– За океан, значит, наши морячки сходили, – хмыкнул десятник, старательно пережёвывая мясо. – А если ещё культурные страны найдут, значит, быть большому походу туда.
– Думаете, тамошние люди станут воевать? – спросил один из солдат.
– Станут или нет, а поселениям нашим за океаном так или иначе быть. Поселения охранять надо? Надо. Мало ли что местным в голову взбредёт… А что? Я бы пошёл.
– Далеко это, – вздохнул Сяоху. – Ой, далеко. Морем целый год идти. А ну как духи предков не одобрят?
– А если духам предков первым делом там храм поставить, они вряд ли обидятся, – возразил ему Бин – как ханец ханьцу. – Ну, согласись – новые земли, неведомые народы. Интересно же. Если бы дед и отец меня отпустили, я бы тоже пошёл.
– Философ! Эй, кончай жевать! – солдат – родом степняк из какого-то мелкого клана – собрался было пихнуть светловолосого товарища в бок, но в последний момент передумал. – Тут слухи ходили, будто твои родичи к тем неведомым землям с другой стороны подобрались. Рассказывай давай.
– А что рассказывать? – Иван как раз добил вторую порцию и отставил чашку. – Ну, ходили. Только не мои родичи, а хрен-знает-с-какого-колена родичи моей бабушки. Прошлись морем, обустроились там на восточном побережье, а потом огребли от местных так, что мало кому сбежать удалось[15].
– Чего они не поделили, хотел бы я знать, – хмыкнул десятник.
– Зная этих… дальних родичей моей бабушки, не удивлюсь ничему, – с ироничным намёком проговорил Иван, вызвав смешки всего десятка. – В западных странах у них репутация самых отъявленных разбойников. Если они там повели себя, как обычно, то я понимаю местных.
– Хорош болтать, – буркнул дежурный, собирая чашки. Его недовольство вполне понятно: тут интересный разговор идёт, а его черёд посуду мыть. – Ставим палатку – и на боковую.
– Вот зануда, – хихикнул Бин. – Так и скажи, что тебе обидно чашки драить, пока мы треплемся.
– Цыц, – десятник прервал намечавшуюся перепалку. – Дежурный дело сказал: палатка – отдых. На рассвете подъём. Кто по первому сигналу не вскочит, того лично ногами отпинаю.
«Старшой в своём репертуаре: упал – отжался, – мысленно поиронизировал Иван, помогая товарищам растягивать полотнище их временного дома на перекладинах. – Ну, отдых так отдых. А новость и правда занятная. Китайская Америка… Выдержит ли Китай?..»
Пища для размышлений была богатая, тема благодатная, а детское увлечение жанром альтернативной истории вполне могло затянуть раздумья до глубокой ночи. Перспектива проснуться от пинка под зад не привлекала, но… не пофантазировать Иван просто не мог.
Не та натура.
На следующий день их нагнал гонец от командующего округом и передал повеление коннице выдвигаться отдельно от пехоты и арбалетчиков. Это означало значительное сокращение времени пути, чему можно было только порадоваться. Припасов взяли ровно столько, чтобы не тянуло седельные сумки и хватило до Бейши. Аккурат дня на два. На дворе лето, они вошли в полосу сухой холмистой степи, где мало дождей, переночевать можно будет и под открытым небом, окружив себя кольцами верёвок из конского волоса – чтобы не досаждали змеи.
В путь!
Походные котлы остались в обозе, и всадники довольствовались «сухим пайком» – вяленым по степному рецепту мясом. Ходили слухи, будто некоторые племена на севере вялили мясо, положив куски под седло, но здешние сыны степи над этими слухами только посмеивались. На вкус Ивана, полупрозрачные тёмные полоски мяса были слегка недосолены и пересушены, но его товарищи ели и похваливали. Значит, и ему грех жаловаться. А недосол уже на привале объяснил говорливый Сэреджен, кочевник из северных холодных земель. Мол, от солёного пить хочется, а в степи с водой зачастую не очень.
– Учись, парень, – сослуживец, заметив интерес в светло-голубых глазах «западного человека», коротко рассмеялся. – Степь прокормит любого, кто знает, как с ней договориться. Нам тут много лет ещё служить.
– Спасибо, – ответил Иван. И поймал себя на том, что сказал это не по-ханьски, а по-киданьски.
О том, что может совершить культура и наука ханьцев, укреплённая силой степных народов, он тоже думал. А потом вспомнил, как приходилось порой жестоко обламывать солдат-ханьцев, начинавших проявлять неприязнь по отношению к сослуживцам неханьского происхождения. Проявляли таковую неприязнь не все, но многие. Офицеры, от десятников до генерала, лютовали безбожно, искореняя подобные настроения в зародыше. Эти-то понимали, к чему они могут привести, если их вовремя не пресечь. Ровно так же пресекали и гонор степняков, грозивший аналогичными последствиями. Но в учебном лагере ходили упорные слухи, будто в корпусах охраны обеих столиц офицеры ослабили поводья. Дошло, мол, до того, что даже десятки и сотни комплектовали по национальному признаку. «Если это так, – сказал тогда Иван, – я не дам и обглоданной косточки за боеспособность этих полков». Десятник тогда велел ему заткнуться и не умничать, а потом, пару дней спустя, похвалил мудрость командующего округом, который велел распределять новичков разных национальностей равномерно, в разные десятки и сотни.
Дорога змеёй изгибалась между поросших травой холмов. Господин полутысячник остался с пехотой и обозом, назначив командующим конным авангардом кавалерийского сотника. Тот, разумеется, выставлял охранение ночью и посылал передовой отряд днём, не забывая и об арьергарде. Местность здесь самая подходящая для разбойных нападений. Бережёного Небо бережёт. А ну как разбойничкам, увеличившим свою банду, вздумается искать оружия?
– Господин! Господин сотник! Тревога!
Из-за поворота вынесся всадник – один из авангарда. Так. Вид не потрёпанный, но лицо перекошенное. Значит, авангард в бой не вступал, но увидел… что?
– Луки расчехлить, щиты на руку! Галопом – марш! – скомандовал сотник.
Всадники, тихо матерясь сквозь зубы, доставали луки, спускали к бедру полные стрел колчаны и снимали со спин щиты. И всё это на ускорявшемся ходу. Здесь, в холмах, мечи им мало помогут. Даже ружья не помогли бы, но те остались в обозе. Только луки и стрелы.
Представшая им за поворотом картина заставила умолкнуть даже самых отъявленных матерщинников.
Здесь ехал обоз. Купеческий обоз. Притом совсем недавно. Кровавые лужи, натекшие из рубленых ран валявшихся повсюду тел, ещё не успели потемнеть и взяться вонючей коркой. Впрочем, большинство убитых погибло не от мечей, а от стрел.
– Охрану расстреляли из засады, – мрачно сказал сотник, бросив многоопытный взгляд на место побоища. – Купцы взялись за мечи, но… они не были воинами. Этих убили по-воински, твёрдой рукой хорошо обученного солдата. Разбойники бьют куда придётся.
«У бедняг не было шансов…» – подумал Иван, рассматривая тела погибших. Все – мужчины. А ведь купцы частенько путешествуют с семьями, если собираются осесть на новом месте.
И тут он почувствовал себя так, словно ему в бок всадили одновременно несколько стрел.
Голова этого человека была раскроена сильным и точным ударом меча. Лицо, застывшее в гримасе гнева и отчаяния, было залито кровью. Но Иван его узнал. Чжоу Цзылинь, свёкр Сяолан.
Значит, это тот самый обоз… Он же отпросился в тот день в увольнительную, чтобы проводить сестрёнку в путь…
Где Сяолан?!!
Слава богу, миг бессильной ярости миновал, оставив после себя лишь недолгий провал в памяти. Никто ничего не заметил – и за это тоже слава богу. Зато теперь мозг, получивший жестокую встряску, заработал с удивительной ясностью.
Он знал семью купца Чжоу, знал в лицо его слуг. Торговец выезжал в путь с женой, сыном и невесткой, сопровождаемый тремя слугами и двумя служанками. Но на дороге лежат лишь сам купец и старик-возница. Их возка, кстати, тоже не видно, а на обочине виднеются следы колёс. Слабые, едва заметные. Повозка была нагружена сундуками с добром для обзаведения молодой семьи на новом месте, и колёса смогли продавить сухую землю. А значит, был шанс проследить её судьбу.
Видимо, сотник мыслил в том же направлении: несколько солдат из числа степняков уже исследовали землю вокруг места побоища на предмет оставленных следов. И по всему выходило, что полк пограничной стражи разминулся с разбойниками на считанные минуты. Вероятнее всего, кто-то из работников ножа и топора следил за окрестностями и успел предупредить банду. На эту мысль наводило ещё и то, что большинство возов с товаром не были разграблены. Так, похватали, что сверху лежало, и при первом же шухере бросили на дорогу. Это мало вязалось с образом умелых воинов, профессионально убивших купцов и охрану… Три или четыре повозки всё же увели. Но – совсем не в ту сторону, куда поехала повозка купца Чжоу.
– Отчаянный человек это сделал, господин сотник, – сказал Сэреджен, бывший одним из лучших следопытов полка. – Притом человек этот знал, что направляется в сторону, где обычно кочуют кидани хана Елюя. Вряд ли доехал: за ним шестеро верховых погнались.
– Второй и третий десятки – по следам повозки, вперёд. Проверить и доложить, – скомандовал хмурый сотник.
Видно было, что сделал он это нехотя. Задержка в пути ему не нравилась, но ещё больше не нравилась перспектива, даже не приняв должность в пограничье, получить нагоняй от начальства за нерадивость. Мол, проехал мимо, не выяснив всех обстоятельств происшествия? Нет, это немыслимо. Значит, придётся не только задержаться, но и отправить два десятка вслед беглому возку и его преследователям…
…Боже мой, как Иван нахлёстывал коня! Только окрик десятника заставил его немного сбавить ход, пожалев лошадку. Нехорошо выскакивать вперёд, здесь небезопасно, и нехорошо подставлять товарищей. Но там впереди… Что там впереди? Может, такая же куча трупов, как на дороге?
Нет. Он отказывался в это верить.
Если судьба хоть немного справедлива, этого не будет.
Иван понимал, что миллионы прекрасных людей по всему миру гибнут от рук разнообразных мерзавцев по самым нелепым поводам. Но каждый человек верит, что с его близкими ничего плохого не случится. Просто не может случиться. Не имеет права случиться. Он тоже верил и истово молился – без слов, одним лишь порывом души.