невозможно было даже предположить, чем она сегодня стреляет, а узнавать это на собственном опыте не хотелось и подавно.
И в-третьих, кабина пилота… Похоже, что ее и вовсе не было. Или все-таки была, но предназначалась она, по всем признакам, не для пилота-человека. Глубокие симметричные вмятины, изменившаяся конфигурация стекол, жабровидные прорези, напоминающие ноздри нашлепки на носу… Прямо не кабина, а… крокодилий череп с надетыми на него модными солнцезащитными очками! Вот только при взгляде на него смеяться совсем не хочется. А хочется немедля задать стрекача и спрятаться так, чтобы эта летучая тварь вовек тебя не отыскала.
Впрочем, бегство и прятки – совсем не то, что мне и Жорику в настоящий момент необходимо. Некуда нам бежать, да и прятаться, в общем-то, тоже негде. Боты планомерно подбирались к нам все ближе и ближе, но и смерч находился от нас теперь всего в полутора сотнях шагов. И если бы не этот проклятый дракон!..
Будь у меня в эту минуту время на ностальгические воспоминания, я, безусловно, отметил бы, что мы очутились примерно на том месте, куда пилоту потерпевшего крушение вертолета Хомякову предстояло приземлиться на парашюте после катапультирования. Однако ж! И впрямь, было бы очень символично погибнуть именно там, где шесть лет назад мне чудесным образом посчастливилось избежать смерти.
Что есть сие: кармическая неизбежность, гримаса фортуны или просто-напросто роковое стечение обстоятельств? Да хрен бы их знал! Мысли, которые роились сейчас у меня в голове, касались отнюдь не символики и глупых предрассудков, а нарисовавшегося у нас на пути монстра. Который и впрямь грозил не на шутку подпортить мне карму, если я срочно не изобрету какой-нибудь финт и не запудрю им драконьи мозги.
Увы, не изобрел. Даже мало-мальски сносной идейки в голову не пришло. Пытаться ошеломить дракона, рванув врассыпную, означало отправить Дюймового на верную погибель. Без моего зоркого алмазного глаза он был в этом лазерно-дымовом хаосе потенциальным покойником. Да и не станет винтокрылый охотник терзаться дилеммой, кого из нас преследовать. Слишком сильно отличались мы с братом Георгием, чтобы перепутать шустрого и жилистого носителя алмазов с неуклюжим увальнем, ценность коего для Ипата была равна нулю.
Неужто придется распрощаться со своей надеждой вернуться к нормальной человеческой жизни и спасаться самому, бросив компаньона на произвол судьбы? Не знаю, как от вертолета, но от ботов я в одиночку наверняка улизну…
Хотя нет, не все еще потеряно ни для меня, ни для знатока местонахождения Священного Грааля. Есть менее рисковый путь, по которому мы можем прорваться к «тамбуру» даже под огнем дракона. Нельзя, правда, назвать его прямым, но это не беда. Если моя уловка сработает, Сосновый Бор будет сегодня нами взят!..
– Что с вами, Геннадий Валерьевич? Вы… меня слышите? – обеспокоенно поинтересовался брат Георгий. Взмокший, чумазый и запыхавшийся, он устало прислонился к стене и смотрел на меня так, словно я вдруг начал превращаться в бота.
– И слышу, и вижу, хотя радости мне от этого никакой, – ответил я и, в свою очередь, осведомился: – А в чем, собственно, дело?
– Да нет, уже ни в чем, – отмахнулся компаньон. Явно с облегчением. Кажется, до этого он действительно заметил за мной нечто странное и встревожился. – Просто вы смотрели на дракона так, словно он вас загипнотизировал. И тогда, днем, когда я вам о нем рассказывал, у вас тоже взгляд был такой… немного бешеный. Я даже испугался, все ли с вами в порядке.
– Со мной – да. Ты лучше за собой приглядывай, а то влечет тебя ко всяким помойкам, как муху на дерьмо! – огрызнулся я, после чего скомандовал: – Ладно, вперед! На сей раз отстанешь – ждать не буду!
И припустил к лежащей неподалеку от нас гигантской кирпичной трубе. Она не развалилась при падении, как многие здания в кратере, и была настолько широкой, что по ней можно было пробежать из конца в конец, не сбавляя скорости и даже не пригибая головы. Жаль только, грохнулась эта громадина не туда, куда нам хотелось бы. Упади она точно на запад, и ее вершина угодила бы аккурат в смерч, а мы получили бы в свое распоряжение превосходную дорогу к «тамбуру». Но труба завалилась намного южнее, нацелившись дальним концом на корпуса научного центра – такие же незыблемые, как и в тот злополучный день, когда я впервые увидел Курчатовский кратер.
Чтобы засечь в дыму две бегущие человеческие фигуры, развернуться и ринуться в погоню, дракону потребовалось секунд восемь. На то, чтобы добежать до трубы, мы потратили на три секунды больше. И когда я и Жорик юркнули под свод этого стихийно возникшего тоннеля, дракон уже шел на бреющем полете и вовсю поливал по нам из носовой скорострельной пушки.
Прежде она являла собой стандартное импульсное орудие калибра тридцать миллиметров. Чем оно заряжалось ныне, неизвестно, но слабее и медленнее стрелять точно не стало. Нас неумолимо настигал стелющийся по земле, грохочущий вихрь. Он раскалывал и расшвыривал на своем пути камни, обращал в крошево руины и взрывал грунт не хуже траншеекопателя. Вихрь не просто несся вперед – он еще змеился из стороны в сторону на случай, если мы кинемся от него врассыпную. Но мы добежали до трубы и, не останавливаясь, помчались по ней дальше, стараясь поскорее убраться от опасного входа.