– Запрещено, – ответила Железная Леди, когда я спросил, разрешено ли ей открывать огонь по технокракену. – То уникальное существо, какое вы мне описали, лейтенант, принадлежит к особой – неприкасаемой – категории существ, которых вы именуете биомехами. Я не имею права ввязываться с ним в бой даже в целях самозащиты. Также примите к сведению, что мною будет проигнорирована любая ваша просьба атаковать не проявляющего к вам агрессии биомеха…
– …поскольку это противоречит твоим новым директивам, – закончил я за «шестнадцатым». И с ходу озадачил его вторым, более каверзным вопросом, логически вытекающим из драконьего ответа: – А если вдруг случится так, что неприкасаемый биомех набросится на меня? Какой из двух директив ты тогда подчинишься?
– Если у меня будет возможность спасти вас от неприкасаемого, не прибегая к оружию, я сделаю это. Если нет, мне придется отступить и считать миссию по вашей охране проваленной, – без колебаний разобралась с дилеммой Марга. – Прошу меня простить, лейтенант, но при необходимости одновременного соблюдения двух взаимоисключающих директив я всегда руководствуюсь той, которая считается приоритетной.
– То есть не моей. Что ж, спасибо. Хорошо, что наконец-то все встало на свои места, – поморщился я, начиная мало-помалу привыкать к фирменному цинизму этой стервы. Он и прежде был для нас – пилотов – равносилен скрипу железа по стеклу, а после посещения Железной Леди Узла, похоже, вышел на новый виток своего развития.
– Однако, проанализировав все детали вашей просьбы, – добавила Марга, – хочу заверить вас, что на уничтожение бойцов Ордена Священного Узла у меня ограничений нет. Можете принять во внимание данное обстоятельство и внести в ваш план соответствующие коррективы.
– Отставить уничтожение! – отрезал я, но спохватился и, мысленно шлепнув себя по губам, тут же поправился: – В смысле, покорнейше благодарю, но все же должен попросить тебя воздержаться от этого. – И пояснил: – Видишь ли, дело в том, что я тоже вынужден соблюдать кое-какие обязательные директивы. И одна из них запрещает мне убивать приоров Ордена и их приближенных. Конечно, многие скажут, что эти люди заслуживают смерти, да я и сам не расстроюсь, если однажды их не станет, но бросать столь дерзкий вызов Командору я сегодня не готов. Не хочу усугублять свое и без того дерьмовое положение. Короче говоря, приор Глеб и его бойцы для меня вроде как тоже неприкасаемые. Даже Ипат. Понимаешь?
– Понимаю, – ответил дракон. – Невыгодное стечение обстоятельств вынуждает вас пойти на стратегическое милосердие. Не беспокойтесь – будет учтено.
– Очень хотелось бы на это надеяться, – пробормотал я…
Всему свое время, как сказал мудрец Екклесиаст. Банальнейшая, ежели вдуматься, истина, но сегодня я был вынужден в который раз признавать ее правоту. Сколь бы велика ни была моя ненависть к Ипату, дерзко убивать его на глазах стольких собратьев – означало еще пуще разъярить приора Глеба. А ведь он и без того осыплет нас завтра ужасными проклятьями. Такими, что не летай я с драконом по воздуху, земля Соснового Бора начнет гореть у меня под ногами похлеще пороха.
И все-таки усугублять свою грядущую участь смертью, а то и смертями узловиков я решительно отказывался (вчерашняя бойня у Коваши, как хотелось надеяться, была приписана вышедшему из-под контроля мнемотехника дракону, а не мне. Так что с Ипата за нее и спрос). Похищение Жорика во время орденского ритуала и так будет являть собой брошенное Священному Узлу оскорбление. Но все же не объявление войны, которое грозило случиться, пролей я вдобавок при этом кровь рыцарей. Их обиду я еще могу пережить – одной больше, одной меньше, невелика разница. Но спровоцированную мной на самого себя полномасштабную охоту по всем локациям – вряд ли. Отсюда и проистекал мой сегодняшний гуманизм. Или, вернее, «стратегическое милосердие», как назвала его чуждая гуманистическим принципам Марга…
Просто здорово, что мои вчерашние прогнозы оправдались, пусть и делались они мной лишь на основе собственных догадок. Причем можете считать, что повезло не только мне, но и вам. Явись приор Глеб со товарищи и братом Георгием к ЛАЭС не этим утром, а следующим или, того хуже, послезавтрашним, и пришлось бы вам выслушивать мой долгий и скучный рассказ о том, как я часами изнывал от безделья, пролеживая бока на продуваемой всеми ветрами крыше. А так я даже сам не успел толком заскучать, как глядь – узловики уже тут как тут!
Они подступили к станции тремя группами, по десять бойцов каждая; судя по всему, этот рейд рыцари проводили в том же составе, что и вчерашний. Два отряда двигались друг за другом, соблюдая дистанцию, вдоль береговой кромки, а один – прикрывающий – параллельно им, держась сотней шагов западнее. Жорик со скованными за спиной руками находился в головной команде. Разглядеть его лицо не удавалось – мы с драконом засели слишком высоко и далеко. Но, судя по согбенной фигуре, понурой голове и прихрамывающей походке, ночка у Дюймового выдалась бессонная. Вчера, когда его уводили от церкви, он выглядел на фотографиях Марги значительно бодрее и не таким забитым.
В отличие от дважды порадовавшего меня своей предсказуемостью брата Глеба, Ипат повышать мне настроение наотрез отказался. Он не издох вчера у Коваши, как его невезучие напарники. И теперь, живой и на вид вполне здоровый, тоже следовал к станции, шагая одесную приора по прибрежному песку.
Ладно, одержимый ублюдок, позже свидимся и окончательно выясним, кто ты на самом деле: бессмертный герой или просто не в меру скользкий мешок с дерьмом. Не до мести мне сейчас, а жаль. Вдобавок ты мне еще должен спасибо сказать. За то, что сегодня я отвел от тебя гнев обиженного тобой дракона, а иначе за Маргой точно не заржавело бы…
Приблизившись к северной границе станции, отряды противника собрались вместе, после чего принялись осматриваться и совещаться. Притихший в центре крыши «шестнадцатый» был с той точки уже не виден, но я, лежа на краю, затаил дыхание, пригнул голову и еще сильнее припал к кровле. В этот момент лучше полностью воздержаться от наблюдения. Неизвестно, с какой тщательностью узловики изучают местность. Если по пути сюда им удалось засечь на ЛАЭС что-либо подозрительное, они не успокоятся, пока не обшарят взорами каждое потенциальное вражеское укрытие.
Обошлось. Когда спустя пару минут я рискнул высунуться и взглянуть на прибывшую делегацию, она уже топала дальше и почти достигла первого подводящего канала. Очевидно, там приор Глеб и планировал остановиться.
Местечко являлось для узловиков удобным во всех отношениях. Бетонные стенки водозаборного сооружения уходили в море на четыре сотни метров двумя узкими, параллельными стрелами-пирсами, в то время как ширина канала не превышала пятидесяти. Неизвестно, как до Катастрофы, но сегодня течение в нем было неимоверно сильным – забор воды для охлаждения «мутировавших» реакторов шел колоссальными темпами. Дрогни вдруг Жорик и прыгни в воду, она за считаные секунды вынесет его обратно, к началу пирса. Туда же прибьют отступника и морские волны, омывающие канальные ограждения с севера и юга. Иными словами, все, даже море было в это утро против разнесчастного брата Георгия.
Осмотрев береговые укрытия и, видимо, оставшись ими довольным, брат Глеб поручил половине бойцов рассредоточиться на берегу и приглядывать за подступами к каналу. Остальные, включая Ипата и Жорика, отправились вместе с приором на конец пирса. Там им предстояло заняться самой ответственной частью ритуала – вызовом из морской пучины Императора гидроботов.
Тонкости этой процедуры Орден всегда хранил в тайне. Что давало его врагам лишний повод утверждать, будто Командор опасается, как бы завладевшие его секретом ученые не доказали существование других технокракенов, синхронно выгнав их из воды сразу во всех локациях. Так оно на самом деле или нет, было доподлинно известно лишь Хантеру и его приближенным. Но в любом случае таинство призыва одного из самых могучих монстров Пятизонья являлось стратегически важной технологией. И Священный Узел имел полное право ни с кем ею не делиться.
Одну лишь ее деталь не могли скрыть узловики: чтобы подманить Императора, требовались усилия как минимум десяти сталкеров. И часть из них непременно должна была являться метаморфами – специалистами по изменению молекулярной структуры предметов. Водрузить перед собой и товарищами щит из окаменелого до кристаллического состояния воздуха или превратить землю под ногами врага в жидкую трясину – одни из множества боевых способностей этих по-своему талантливых личностей.
Что за фокусы проделывали с морской водой метаморфы приора Глеба и чем помогали им маячившие на подхвате энергики, я вряд ли определил бы, даже стоя у них за спинами, а со своей нынешней «колокольни» не мог сделать этого и подавно. Мне были видны лишь последствия их коллективного десятиминутного труда. Весьма энергоемкого, надо отметить. Когда компания будораживших море сталкеров отступила от края пирса, все они утирали с лиц пот и тяжело дышали, словно пересекшие финишную прямую бегуны.
Между тем в радиусе полукилометра от входа в канал волны Финского залива окрасились рубиновым цветом и натуральным образом закипели. Я мог оценить это зрелище сверху во всей его своеобразной, прямо-таки инфернальной красе и поневоле им восхитился. Миллионы вырывающихся из глубины, лопающихся пузырей были величиной с яблоко, а бурлящая вода фосфоресцировала багрянцем так, будто под ней текли негасимые потоки лавы.
Только это была вовсе не лава, поскольку над взбудораженным непонятной стихией морем не поднялось ни единого облачка пара. Я засомневался, не повредит ли аномальная вода охладители реакторов. Но, несмотря на, казалось бы, стремительное течение, в канале она моментально становилась прежней, как будто на входе в него стоял невидимый фильтр. Морская граница зоны водных метаморфоз тоже была отчетливой – так, словно они происходили внутри гигантской прозрачной чаши, а не в открытом море.