— Ну, дочка, что ты мне расскажешь? Где была? — спросил Артуро.
— Да нигде. Гуляла, — ответила Анна.
— Сандра, передай соль.
Услышав просьбу, Сандра схватила солонку и почти швырнула ее мужу.
— Спасибо, — кивнул Артуро, посолил помидор и снова обратился к дочери: — А на море ты сегодня ходила?
Анна подумала, что все-таки любит отца, несмотря ни на что. Ей нравилось ужинать вот так, вчетвером. То есть втроем, Алессио-то не было. Достойное завершение дня, в конце концов.
— Нет, неохота было. Мы просто гуляли с Франческой.
Артуро всмотрелся в лицо дочери.
— А это что такое? — помрачнел он. — Что, уже начала, да? Уже красишься? — На стол полетела смятая салфетка. — И ты, Сандра, в таком виде выпускаешь ее из дому?
Мир длился ровно четыре минуты. И то хорошо, подумала Анна. Аппетит у нее пропал. Желудок выворачивало от злости, хотелось всех послать к чертовой матери.
— Нет, ты видела? В два пальца грим на морде! Черт, как настоящая шлюха! — Артуро в гневе поднялся.
— Еще раз услышу такое о моей дочери — не знаю, что с тобой сделаю! — взвилась Сандра.
Анна закрыла глаза. Эти двое — как бомбы с часовым механизмом, того и гляди, весь дом разнесут. Макароны в тарелке окончательно остыли.
Теперь ей хотелось крикнуть в лицо отцу: лучше бы ты, подонок, оставался там, где был! Надоело уже — как только приходишь, начинается ор. Какого черта, спрашивается? Мне уже почти четырнадцать! Сволочь такая, только и можешь, что во всякое дерьмо вляпываться, не выступал бы!
Но, конечно, она промолчала. Она была по горло сыта репертуаром своего папаши. То исчезает, то появляется, то улыбки расточает, то устраивает разнос. И за что? Кто дал ему право судить ее?
— Анна!!! — Артуро стукнул кулаком по столу. — Иди умойся! И смотри, еще раз увижу тебя в таком виде… — Он схватил солонку и в гневе запустил в стену. — Вообще из дому не выйдешь!!!
Довольная, что можно уйти, Анна пулей вылетела из кухни.
В ванной, оказавшись один на один с зеркалом, она скорчила гримасу. Даже пожрать не дали! А соус и вправду вкусный был… Черт, эта сволочь появляется, когда ему вздумается, и начинает играть в папочку. Нашел из-за чего мозги компостировать — из-за грамма косметики. Да пошел он!
Она включила воду и засунула голову под кран. Но вопли отца назойливо лезли в уши:
— Пока не стукнет восемнадцать, ты этим дерьмом мазаться не будешь! Не будешь, ясно?!
— Остынь, а, — прошипела Сандра, убирая тарелки со стола. — Если твоя дочь слегка подведет глаза, хуже от этого не будет. Проблема не в этом.
В чем — она не стала уточнять.
Умывшись, Анна и не думала возвращаться на кухню. Она прошла в комнату, включила радио на полную мощность и подумала о Франческе. Похоже, им пора бежать… Она представила, как они с подругой тайком пробираются в порт и дожидаются парома на Эльбу. В банданах и темных очках, как в детективе… Ну уж нет, уйти должна не она, а он, отец. И почему мама не даст ему пинка под зад?
Если бы Анна вернулась на кухню, она бы обнаружила своего отца спокойно сидящим у телевизора. Так уж был устроен Артуро: закатив сцену и перебив пару тарелок, он снова становился веселым и приветливым.
Сандра была другой.
Она прошла на балкон, вытряхнула скатерть, надела перчатки и стала мыть тарелки. Она ни разу не обернулась в сторону мужа, который с увлечением смотрел шоу «Ходят слухи».
Затем она подмела пол, взяла пакет с мусором и спустилась во двор, к помойке.
Нужно пройтись, а то я ему шею сверну.
Когда она вернулась, Артуро по-прежнему сидел перед телевизором.
В доме он палец о палец не ударит!
— Послушай, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнесла Сандра, усаживаясь напротив мужа.
На лице Артуро безошибочно читалось: ну все, понеслась.
— Объясни мне, почему ты три дня не приходил ночевать, почему в течение этих трех дней мне постоянно звонят из банка и грозят катастрофическими последствиями и почему на нашем общем счету не хватает трех миллионов? — Она тяжело вздохнула. — И еще объясни мне, как мы выплатим кредит за посудомойку, за автомагнитолу и за… я уже сама не помню за что, не лишившись при этом крыши над головой?
У Артуро кольнуло в груди. Глядя на усталое лицо жены, он ощутил себя полным ничтожеством. Но момент раскаяния длился недолго.
— Хорошо, Сандра. Я тебе все объясню. Если ты мне дашь договорить и не станешь прерывать, я все расскажу, и ты поймешь, что нет никаких проблем.
Сандра приподняла бровь. Даже после двадцати лет брака она была готова слушать его и… и делать вид, что верит.
— Да, я действительно уволился.
Сердце Сандры ухнуло куда-то вниз.
— Но давай посмотрим объективно. — Артуро поднялся и картинно покачал пальцем. — Объективно говоря, я не мог продолжать там гробиться, терпеть всяческие притеснения — и все это за мизерную плату! В общем… — Он сглотнул, чтобы потянуть время и подыскать слова. — В общем, мне представилась возможность… какая представляется раз в жизни! Новая работа, Сандра, настоящая. Клянусь, не работа, а клад!
— И что же это за клад?
— Торговля, Сандра! Антиквариат, произведения искусства — надежная область, гарантированный заработок. Ты же знаешь, я всегда интересовался такими вещами. Торговля — это мой конек, а теперь мне представилась возможность! — Артуро говорил, заражаясь энтузиазмом от собственных слов.
«Боже, он действительно верит в эту хрень», — подумала Сандра.
— Один хороший друг предложил мне войти в дело. Антиквариат! Это развивающийся рынок, рынок, расширяющий границы!
— Антиквариат… — свистящим шепотом повторила Сандра. — И кто же этот твой друг?
Артуро пару раз кашлянул, чтобы прочистить горло, и ответил:
— Паскуале.
Сандра мгновенно побледнела.
— Паскуале?!! — закричала она. Это не тот ли Паскуале, у которого абонемент в каталажке? Который больше времени провел в тюрьме, чем с собственной семьей?!
Артуро снова почувствовал себя последней сволочью. Однако он быстро оправился:
— Да нет же, Санра, ты не поняла. Паскуале — прекрасный человек, добряк, просто ему в жизни не повезло… Антиквариат… ну, то, чем я собираюсь заниматься…
Сандра знаком попросила его замолчать и поднялась со стула.
— На самом деле, Артуро, — сказала она, — на самом деле мне тебя даже жалко. Ты и сам не понимаешь, какие бредни несешь.
Ночью Сандра долго смотрела на спавшего рядом с ней человека. Бедный, бедный Артуро… Она вышла за него замуж, она родила от него детей, и никто, ни сейчас, ни позже, не сможет заменить… Несмотря на это, она всерьез подумывала о разводе.
Жить с Артуро невозможно. В конце концов, она несет ответственность — хотя бы перед детьми. Что она им оставит? Долги? Ждать больше нечего, и развод — единственный выход. И все же она любила этого мужчину…
Сандра зарылась лицом в подушку и закрыла глаза. Сон не шел. Да, надо разводиться, всему есть предел. Тишину ночи разрывали крики с улицы, по дороге на бешеной скорости проносились автомобили.
Хорошо бы все начать сначала и иметь в распоряжении восемь или десять жизней…
Ей вспомнился отец, герой Сопротивления, получивший медаль из рук президента. Он проработал всю жизнь и даже потерял ногу на том же заводе, откуда уволили ее мужа.
Артуро… Она мысленно вернулась в тот жаркий августовский день, когда в сосновом лесу Фоллоники, более двадцати лет назад, впервые встретила своего мужа. Будущего мужа… Тогда она сразу поняла — по тому, как он себя вел, как закуривал, как трепался о каких-то прожектах, — что человек он бестолковый.
Поняла — и дальше что? Разве нельзя ничего изменить? Ведь каждый сам решает, как выстраивать свою жизнь. Один становится вором, а другой — сыщиком, или рабочим, или продавцом в гастрономе «Кооп», или проституткой… Все это личный выбор, и никакой Берлускони не может на него повлиять.
«Завтра же позвоню адвокату, — решила Сандра. — Да, мне хорошо с этим мужчиной в постели. Но я хочу быть другой — настоящей».
10
Алессио несся по пустынной дороге, освещаемой редкими тусклыми фонарями. Было одиннадцать вечера. Магнитола грохотала на полную мощность.
Его «пежо» не спутаешь ни с каким другим, потому что на нем три спойлера, как на бэтмобиле. Еще и корпус опущен на целых десять сантиметров — так круче. И все же мечтой Алессио оставался «Гольф GT».
Рядом с Алессио, выставив локоть в окно, сидел Кристиано, друг детства. Оба были не пристегнуты. Разговаривать они не могли: музыка забивала голоса. Впрочем, Алессио не любил болтать.
В десять, когда закончилась смена, он смыл под душем коксовую черноту с тела, проштамповал карточку и прыгнул в машину. Позади были восемь часов сидения на мостовом кране. Другой бы взвыл, а ему хоть бы хны. Какой сон в субботу вечером, да еще летом! На дискотеках полно телочек!
Алессио заехал за Кристиано, потом в придорожной пиццерии съел пару кусков пиццы и, прихватив пиво, понесся на машине в темноту окраин. Следя за дорогой с привычной сосредоточенностью, он промчался вдоль корпусов «Магоны», оставил позади рабочие кварталы и теперь ехал мимо порта.
— Может, в «Джильду» поедем? — прокричал Кристиано.
Алессио не ответил. На сталелитейном заводе он проработал семь лет из своих двадцати трех — какое-то время разгребал уголь, потом чугун, и вот совсем недавно его определили на мостовой кран. Но от работы он не получал такого кайфа, как от вождения. Когда он мчался по дороге под оглушительный рев музыки, кровь быстрее пульсировала у него в венах. Чаще всего Алессио слушал хард-техно, в том числе и на заводе, воткнув в уши наушники МР3-плеера. Сталь цвета крови и навязчивое тынц-тынц в ушах заставляли его чувствовать себя, как на войне.
— Алё! Говорю, может, в «Джильду» махнем?
Алессио свернул с шоссе, и под колесами зашуршал гравий. Фонарей здесь не было, поэтому пришлось сбавить газ.