– Я видел её.
– Ключ при ней?
– Не могу сказать наверняка. Она им не хвастается.
– Значит, знает либо догадывается, что это такое, и держит при себе.
– Если она куёт железные цветы, я попробую подобраться, сделав заказ на кованый лотос для дацана. Идеальный способ подойти к ней вплотную.
– Ты уверен, что почувствуешь?
– Господин, я ни разу…
– Знаю. Что ты намерен сделать после?
– Если уверюсь, что ключ при ней? Она женщина, господин. Не красавица, но выглядит необычно. Она может заинтересовать кого-то из моих воспитанников.
– Забудь. Это путь к неприятностям.
– Но…
– Я сказал, забудь. Ты не знаешь наших людей. Она не скована сословными предрассудками, и вполне может наставить синяков твоим принцам. Громкий скандал обеспечен, а сохранность ключа – вряд ли… Если бы я мог появиться там самолично…
– Что же мне делать, господин?
– Её должны казнить. Причём именно по вашей части – по богохульству. Только в этом случае ты сможешь наложить лапу на ключ. Подумай, как это сделать наименее грязно.
– Подумаю, господин.
Маленькая, с половину ладони, чёрная коробочка с одной, и то не полностью, белой стороной. Он не представлял, как эта штука может позволять общаться людям из разных миров, но вот она, совершенно реальная вещь. А стало быть, те, кто её создал, заслуживают права именоваться господами. Люди, способные творить немыслимое, куда ближе к совершенству, чем он сам. Значит, тот, кто исполняет их повеления, исполняет и волю небес.
Женщина должна умереть, но так, чтобы бесценная вещь, похищенная ею у могущественных людей, вернулась к законным хозяевам. Так и будет.
– Мама! – похудевшая, измученная, но радостная Сяолан приподнялась на локте, едва ковёр, загораживающий вход на женскую половину юрты, откинулся в сторону, и она узнала вошедших. – Отец! Хвала Небу, вы здесь!
Просторная, но темноватая юрта. Запах горящего сухого кизяка, самого обычного топлива для степняцких очагов, перебивал ароматный дымок, струящийся из ажурных курильниц. Чинно сложив руки на коленях, сидели на ковре служанки, составлявшие свиту молоденькой степнячки в богатом шёлковом ханьском платье.
– Лежи, не вставай, – с улыбкой Алтан-одон удержала подругу, порывавшуюся встать и поклониться родителям. Младшая дочь киданьского хана, ухаживающая за больной ханьской купчихой – это было нечто. – Мы ждали вас, почтенные мастера, – это уже супругам Ли. – Не волнуйтесь. С ней всё в порядке. Устала очень. Это скоро пройдёт.
Только природная сдержанность не позволила Юншаню упасть на колени и обнять дочь. Здесь посторонние. А Яне никто не мог помешать.
– Доченька… Как ты? Что с тобой?
– У… у меня сын, мама. Вот…
По знаку Алтан-одон одна из служанок плавно встала, вынула из колыбельки продолговатый свёрток и подала его молодой матери.
– Вот оно как, – лицо Юншаня заметно разгладилось. – Внук, значит… Ты не писала, что ждёшь ребёнка.
– Мы хотели обрадовать вас, когда приедем, – Сяолан не сдерживала слёзы – горе и радость пополам. – Он почти на месяц раньше родился, едва выжил. Всё потому, что…
– Я знаю.
– Мэргэн написал?
– И Мэргэн написал, и твой старший братец кое-что видел. А теперь сама рассказывай.
– Успеет она рассказать, не мучай девочку расспросами, – нахмурилась Яна. – Главное, что жива осталась и сына сберегла.
– Нет, нет, мама, я расскажу, – поспешила возразить Сяолан, заметившая сердитый блеск в глазах отца. – И правда, хорошо, что мы живы. Ливэй ранен, госпожа свекровь сейчас при нём. А я – вот… – и она с нежной улыбкой посмотрела на сладко спавшего краснолицего младенца. – На нас напали. Выскочили из ложбины между холмами и стрелами по охране…
Из сбивчивого, взволнованного рассказа Сяолан выходило, что напавшая на них шайка строго разделялась на два отряда. Первый вёл себя, словно опытные, дисциплинированные воины, и командовал ими самый настоящий офицер. Второй же отряд состоял из обыкновенных оборванцев, которые мгновенно бросались грабить повозки, хозяев которых вырезали воины. Свёкр и один из слуг успели несколько раз скрестить мечи с напавшими, прежде чем их убили. Чжоу Ливэю, её мужу, повезло чуть больше, если это можно назвать везением: он успел выстрелить из арбалета и попасть в разбойника, но меч из ножен ему достать не довелось – получил удар в лицо и завалился внутрь повозки. Следом за ним туда же, в повозку, вскочил один из оборванцев с ножом. Добить мужчину и захватить добычу – завизжавших от ужаса женщин…
– Вваливается в повозку этот… тип. Вонючий, как некультурный степняк. Нет, хуже – как старый козёл. И руку с ножом заносит… над моим мужем… И тут я сама на себя разозлилась, – продолжала Сяолан. – Мама, ты же учила меня… ну, метать в цель не только ножи. Ещё говорила, что тебя твой отец этому научил, а в жизни всякое может пригодиться. Я шпильку из волос выдернула, ну и… Он заорал и выпал из повозки. А я… Словом, я не помню, что потом делала. Госпожа свекровь говорит, схватила вожжи, плеть и давай лошадей нахлёстывать. Ещё госпожа свекровь говорит, будто я при этом сильно ругалась… но это, наверное, от страха. Я так испугалась… Опомнилась, когда услышала киданьскую речь… Служанку мою стрелой убили, старика, отца служанки, ранили, он тоже умер, а слугу, который на дно повозки забился и только трясся, я сама прогнала. Вот, остались мы без господина свёкра, без слуг…
– Кто стрелял из ружья по разбойникам? – Юншань задал вопрос, который с самого начала не давал ему покоя. – Ванди говорил, будто из повозки отстреливались, и не из арбалета, судя по следам. Твой муж был ранен, свекровь не могла, служанку убили, один из слуг дрожал от страха… Старик?
– Да, отец. Его за это стрелой…
– Почтенный Чжоу собирался торговать ружьями?
– Нет, отец, он их не на продажу вёз. Ты разве не знаешь про последний указ императрицы?
– Какой указ? – хором спросили Юншань и Яна.
– Каждый торговец, едущий в пограничные крепости, должен взять под отчёт хотя бы три ружья, бочонок пороха и три раза по девять лян свинцовых пуль, и сдать всё это по приезде старшему офицеру. За это дают торговую пайцзу с хорошей скидкой.
– А я-то думала, они просто грабят… Вот оно в чём дело, – проговорила молчавшая до сих пор Алтан-одон. – Кто-то охотится за огненным оружием.
– То-то офицер этот кричал оборванцам – мол, тряпки ваши, остальное наше… – тихо произнесла Сяолан, укачивая сына. – А я его видела, офицера. Я его запомнила.
Юншань и Яна встревоженно переглянулись.
– Только этого не хватало, – процедила госпожа Ли Янь. – Срочно все в повозку – и в Бейши. К тысячнику. Сейчас же. Пока этому самому офицеру не пришла в голову светлая мысль напасть на кош Лугэ.
– Мать дело говорит, – согласился Юншань. – Собирайся, дочка. Ливэя устроим так, чтобы его не трясло в дороге.
– Наш кош тоже пойдёт к Бейши, – произнесла Алтан-одон, по молодости лет не сумевшая скрыть промелькнувшей в глазах тревоги. – Я скажу брату и жениху, они согласятся со мной… Почтенные мастера, послушайте и вы меня. Не отлучайтесь от коша. Здесь вы в безопасности, а в дороге всякое может случиться, даже за полдня, что отделяют вас от дома.
Неизвестно, знал ли тот офицер-разбойник, что спасшаяся от его головорезов женщина запомнила его лицо. Неизвестно, знал ли он вообще, что она спаслась – ведь преследователей кидани хана Елюя перебили всех до единого, и доложить о неудаче было некому. Но если тот офицер не дурак, он должен был подстраховаться. С лёту нападать на степняцкий кош – себе дороже. Нужно было сперва осмотреться, прикинуть парочку планов нападения, а уж потом атаковать. Возможно, только потому нападения ещё не случилось. Возможно, они сами себя накрутили, и ничего подобного тот офицер и в мыслях не держал. Но – бережёного бог бережёт. Княжич Елюй Лугэ, прикинув вероятность нападения и сочтя, что она слишком велика, согласился с сестрой, и кидани принялись сворачивать юрты.
В Бейши явились затемно, уже после закрытия ворот. Но после десяти минут выяснения личностей дежурный офицер распорядился впустить семейство Ли, их свойственников и киданьских княжичей в город. Простые кидани, как обычно в таких случаях, принялись расставлять юрты на пустыре между городом и крестьянскими полями.
К господину Цзян Яовэню их пропустили без лишних формальностей. За семь-то лет привыкли.
Глядя на тысячника, изрядно поседевшего и самую малость погрузневшего, Яна подумала, что их поздний визит совсем ему не в радость. Только, понимаешь, прилёг отдохнуть, как тут же прибегает дежурный и докладывает, что эти ненормальные Ли опять просят о срочном приёме, а кидани княжича Лугэ ставят юрты у стен города. Но что бы он сейчас ни думал, а дело для него всегда было превыше всего.
– Указ… – проворчал он, выслушав мастера Ли. – Ни о каком указе лично я не слышал. А должен был, если учесть, что купцы уже везли ружья… Скажите, почтенный мастер, когда именно в Тайюане огласили этот указ?
– О том надо спросить у моей дочери, господин, – ответил Юншань.
– Тогда я задаю тот же вопрос госпоже Чжоу Ли, – тысячник кивнул сидевшей тихо, как мышонок, Сяолан.
– За четыре дня до нашего отъезда, господин, – неожиданно робко ответила она, стараясь не смотреть на грозного воина, всегда покровительствовавшего их семье.
– Но нападения случались и раньше, господин… – подал голос присутствовавший здесь же дежурный десятник.
– Нападения случались и раньше. Но раньше никто не атаковал купеческий обоз по всем правилам военного искусства, – резонно возразил тысячник Цзян. – Раньше не пытались вырезать людей в обозе до последнего человека.
– Значит…
– Это много чего значит. Возвращайся на своё место, десятник, здесь ты исполнил свой долг.
– Слушаюсь, господин.
Тяжёлый взгляд тысячника ощущался почти физически. Яне стало крайне неуютно.
– Гонец с вестью об указе хуанди должен был опередить купцов, – негромко сказал он. – Но здесь видели только гонца с вестью о возвращении корабля из-за великого океана и открытии дальних земель. Нападения начались до того, как указ зачитали в Тайюане, но нападало грязное отребье. Воины к ним присоединились лишь тогда, когда пошёл обоз с огнестрельным оружием… Не знаю, как вы, почтенный мастер, а я вижу здесь прямую измену. Государственное преступление в самых высоких кругах. И это означает, что все мы здесь в опасности. И я, и вы, и ваша дочь.