– Вот что, мастера, думаю, на сегодня хватит, – проговорил мастер Ли. – Что случилось, то случилось, от наших пересудов никому лучше не станет. Расходимся по домам.
«И нечего имя сотника по харчевням мусолить, – добавил он мысленно. – Этого он точно не заслужил».
До экзамена оставалось ещё три дня, и жена по вечерам запиралась в кузнице, работала над загадочной «третьей безупречной вещью». Ей помогал только сын. Попытки осторожно расспросить малого были безуспешны: хитрый мальчишка загадочно улыбался и говорил, что, мол, мама просила хранить тайну. Юншаня это начинало беспокоить. Не из-за таинственности, а из-за того, что супруга возвращалась из кузницы, словно выкрученная и хорошенько отжатая тряпка. Она не уставала так, когда творила булат и клинки. Происходило что-то непонятное. Добро бы просто выматывалась. Тонкая работа – а мастер Ли готов был поклясться, что работа именно тонкая – требовала иной раз куда больше сил, чем махание тяжёлой кувалдой. Нет. Она на некоторое время словно выпадала из потока жизни. Возвращали её, как правило, домашние заботы, а к ночи она и вовсе становилась прежней. Но следующим вечером всё повторялось.
Юншань два дня приходил под дверь кузницы и слушал, как гудело пламя в горне, как стучал её молоток, как шипел в кадке с водой раскалённый металл, как мать тихонько переговаривалась с сыном на родном языке. Но на третий день, последний перед испытанием, жена пошла в кузницу одна. Притом вид у неё был нездоровый. Не заболела ли? А может, понесла дитя, но не хочет сознаваться, чтобы не отстранили от экзамена? Тайны тайнами, а он обязан знать, что происходит с любимой женщиной.
Дверь изнутри запиралась на деревянную задвижку. При большом желании и некотором умении открыть её было несложно, благо задвижка хлипенькая, не чета внешнему замку. Юншань справился без лишнего звука. Он и вошёл бы бесшумно, да подвела хромота.
Жена стояла у верстака, на котором обычно правили ножи, и что-то сосредоточенно начищала тряпочкой с мокрым песком. Услышав его шаги, вздрогнула, обернулась.
По её лицу катились крупные слёзы, проложившие мокрую дорожку в пыли и копоти.
– Я знала, что ты не утерпишь, – она улыбнулась сквозь слёзы.
– Что с тобой? – мастер не на шутку испугался.
– Ничего страшного, любимый. Это… Вот… – жена показала ему почти готовую… «безупречную вещь», и мастер понял, что Янь понимала под безупречностью. – Отец говорил, если не вложишь частичку души, ничего не получится.
– Не боишься, что вот так всю душу без остатка вложишь? – страх всё ещё не отпустил его.
– Нет. Отец знал меру и меня учил. Но я ещё никогда не создавала такого. Это в первый раз. И… я немного перестаралась, ты прав. Здесь много вложено, Юншань. Боль от утраты родителей и дома. Любовь к детям. Моя любовь к тебе и страх тебя потерять. Это я сделала для нашего дома. Только для него. Не знаю, получилось ли.
Юншань осторожно, чтобы не повредить хрупкое с виду творение, взял вещь в руки… Он не умел распознавать добрые и злые вещи, как делали некогда шаманы-ву или как пытаются сейчас делать некоторые даосы. Но от творения жены исходило тепло… да, именно как от родного очага. При том, что металл давно остыл, тепло всё равно было явственным, и ощущалось не руками – душой.
– Наверное, получилось, – почти прошептал он, начиная осознавать, что столкнулся с редчайшим явлением, имени которому не знал. – Но разве это стоит твоего больного вида? Ты закончила работу?
– Можно считать, что да. Только обтереть осталось.
– Обтирай – и немедленно в постель.
– В постель… – эхом повторила жена, слабо улыбаясь. – Хорошая идея.
Самые обычные слова, с оттенком юмора. В другое время мастер Ли обязательно отпустил бы шуточку на эту тему, благо тут их никто не слышит. Но не сейчас. Он даже не помнил, как выставил жену во двор кузницы, как запирал дверь, как они вернулись домой и, наскоро умывшись, умчались в спальню. Последним его воспоминанием перед тем, как обоих накрыло хорошо знакомое безумие, была поблёскивающая на столике в скудных лучах светильничка роза.
Прекрасная роза, откованная из стали. Почти как живая.
– Сигнал прервался.
– Что?
– Мы больше не фиксируем эманации ключа, господин.
– Чёрт возьми… Значит, она всё-таки создала блокирующий амулет.
– Не исключено, господин. Однако мы больше не можем сканировать обстановку вокруг ключа. Мы ослепли и оглохли окончательно.
– Что вы успели выяснить?
– Китаец – прямой потомок Ли Чжу. Естественно, по одной из незаконных линий.
– Только этого не хватало… Ваша работа над заброской наблюдателей?..
– Продолжается, господин. Здесь мы почти не зависим от ключа, движемся обходным путём.
– Сроки не изменятся?
– Не должны.
– Работайте. Нам нужен ключ. Головы потомков Ли Чжу станут приятным бонусом.
Глава 5Роза из стали
У всех народов мира, ведающих кузнечное ремесло, мастер, создающий оружие, обязан если и не драться, как воин, то хотя бы уметь показать, на что способны его творения. И в том, что сейчас происходило на кузнечном подворье Бейши, не было ничего удивительного. Не было бы, если бы не одно «но».
Свои изделия демонстрировала женщина, претендовавшая на звание мастера.
Правда, было ещё одно существенное «но», как добавлявшее событию необычности, так и сводившее до уровня незначительного тот факт, что звания взыскует жена старшины мастеров. Кузнецы Поднебесной знали привозной булат. Некоторые мастера даже умели с ним работать, передавая секрет строго внутри своих семей. Но чтобы один кузнец мог воспроизвести процесс от плавки и до конечного изделия – такого прежде не случалось. Осталось лишь проверить качество получившихся клинков.
Сперва в руки мастеров попал длинный широкий кинжал. Тщательнейшему рассмотрению подверглось всё, от замысловатого узора клинка и его формы до баланса и отсутствия следов заточки. Кинжал действительно не затачивали, придав необходимую остроту ещё на наковальне. Металл лишь подвергли осторожной полировке на дорогом мелкозернистом камне, под слоем воды, отчего и проявился неповторимый узор. Клинок одинаково легко строгал как деревянный брусок, так и железный гвоздь. Особо впечатлило мастеров, как госпожа Ли Янь метала его в цель. Сперва в доску, затем в кусок тонкой железной пластины. А затем ударила им плашмя по подставленному молоту. Клинок лишь издал высокий чистый звон. Да, несмотря на недорогую рукоять и ножны местной выделки, кинжал явно стоил своего веса в серебре.
Сотник Цзян, как и обещал, присутствовал на экзамене и не без профессионального интереса обозрел представленный образец. Да, клинок был безусловно хорош. Но для вооружения войска требуются не штучные безупречные клинки, а тысячи средненького качества изделий, стоящих не так чтобы очень дорого. Кузнечная мастерская потому и была вывезена в Бейши, что здесь сошлись три фактора: первый – это ввозимое степняками кричное железо, второй – найденные поблизости солидные залежи бурого угля, и третий – наличие торгового пути, обходящего ставшие неспокойными земли обоих тюркских каганатов. У императрицы были планы разместить в этих местах пограничный корпус-«цзюнь» числом не менее десяти тысяч, и воинов следовало вооружить более– менее приличным оружием за минимальные деньги. Потому массовое производство было более предпочтительно, чем изготовление булатных клинков. Но это был голос начальника гарнизона, отвечающего за безопасность пограничья. А душа воина не могла не радоваться великолепному клинку. Это противоречие разрывало сотника пополам, омрачая и без того плохое настроение последних дней. Но ровно до той поры, пока жена мастера Ли не развернула красный шёлк, скрывавший выкованный ею меч в простых ножнах.
Не существует единого для всех людей идеального меча. Но у каждого воина есть своё собственное представление о том, что это такое. У кого конкретное, в виде некоего меча или типа мечей, а у кого в виде смутного образа, как у сотника Цзяна. При виде этого меча смутный образ практически сразу трансформировался в весьма определённый, ещё не имеющий имени, но обладающий весом, длиной и прочими осязаемыми свойствами.
– Это не совсем традиционный меч, – заговорила жена мастера. – За основу я взяла короткий меч западного народа кельтов, именуемый «клейберг», и добавила некоторые особенности от мечей других народов, делающие его пригодным для всадника.
– Защита руки не чрезмерна ли? – сказал один из мастеров, когда меч, почтительно переданный им на осмотр, попал к нему в руки. – Не будет ли такой меч слишком тяжёл для всадника?
– О том надо бы набраться смелости и спросить господина сотника, – проговорил мастер Ли. – Кому, как не воину, оценить оружие по достоинству?
– Если почтенные мастера позволят… – сотник, едва сдерживая дрожь волнения, протянул руку к мечу своей мечты.
– Это честь для нас, господин, – старик Чжан с поклоном передал ему клинок вместе с ножнами.
У сотника уже был весьма неплохой боевой меч-цзянь из харалуга, привозимого на продажу уйгурами. Эта сталь тоже ценилась в Поднебесной, и офицеры, имевшие достаточные средства, старались обзавестись таким клинком. Но булат, который из-за междоусобиц в Индии давно перестали возить в слитках, продавали в готовых изделиях только арабы и персы, и стоил он вовсе запредельно. Тяжёлый, цвета грозовой тучи, клинок с неповторимым узором радовал глаз воина. Необычная массивная гарда, откованная из перекрещенных под очень острым углом полос светлой стали и начищенная до зеркального блеска, тоже пришлась по душе: дополнительная защита руки в серьёзном бою не помешает. А что тяжеловата, так это с лихвой компенсируется отличным балансом. Поднимать меч будет по первому времени тяжело, но зато удар им, вполне возможно, располовинит не только противника, но и коня под ним.
– Прутья мне! – воскликнул сотник, не в силах отвести взгляд от своего идеала.
Белоголовый мальчишка, сын госпожи Ли Янь, принёс два шестка и передал их матери. Та с силой воткнула их в землю и посторонилась.