В любом случае время на принятие решения ещё есть.
– Даю два месяца, – сказал тысячник, подводя итог недолгому смотру. – Потом устрою испытание обоим. Пройдёте – оставлю под началом Тао. Через год станете десятниками, если он скажет, что достойны. Не пройдёте – так и будете до седых волос в рядовых. Вам понятно?
– Да, господин, – снова хором ответили парни.
– Ступайте.
Два преемника лучше, чем один. Оба местные, оба кое-чем обязаны ему лично. Если он позволит им себя проявить и вознаградит званием десятника, преданнее офицеров ему будет не найти во всей императорской армии.
А пока они готовятся, нужно кое-что сделать. Сущую мелочь. Но эта мелочь, быть может, позволит вывернуться из сложной ситуации с наименьшими потерями.
Бумага, кисточка для письма и тушь – вот то, что для этого нужно.
– Ливэй поправляется, мама, – Сяолан, не желая чувствовать себя обузой для родителей, а может, просто не рискуя нарываться на брюзжание свекрови, находившейся в доме рядом с раненым сыном – большую часть свободного времени посвящала домашнему хозяйству. – Даже может жевать, если еда не слишком твёрдая, но я ему и так всё разминаю и протираю… Наверное, стоит заняться наймом слуг или купить их, если ещё они тут продаются. Скоро переедем, мама… Но ты не волнуйся, дом здесь совсем рядом, у старой торговой площади. Ливэй получит должность младшего таможенного чиновника, уже договорённость есть. Будем часто ходить друг другу в гости…
– Как-то ты это совсем невесело сказала, – заметила Яна, крошившая овощи на ханьскую сковородку с выпуклым дном и длинной ручкой – вок.
– Чему радоваться, мама? – вздохнула приёмная дочь, не отрывая взгляда от разделываемой ею куриной тушки. – Пока господин свёкр жив был, в доме был порядок. Теперь на госпожу свекровь никакой управы не стало. Ливэй чтит мать, а я… я ей никогда не нравилась. Госпожа свекровь всегда считала, что я её сыну не ровня.
– Старо как мир, – усмехнулась Яна. – Своей свекрови я тоже не очень-то понравилась. Правда, мой первый муж сразу заявил, что он уже большой мальчик, и свою жизнь будет строить так, как посчитает нужным. И… у нас всё получилось. Но у нас другие порядки. У нас принято, чтобы женатые сыновья отделялись от родителей и жили своим умом. Здесь не так… к сожалению.
– А… твоя прежняя свекровь… Она даже не обвинила тебя в смерти сына?
– Мы плакали, обнявшись, когда она приехала, – воспоминание было не из приятных, и Яна поспешила сменить тему. – Это ты к чему спросила? Неужели Таофан посмела…
– Посмела, – глухо сказала Сяолан, кромсая ни в чём не повинную курятину. – Прямо при моём муже и заявила, что приложит все усилия, чтобы он со мной развёлся.
– При мне, стало быть, не рискнула.
– Она тебя боится и считает, что ты на меня плохо влияешь.
– А не поговорить ли мне с ней по-родственному, а, доченька? – мечтательно протянула Яна. – Мне кажется, после того, что ты сделала для вашей семьи, её заявление несколько неуместно.
– Мама, ну чего ты этим добьёшься? – ещё один тяжёлый вздох. – Только хуже будет.
– Ну, хорошо. А если я, к примеру, поведаю всем соседкам о её намерении выгнать тебя – кому будет хуже? Если на рынке все торговки начнут судачить о том, какая она неблагодарная тварь? Если эти слухи дойдут до ушей господина тысячника и его супруги? О том, как вы спаслись, давно все знают, впечатление от слухов будет такое, какое надо. Вот об этом я и хочу с ней побеседовать. Интересно, что она предпочтёт в итоге?.. Порезала мясо? Давай сюда, я посолю и приправлю. А ты займись пока рисом.
Какое-то время на кухоньке слышно было только, как стучит деревянная ложка в казанке с варившимся рисом и как шипит на сковороде поджариваемое в овощах и масле куриное мясо. Плиту давно переделали под запросы Яны – теперь на ней было два съёмных котла и духовка для выпечки. От неё же в холодное время и обогревались, кан в доме был расположен так, чтобы все комнаты были тёплыми. Две хозяйки здесь могли чувствовать себя вполне комфортно и готовить, не выясняя, чей черёд занимать котёл. Обычно Яна готовила здесь в паре с Хян, но сегодня кореянку отправили прясть толстую нитку для вязания и присматривать за малышами. Сяолан уже который день выглядела удручённой, откровенный разговор прямо-таки напрашивался… Что ж, поговорили. Невесело получилось.
– Имя сыну пока ещё не дали? – спросила Яна, начиная вторую серию непростого разговора.
– Ливэй хочет дать ему сразу имя-мин в честь погибшего отца – Цзылинь, – ответила дочь. – Хоть и страшновато это – называть в память об умершем такой смертью. А госпожа свекровь хочет, чтобы его имя отражало почтение к предкам – Яоцзу. Меня, конечно же, никто спрашивать не обязан.
– Отец так не считает.
– Отец тебя любит и уважает. Потому считает некоторые отступления от традиций малозначащими. Мой муж меня тоже любит, но перечить матери не в его характере.
– Значит, начинать придётся не с угрозы распустить слухи, а с самих слухов, – постановила Яна. – Увы. Дуракам закон не писан… про дур вообще молчу.
– Ну, мам, зачем ты так? – Сяолан перешла на русский язык ради конспирации. – Не такая уж она и дура.
– Да? – хмыкнула Яна, высыпая вкусно пахнущую мясную поджарку в глиняную миску. – Её муж погиб, её сын ранен, её невестка спасла ей жизнь и внука родила, а у неё на уме только одно – как она будет царствовать в доме и помыкать вами. Зеркало потребовала. Платья из сундуков уже вытаскивает, к моим украшениям примеривается и тонко намекает на подарки. Ты бы так поступила?
– Нет, никогда.
– И я – нет. По-твоему, она всё это от большого ума делает? Я, естественно, никому ничего не говорила о её поведении. Но если скажу, все придут к выводу, что она рада смерти мужа и болезни сына. А ей здесь ещё жить. Но если твоей свекрови укорот не дать с самого начала, она вас живьём съест, потому… Схожу-ка я за зеленью, и рыбы ещё куплю. Ты замеси пока тесто на пирог.
– Мне твои рыбные пироги целый год снились, – тепло улыбнулась Сяолан. – И… Я тебя знаю. Ты не отступишь от своего. Только прошу, мам, прежде чем делать, подумай, как сделать, чтобы никому не стало хуже.
– Так не бывает, чтобы совсем уж никому хуже не становилось, – философски заметила Яна, вынимая из-под столика плетёную корзинку. – Хотя это с какой стороны посмотреть.
И пошла переодеваться – старое платье, которое она донашивала ради готовки на кухне, для выхода на улицу не годилось. Здесь не было принято менять наряды каждый сезон. К тому же каждому сословию полагался особый покрой и цвета одежды, и строго регламентировалось дозволенное её количество. Жена ремесленника или небогатого купца имела право на четыре повседневных платья и одно праздничное. С последним понятно, его надевали хорошо, если раз в год. Повседневные по мере износа переходили из разряда выходных в разряд домашних, домашние – в категорию «для чёрной работы». И только когда оно уже состояло целиком из заплаток, его списывали «на тряпки» и шили, либо покупали новое. Качество ханьских тканей в то время было весьма неплохим, и платья иногда держались у аккуратных женщин годами. Большой аккуратисткой Яна себя не считала, и была избалована веком промышленного производства одежды. Правда, никогда не страдала обычной женской болезнью «полный шкаф, а надеть нечего», но чтобы носить – даже в доме – одну футболку больше двух сезонов… За семь лет она уже сносила два повседневных платья, третье на подходе. Пристойных швей в Бейши ещё не завелось, приходилось покупать ткань и шить самой, благо мамины уроки ещё не забылись.
Выполнять коварный план по распусканию слухов в одиночку не стоило, и Яна зашла к Чунпин с предложением сходить на рынок. Та, быстро прикинув, чего ей не хватает на кухне, подвесила к поясу шнурок с деньгами, взяла корзину, оставила дом на дочек и пошла. Поход за продуктами – одно из немногих развлечений простолюдинки в глухой провинции. Желательно, чтобы это событие проходило в компании соседок – хороший случай почесать языки… Возвращалась Яна через час с небольшим, будучи стопроцентно уверенной, что подруга расстарается и разболтает поразительную новость всем соседкам. Тем более, Чунпин задержалась в торговых рядах, чтобы купить ещё кое-что по мелочи. Разве она удержится от соблазна поболтать с парочкой знакомых торговок? Да ни в жизнь… Но какова свекровь у Сяолан, а? Пока муж был жив, держалась тише воды, ниже травы, а теперь волю почуяла. Ладно бы, ещё начала наряжаться и хвостом вертеть, надеясь снова выйти замуж. Этого Яна не могла принять в силу своего характера, но понять вполне могла. В Поднебесной женщина могла быть либо при отце, либо при муже, либо при сыне. Понятно, что нестарой и ещё привлекательной женщине хотелось бы ещё немножко пожить для себя, не превращаясь в безнадёжную сиделку при внуках. Но Чжоу Ван Таофан не к этому стремилась. Ей нестерпимо, прямо-таки болезненно хотелось кем-то покомандовать, чтобы компенсировать годы послушания перед мужем. Она готова была сломать жизнь сыну и невестке ради удовлетворения этой внезапно проявившейся страсти. И Яна собиралась пресекать сие непотребство старым проверенным китайским способом.
Неблагодарность – грех не только у ханьцев. Но именно у ханьцев эта черта характера считалась одной из самых позорных. На что рассчитывала «госпожа свекровь»? О, её расчёт покоился на железобетонной уверенности, что сын и невестка не посмеют выносить сор из избы и жаловаться на неё. Это было вполне в ханьских традициях, и её уверенность была обоснована. Но увы, приёмная мать невестки не была хань. Ей было плевать на сор из избы, но совсем не плевать на счастье дочери.
Будь Таофан хоть немного умнее, достаточно было бы и завуалированных угроз. Но люди, подобные ей, к великому сожалению, понимают свою неправоту только в одном случае: когда им за это хорошенько «прилетает». Вот и «прилетит». Сперва на неё начнут коситься, потом напридумывают что-нибудь от себя и подбавят жару под сковородкой. А там, глядишь, с наймом слуг возникнут сложности, и родной сын начнёт непочтительно огрызаться на поучения матушки, не способной даже дом обустроить. Яна постаралась смягчить удар, чтобы молва не слишком уж сильно приложила родственн