Они близко.
Котик, до того сладко дремавший на циновке у кана, вдруг поднял ушастую голову и принялся тревожно озираться, хотя звуков, которые могли бы его напугать, Яна не слышала. Животинка тоже что-то почуяла. Они ведь чувствуют приближение землетрясения, не так ли?..
– Сяолан!
– Да, мамочка, – невыспавшаяся девочка, протирая глаза кулачками, высунулась из комнаты.
– Оденьтесь потеплее, – тихо проговорила Яна, заметив, как испугалась приёмная дочь при виде её белого, как мел, лица. – Собери мешок.
– Мамочка, что случилось?
– Ещё не случилось, доченька. Но лучше быть наготове…
Много ли вещей, подлежащих эвакуации вместе с хозяевами, может оказаться в доме зажиточного ремесленника? Оказывается, очень много. Пожалуй, только Яна, имевшая опыт бегства от наступающей на пятки смерти, и знала, что именно нужно упаковывать в заплечный мешок. Её рюкзак всё ещё лежал в сундуке, и был гораздо удобнее холщовых мешочков с верёвочными лямками. Сложить туда шкатулочку, коробку с лекарствами, несколько полезных вещиц и парочку необходимых тряпок – дело десяти минут. Тёплый тулуп с меховой оторочкой и степняцкую шапку-малахай она наденет на себя. Что ещё?
Взгляд зацепился за столик с зеркальцем, где на простенькой деревянной подставке цвела вечным стальным цветом кованая роза.
Вот что наверняка нельзя оставлять, если придётся покинуть дом.
Яна не стала разбираться, откуда явилась эта мысль, просто завернула розу в шёлковый лоскут и, обернув для верности запасной рубашкой, аккуратно уложила в рюкзак. Всё.
Нет, не всё. Оружие тоже придётся забрать. Юншань взял свой любимый меч-дао, собственноручно выкованный пару лет назад из привозного харалуга, но на стене ещё висел меч-цзянь, который он сделал совсем недавно, и уже из собственного булата. Уйму сырья испортил, прежде чем понял душу «узорчатой стали», но этот меч у него действительно удался, и он его берёг. Муж даже строил коммерческие планы на следующий клинок, благо есть ещё четыре неиспользованных слитка. Сделка обещала быть выгодной… только бы дожить до неё. Итак, меч-цзянь и кинжал. Кинжал за пояс, меч в руку. Другой рукой при возможном бегстве крепко держать кого-нибудь из детей и следить, чтобы сами друг за дружку держались. Замыкающей пойдёт Гу Инь.
При возможном бегстве… А если она зря всполошилась, и никакого бегства не будет?
Тем не менее она оделась и вышла в общую комнату, которую по старой привычке называла гостиной. Рюкзак получился не слишком тяжёлым, если что, легко вскинет на спину. Наверное, и дети не стали набивать свои мешки чем попало. А Ваня… Удивительно, но он, несмотря на плохое самочувствие, тоже собрал свой рюкзачок и оделся.
– Я смогу идти, – сказал он, отвечая на неизбежный, но не прозвучавший вопрос.
Яна не успела раскрыть рот, чтобы поинтересоваться тяжестью рюкзака, как толстую бумагу окна с тихим хрустом вспорола… тяжёлая стрела. Судя по крутизне траектории, выпущена она была из-за стены. А ещё – у наконечника, воткнувшегося в земляной пол, устеленный плотными циновками, она была увита какими-то волокнами.
И – она горела, распространяя вонь палёного бараньего жира. Горела, поджигая циновку!
У Яны едва не сорвалось с языка бранное слово. Подходящего покрывала или ведра с водой поблизости не было. Она схватила с кана персидскую ковровую подушку, на которой любила сидеть, и принялась забивать ею начавшие расползаться по циновке язычки пламени. Сяолан, сунувшаяся в комнату на шум, пискнула и побежала на кухню за водой. Гу Инь, высунувшаяся, напротив, из кухни, запричитала… С улицы уже доносились крики напуганных соседок и плач детей. А по черепице застучало, сперва редко, потом всё чаще.
На сей раз кидани целенаправленно били навесом по жилым домам, стремясь вызвать пожары и панику за спинами ханьских солдат. Не говоря уже о том, что сердца мужчин-рекрутов из числа местных должны были дрогнуть от такого зрелища. При мысли, что Юншань там, на стене, сейчас начнёт оглядываться и может получить стрелу уже не в ногу, а в спину, Яна похолодела.
– Надо бежать под стену, – хрипло – горло стиснула ледяная пятерня страха – выдавила из себя она. – Там мёртвая зона, стрелы не достанут.
– Надо всем это сказать, – Ваня, морщась от боли, надел рюкзак и взял Ляншаня за руку.
Сяолан, залив наконец водой последние искорки тлеющей циновки, бросилась в комнату, а спустя несколько секунд вышла оттуда, неся на спине мешочек. Тулупчик, который она придерживала руками на груди, топорщился, шевелился и мяукал: своего любимца Мао она ни за что не бросит. Старуха, не прекращая причитаний, бросила на спину тощий мешок – много ли могло быть вещей у служанки? – и засеменила за хозяйкой и детьми.
Во дворе уже торчали несколько стрел, прямо в утоптанной земле. Парочка штук сиротливо догорали на крыше курятника, так и не воспламенив пластины черепицы. Но одна, самая удачливая, пробив крышу, учинила немалый переполох среди кур. Хорошо хоть погасла при этом. Яна машинально выдернула из земли одну такую стрелу. Тяжёлая. Боевая. И – ханьская. Именно для таких стрел в кузнице мужа делали наконечники младшие подмастерья. Впрочем, Ванчжун ведь не просто киданьский князь, пошедший в набег, а мятежный танский военачальник. Потому ничего удивительного, что у мятежников были ханьские тяжёлые стрелы и наверняка – сильные луки, способные добросить такие стрелы до цели. До домов обывателей и самих обывателей.
На улице творился если не сам ад, то его преддверие. Происходило именно то, чего Яна боялась и на что рассчитывали осаждающие: начиналась паника. Чёрная, безумная паника, та самая, при которой толпа сносит и насмерть затаптывает любого, кто попадётся на её пути. На пустыре, где почти вплотную друг к дружке стояли юрты елюевских киданей, уже поднимались частые чёрные дымки: горящие стрелы нашли себе поживу в войлочных жилищах. А в кузнечной слободке стоял крик и плач: женщины, хватая детей, бестолково метались по дворам, выскакивали на улицу, забегали обратно в дома и тут же выбегали, гонимые страхом сгореть заживо – над некоторыми домами уже поднимались подозрительные дымки. Мало кто занимался тушением загоревшейся от удачливых стрел утвари… Они не знают, что делать – сообразила Яна. Они так привыкли повиноваться и не думать ни о чём, кроме детей и хозяйства, что в критический момент не способны принять адекватное решение.
Кто-то должен дать им приказ. Иначе они так и будут метаться, пока не полягут от стрел или огня.
Шшшух!
Словно притянутая её мыслью, стрела вонзилась буквально в десяти сантиметрах от её сапожка. Мгновение страха сменилось столь же мгновенным осознанием, что стрела уже не зажигательная, а обычная. Осаждающие догадались, что крыши внутри стен крепости не соломенные, а дома из утрамбованной земли горят плохо, и сменили боезапас. Теперь огонь вёлся по паникующим обывателям, не осознающим того, что давно поняли кидани. Хищно шуршащие в воздухе стрелы стали находить добычу: с улицы послышались крики боли и страха.
Вот оно, то, что она почуяла. Такое знакомое чудовище, питающееся смертью и ужасом беззащитных. Именно этому чудовищу служил её покойный дядюшка, всю жизнь истративший на ненависть и под конец «украсивший» себя «вольфсангелем».
Насколько Яна знала, кидани никогда не занимались террором против мирных жителей, пока живы защитники крепости. Они всегда сражались прежде всего с воинами. Смена тактики изобличала совсем иной склад ума – холодный, расчётливый и абсолютно аморальный.
«Цель оправдывает средства». Степь не знала такого девиза. Зато знал кое-кто другой.
Шшшух! Шшшух!
Сразу две стрелы. Одна в землю, другая в деревянный настил крыльца. Странно, но это помогло Яне очнуться, хотя бы на время отбросить цепенящий страх.
– Мешки поднять на головы! – неожиданно резко и грубо, «фельдфебельским» голосом скомандовала она, вскидывая рюкзак поверх шапки. – Все за мной! Друг друга из виду не терять!
Притянув свободной рукой к себе ближайшее детище – Сяолан, – она бросила мгновенный взгляд на мальчиков. Всё в порядке, Ваня точно так же притянул к себе Ляншаня, держа рюкзак на шапке и кое-как прикрывая им и себя, и названого братишку. Старуха наконец прекратила причитания, только всхлипывала от ужаса. Но теперь у неё есть приказ госпожи.
– Все к стене!!! – что было сил заорала Яна, едва выскочив за ворота. – К стене! Там безопасно! Все за мной!!!
И, не дожидаясь, пока в безумных глазах паникующих соседей блеснёт хоть искорка разума, разбуженного инстинктом самосохранения, побежала в указанном направлении.
Мимо елюевских юрт.
К стене, на которой сейчас матерящиеся от злости солдаты наверняка стреляли по киданям, не подпуская их слишком уж близко к городку.
Что-то довольно сильно ударило в рюкзак, но Яна не остановилась. Крепко держа приёмную дочь за руку, она петляла между юрт и едва не споткнулась о тело молоденькой киданьской девушки в дорогом шёлковом платье. Стрела вошла почти отвесно, попав в основание шеи и убив её наповал. К мёртвой девушке с горестным воплем бросилась девчонка помладше, совсем малявка. Её перехватил мальчик-ровесник. Яна успела заметить его жёлтые глаза… и узнать.
– Мэргэн! Давай с нами! – закричал сзади Ваня, тоже узнавший друга.
– Возьмите щиты! Щиты! – крикнул Мэргэн, стараясь переорать сумасшедший гам. – Щиты в юрте брата!
Только сейчас Яна поняла, что юрта, за которой они невольно остановились, была белой. Привилегия знати, как-никак… Елюй Лугэ сейчас был с защитниками крепости, но в его юрте действительно остались несколько щитов. То ли трофеи, то ли он их коллекционировал, но шесть штук висели на стенах, увешанных согдийскими коврами. Их и позаимствовали. Яна сочла, что ей рюкзака вполне хватит, и велела детям прятаться под щитами.
– С богом…
Дальше бежали молча. Только громко плакала Алтан-одон: погибшая девушка наверняка была ей очень близка. Как бы не сестра, если не родная, то двоюродная. Вскоре стрелы перестали стучать в поднятые над головами щиты, а впереди уже бегали киданьские подростки, подносившие лучникам на стене полные колчаны и уносившие пустые – набивать. Видно, стрельба шла нешуточная, боеприпас не жалели. Яна нашла место, где они не мешали бы мальчишкам-подносчикам, и с облегчённым вздохом уселась прямо на землю. Её семейка добралась сюда без потерь, явно не без помощи высших сил, потому, едва усевшись, она тут же перекрестилась на радостях. Но ничуть не меньшую радость она испытала, увидев, как соседки-кузнечихи, прикрывая себя и детей мешками с добром, прихваченным из дому, начали выбегать из-за юрт. Ну, слава богу, у них сработала программа повиновения приказу. Позже до них дойдёт, что приказ отдала их соседка, а не мужья или начальство, но это будет потом.