Тут уже я удивился. Ничего себе у папика связи.
— Так вот, господин Найдёнов. Мне очень не нравится, когда у меня воруют. Но ещё больше мне не нравится, что могут подумать. Вы вот подумали. Не отпирайтесь, подумали, ещё как.
— А вы пойдите в полицию, признайтесь, — отвечаю. — Чистосердечно.
— Полиция долго думать да разбираться не станет. Некому там. Иван Витальевич вон, без памяти лежит. Викентий Васильевич, зам его, орёл, спору нет. Но сам бегать не станет, не по чину. А больше и некому. Вы же у Филинова работали. А он, хотя и подлец первостатейный, кого попало к себе не возьмёт.
— Филинов умер, — говорю. — Ничего?
— За это я вас упрекать не стану. А вот обезопасить себя хочу. Давайте так — я вам полное доверие и всё, что нужно для розысков. А вы мне — усердие и полный отчёт.
Ух ты. Да это что, он купить меня хочет? Нужного человечка в полиции заиметь? Вот хмырь.
Поднял он руку, пальцами пощёлкал. Сзади затопали. Я обернулся, смотрю: горничной Анюты в комнате уже нет. Стоит позади какой-то человек. Да не простой. Очень похож на того стряпчего, что мне заклятье на верность ставил. Тогда, у Филинова.
— Вот, господин Найдёнов, моя гарантия. Сей господин возьмёт с вас клятву, а вы её дадите. Что дело моё честно поведёте. И никому о нём не скажете.
— А если я не хочу клятву давать? — эх, если бы не эти амбалы, я бы уже папашу лицом в скатерть уронил. Чтоб знал, как над девушками измываться. — Что будет?
Почесал папик бровь рукоятью трости, сделал грустное лицо.
— Напрасно вы, господин Найдёнов, так себя держите. Я к вам со всей душой и пониманием. Что будет... Можно начальству вашему кое-что рассказать. Вы молодец шустрый, наследить успели. Для карьеры это ох как нехорошо. Если этого мало, можно и по-другому приструнить.
Тут из коридора топот раздался. В комнату втащили молоденькую гоблинку и мальца Микки.
— Видите? — папик говорит. — Невинные жертвы обстоятельств. Что с ними будет, зависит от вас. Мне даже делать ничего не нужно. Ваши товарищи по службе сами всё сделают.
Вот гад. И ведь правда — стоит ему пальцем шевельнуть, и до свиданья. Будет гоблинка моя, вместо учёбы на медика, землю пахать и коровам хвосты крутить. А что с Микки будет, даже думать не хочу.
— Ладно, — говорю. — Так и быть. Помогу вам. Динамит искать — наша работа.
— Тогда приступим, — папик кивнул стряпчему. — Начинайте.
Глава 16
Стряпчий вышел вперёд. Положил на стол папку с документами. Вытащил бумажку, подал покровителю Генриетты. Тот посмотрел, кивнул. Из саквояжа появились чернильница и перо. Папик макнул перо в чернильницу, черкнул роспись.
Стряпчий открыл несессер. Вытянул камешек на верёвочке. Обыкновенный камень, таких полно валяется. Сказал:
— Протяните руку, юноша. Ладонью вверх. Когда я скажу — алле! — сожмите пальцы.
Я вытянул руку.
Стряпчий говорит:
— Сейчас я буду читать с бумаги, а вы повторяйте. Амулет сильный, но действует один раз. Так что постарайтесь повторить всё точно.
Камешек лёг мне на ладонь.
Только стряпчий рот открыл, я спрашиваю:
— А если человеку уже делали заклятье на верность? Это ничего?
Стряпчий говорит:
— Рукой не двигайте. Ничего. Если одна верность не противоречит другой, ничего не будет.
— А если тот, первый, умер? Что будет?
Стряпчий посмотрел удивлённо. Лоб наморщил, спрашивает:
— Давно умер?
— Да нет, — отвечаю, — недавно. Недели не прошло.
Стряпчий как-то задёргался, говорит:
— Господин Алексеев, надо предупреждать, когда случай сложный.
Покровитель Генриетты отмахнулся:
— Вас, мэтр, на простые случаи не приглашают. Делайте своё дело.
— Да, но тогда дороже выйдет, — мэтр говорит.
— Сколько?
— Вдвое.
— Ладно.
Тут я снова влез:
— А что бывает, когда случай сложный? Каковы побочные эффекты?
Это я в бумажках с бабкиным лекарством прочёл. Там есть такое — побочные эффекты. Такую жесть прочитал, не знал потом как развидеть.
Стряпчий аж глаза закатил:
— Кхм, бывали случаи, когда клиент после гибели объекта привязки впадал в буйство. До скорбного дома доходило. Лечение препаратами ртути и вытяжкой крупноплодного красноцвета весьма...
Папик по столу хлопнул:
— Довольно! Господин Найдёнов, хватит паясничать!
Стряпчий губами пожевал, бормочет:
— Не помешало бы втрое накинуть, господин заказчик. Случай весьма непростой...
— Делайте своё дело, — отрезал покровитель Генриетты. — Уговор дороже денег.
Вздохнул стряпчий, ко мне повернулся, говорит:
— Итак. Повторяйте за мной, юноша.
Гоблинка вдруг сказала:
— Не надо, Дмитрий! Не делайте этого!
Посмотрел я на неё, а она чуть не плачет.
— Ничего, — говорю, — всё нормально. Не бойтесь за меня.
Амулет улёгся в мою ладонь.
Мэтр поднял бумажку, глянул поверх очков и забубнил слова договора.
Амбалы чуток отодвинулись — видать, магии боятся. Да и куда я денусь?
Малец Микки зажал острые уши ладошками, глаза зажмурил.
Папик сидит, слушает внимательно, тросточку свою в руках мусолит. Волнуется маленько. Вдруг взбрыкнёт стажёр Найдёнов.
Повторяю за стряпчим. Под рукавом моей фрачной рубашки, плотно намотанная, холодит кожу золотая цепочка. На цепочке подвешен подарок Альвинии — драгоценный кошачий глаз в золотой оплётке.
Говорю, а с каждым словом цепочка на моей руке всё холоднее. Жжёт кожу, как железка на морозе. Кажется, бусина кошачьего камня даже звенит от холода. Или это в ушах у меня звенит?
Стряпчий выговорил последние слова. Резко сказал:
— Алле!
Представил я себе моего призрачного котика. Мысленно позвал: «Талисман! Котя! Талисман!»
Печать на моём плече, наложенная старшим эльвом, как огнём зажглась. Руку прострелило судорогой. В спину впились невидимые, но острые кошачьи когти. Призрачный котик Талисман уселся мне на плечо, потёрся пушистой щекой о моё ухо.
Сжал я камень в ладони — как будто ежа схватил. Раскалённого, в иголках.
Захрустело. Словно печенька в руке раскрошилась.
Разжал пальцы, смотрю — в ладони вместо булыжника мелкая каменная крошка и обрывок верёвочки.
Амбалы за моей спиной дружно охнули. Стряпчий на ладонь мне уставился, глазами моргает.
— Ну что? — покровитель Генриетты говорит. — Сделано дело?
Поморгал стряпчий, глянул на меня с испугом, ответил:
— Да, всё в порядке. Амулет уничтожен, значит, сработало.
А сам как-то задёргался, несессер свой сложил, говорит:
— С вас две цены, как договаривались.
Помещик Алексеев бумажник вытащил, две белые бумажки отмусолил:
— Держите, мэтр.
Стряпчий деньги взял, на меня напоследок глянул, странно так, и быстренько ушёл. Только каблуки застучали.
Повернулся я к Алексееву, говорю:
— Ну что, договор? — и руку ему протянул.
Вижу, не хочет он мне руку жать, брезгует. Я же для него так — наёмный работник, мальчик на побегушках. Но ничего, помещик с дивана встал, тоже руку протянул:
— Договорились.
Сжал я ему ладонь покрепче. Крошки от рассыпавшегося амулета укололи кожу. Ну, давай, котик Талисман, не подведи. Покажи, что этот хмырь вытворяет незаконного. Я же ведь только для этого старался, овечкой прикидывался. С амбалами не дрался, на всё соглашался... Чтоб хмырю этому руку без помех пожать. Чтобы видение получить, как тогда, в полицейском подвале, у трупа гоблина.
А заклятье мне нипочём. Тогда, у Филинова, похожее заклятье не очень-то сработало. Наверное, из-за моей печати. Ведь как сказал покойный Альфрид, подельник мой: ты гаситель, Дмитрий. Редкий дар, высоко ценится у тех, кто понимает...
Так что плевать мне было на Филинова, в опасности он или нет.
Сейчас хотел я увидеть, как помещик Алексеев динамит в паровоз засовывает. Хотел увидеть, как он заклятье на молчание ставит. Что его Рыбаком называют...
А увидел, как этот гад в постели с моей девушкой кувыркается. Да не один раз. Прямо здесь, на диване, на ковре, в ванной... Ох, ёлки... Лучше бы мне ничего не видеть, чем такое. И пользы никакой, и на душе мерзко, словами не передать.
Выпустил я его руку, ладонь о штаны вытер. А папик улыбнулся, говорит:
— За дело, господин полицейский. Время не ждёт!
***
Так что наутро, едва рассвело, покатили мы до каменного карьера. Я и моя охрана. Подпрапорщик Кошкин и двое служивых — рядовой Банник и рядовой Шнитке. С комфортом покатили, на личной коляске господина Алексеева. Помещика и бизнесмена.
Не поскупился Алексеев, денег отсыпал бумажками и серебром — на разные нужды. Да ещё собственной рукой записочку начеркал — для управляющего. Чтобы встретили нас как полагается, и всякое содействие господину Найдёнову оказали.
Покатили с ветерком. Мимо полей и лесов. Всё вокруг в снегу, солнце красным краешком над горизонтом встаёт, красота. Но как вылезли из коляски, всё удовольствие и закончилось. Мрачное место — каменный карьер. Глушь, лес кругом и ветер ледяной насквозь.
Домишки возле карьера деревянные, для управляющего, для охраны. Работяги в бараках живут, так себе жильё.
Управляющего чуть кондратий не хватил, когда мы появились. Ещё бы, полицейский со значком и офицер с солдатами.
Пока я бумажку от хозяина — господина Алексеева — из кармана доставал, бедняга весь употел от волнения.
Бумажку взял, прочитал, выдохнул с облегчением, лоб утёр.
— Так вас хозяин прислал? — говорит. — Всё покажем, всё расскажем в лучшем виде. Вот, извольте, бумаги, книги бухгалтерские. Всё в полном порядке.
— Книги я потом посмотрю, — отвечаю. Сурово так, чтоб не радовался слишком. — Сначала пройдёмся. Свой глазок — смотрок.
— Сию минуту! — управляющий шубу лисью накинул, шапку надвинул поглубже. — Пожалуйте за мной. Самолично проведу, раз хозяин велел.
Пошли мы смотреть. Мрачное место, не хотел бы я здесь работать. Повезло мне, что я в тело полицейского стажёра попал. А если бы сюда... даже думать не хочется.