Ну что ж, надо отдохнуть, а то башка уже гудеть начала — все–таки получил по ней, да и ночка выдалась трудная. Денек обещает быть не легче, надо поспать.
Снова проснулся я уже днем — меня за плечо трясла Хатеми. Делала она это довольно долго, поэтому была снова не в духе.
— Наруто, проснись. Открывай глаза, я вижу, что ты уже не спишь! — она продолжала трясти меня за плечо, к счастью, за здоровое — Тебе надо принять укрепляющий состав, потом поешь и тебе придется ответить на несколько вопросов. АНБУ. Они хотят с тобой пообщаться. И еще. Будь готов, тебе предстоит разговор с госпожой Инудзуки Тсумэ — она настаивала на встрече с тобой, у меня не было основания отказать ей. Она мать Кибы и Сена, и к тому же глава клана Инудзуки. У нее тяжелый характер, так что готовься к серьезной беседе. Если она будет тебя в чем–то обвинять, то, в чем ты не виноват, не вздумай соглашаться, как бы она на тебя не давила! Потом посоветуешься со мной, мы вместе придумаем, как быть дальше. И да, она здорово умеет чувствовать ложь, так что постарайся быть как можно более искренним. Но не в ущерб себе — если тебе нечего будет ей сказать, то лучше промолчи. Понял меня?
— Да, Хатеми–сан, а кто такой Сен?
— Это старший брат Кибы, ее средний ребенок. Которому ты сломал руку в локте и чуть не вышиб тот заплесневелый мусор, который у него вместо мозгов — она презрительно фыркнула — Как у настолько умной женщины, как Тсумэ, могли появиться настолько безмозглые отпрыски, мне непонятно, хотя, дочка вроде вся в маму — последние слова она пробубнила себе под нос.
Ну что ж, этого стоило ожидать. Линию поведения я продумал, да там и продумывать особо нечего, интересно, с чем она ко мне пожаловала.
Беседа с представителями АНБУ прошла вполне себе ожидаемо. Шиноби средних лет, мне незнакомый, представившийся как Сарутоби Асума, позадавал вопросы, тоже ожидаемые, вроде: что я делал так поздно на улице, да где я был до этого, почему я решил, что мне хотят причинить вред, как именно я отбивался, были ли у меня конфликты с соучениками ранее, угрожали ли мне, и тому подобное. Ответы мои были насквозь правдивы, скрывать особо было нечего. Единственное о чем я не стал распространяться — о деталях самой стычки: сказал что не помню, дескать, многое забыл из–за морального потрясения и шока, а также вследствие нанесенных мне побоев, да и вообще — от неожиданности потерял голову и убегал от врагов куда глаза глядят! Какое уж там осознанное сопротивление. Асума скептически похмыкал, но сомневаться вслух не стал. Я поинтересовался, приняты ли какие то меры, в отношении нападавших — получил ответ, что таковые находятся в соседних со мной палатах, с повреждениями разной степени тяжести, но меры к ним, безусловно, будут приняты. На встречный вопрос, где я наловчился так ловко наносить побои, я возразил, что били то в основном меня, а травмы видимо, нападавшими были получены в силу собственной неуклюжести и общего скудоумия, так как драться я не умею и учиться мне негде. Тренируюсь, дескать, конечно самостоятельно — бегаю там, подтягиваюсь, отжимаюсь, чтобы в академии белой вороной не казаться на уроках тайдзюцу, и перед девчонками не позориться — но немного, в силу своего невеликого детского разумения. Как–то так завернул — Асума снова задумчиво похмыкал, спросил еще какие–то мелочи и с миром отбыл. Мне кстати показалось, что ничего принципиально нового он для себя не услышал. А еще, похоже, что запирать меня в яму пока не собираются? Это определенно не может не радовать — видимо, виновником происшествия меня все–таки не считают, так что, пока не попробовать мне местной тюремной баланды — обойдусь больничной!
Буквально через пару минут после его ухода в палате появились следующие посетители, и я им был не рад. Ими оказались высокая, чуть полноватая женщина в темной одежде, лет сорока на вид, и коротко (для девушки) стриженая темноволосая девушка, на несколько лет меня старше. Симпатичная, кстати, хотя зыркает на меня весьма злобно. Мамаша шаловливых братцев, наверняка, и кто еще? Сестрица, поди? Жен то им еще рано иметь.
Так оно и оказалось.
Я, шипя от боли в обожженном боку, воздвигся с кровати и обозначил попытку поприветствовать сих достойных дам учтивым поклоном.
— Сиди, Наруто–кун. Тебе не стоит сейчас много двигаться.
(какая трогательная забота)
— Меня зовут Тсумэ Инудзуки, а это моя дочь, Хана. Я хотела бы поговорить с тобой, о вчерашнем — при этих словах девочка сжала губы и еще раз прошлась по мне злобным взглядом, матушка ее же была невозмутима.
— Это большая честь для меня, познакомиться с вами, Тсумэ–сама, Хана–химэ. Жаль, что все так произошло. Я действительно сожалею…
— Киба рассказал мне, что ты первый напал на них? Этому были какие–то причины? — она пристально посмотрела мне в глаза — Мои дети рассказали мне, что вы часто ссорились и даже дрались.
— Это так, Тсумэ–сама, мы ссорились порой, но напасть первым на группу ребят старше себя? Нет, боюсь, ваш сын вам солгал.
Женщина пожевала губами.
— Я… Тоже так думаю, Наруто. Как это не прискорбно. Очень грустно слышать столь неуклюжую ложь от своего сына, тем более, их всех застали на месте происшествия.
— Надеюсь, с ними все в порядке? То есть, я хотел сказать…
— Ты защищался Наруто. Не беспокойся, я не буду предъявлять тебе претензии. Наоборот, я хочу принести тебе извинения — девчонка, сидящая рядом с ней, вспыхнула и собралась высказаться, но женщина заткнула ее одним движением ладони — Лично. От всего клана Инудзуки и от себя в частности, как матери двух глупых детей.
Никуда мне не уперлись твои извинения. И ими одними ты не отделаешься.
Хотя понять ее можно: послали же боги детишек, впору, наверное, пожалеть, что противозачаточным зельем вовремя не пользовалась. Теперь вот, виниться приходится, за выкрутасы двух ошибок молодости, лежащих в соседних палатах!
— Вам не за что извиняться, Тсумэ–сама! Никто не виноват, что Киба–кун и Сен–кун плохо слушали ваши наставления и совсем не желают приобщаться к вашей мудрости! Уверен, что вы учили их быть достойными своего клана и своей мудрой матери, но они не послушали.
— Да, это печально, но так и есть. И я надеюсь, конфликтов между вами больше не будет, не так ли? Скажи мне, что ты об этом думаешь, я хочу знать, что у тебя на сердце. Не таи зла, Наруто, прошу тебя.
— Спасибо вам, я уверен, что вы сумеете воспитать сыновей шиноби, достойными своего клана. Но… Вы знаете… Я… Был напуган. Кто может дать гарантии, что такое более не повториться? За меня некому заступиться, мои родители мертвы, а другой родни нету. А сироту может обидеть каждый. И совсем некому помочь. И даже сейчас я должен думать о том, как выжить — ведь из–за побоев я не смогу работать, посещать академию.
— Мы можем компенсировать тебе то, что ты бы заработал в клинике, а занятия — потом наверстаешь — умная тетка видимо поняла, куда я клоню.
— Спасибо вам, госпожа, но я не закончил — я опустил глаза в пол, от смущения и волнения, как бы — Я… Подумал… Возможно, мне стоит обратиться к Хокаге, он должен мне помочь, ведь я пострадал не по своей вине. А еще, возможно, мне стоит просить покровительства одного из кланов Конохи. Не вашего, нет, конфликт с вашими сыновьями не позволит мне просить о такой чести. Госпожа Яманака Хатеми была добра ко мне, возможно, ее удастся уговорить устроить мне встречу с главой клана Яманака? — я незаметно поглядывал на женщину краем глаза — ту от последних слов перекосило, но она моментально взяла себя в руки.
— Продолжай, Наруто…
— И… Я много слышал хорошего о достойном клане Хьюга. Может быть, они согласятся принять сироту? Пускай и младшим членом клана. Я же буду вечно помнить их доброту!
От этих слов на лице женщины проступило явственное желание обнять меня, желательно, за шею, и держать крепко–крепко, пока ножки дрыгаться не перестанут.
— Не стоит, Наруто. Членами клана крайне редко становятся посторонние, ты уж мне поверь. А попросив и получив отказ, ты покроешь себя несмываемым позором. Вернемся к вопросу компенсации. В какую сумму ты оцениваешь ущерб, который тебе нанесли мои непутевые дети?
— Шесть тысяч ре, госпожа Инудзуки.
Девчонка поперхнулась и закашлялась, и снова собралась высказать мне все, что думает о том кто я такой и куда мне следует пойти с такими запросами, но была снова остановлена повелительным взмахом ладони.
Да уж, властная тетка.
— Хорошо, будет по–твоему. Что–то еще?
— Нет, этого достаточно.
— Тогда я хочу, чтобы этот инцидент не стал широко известным. Ты понимаешь, о чем я? Я не хочу, чтобы о позоре моих детей знали посторонние. С АНБУ этот вопрос я решу.
— Конечно, госпожа Тсумэ! Но если синяки да шишки я могу объяснить неосторожностью при тренировках — скажу, что свалился в овраг, например, то как объяснить ожоги? Хотя… Я могу сказать, что самостоятельно практиковал дзюцу. Для этого мне понадобится свиток с описанием любой техники огня и какое–нибудь пособие, по основам фуиндзюцу. Я скажу, что пытался воспроизвести технику, и ошибся, или что попробовал разобраться с созданием печатей на основе огня — все–таки Узумаки были сильны в фуиндзюцу, надо же возрождать семейное мастерство — я заглянул ей в глаза.
Интересно, прокатит? Вроде, прошу то самую малость.
— Хитрец. А тебе палец в рот не клади — я впервые увидел на лице этой женщины улыбку, глаза же ее оставались холодными — ты получишь, то, что просишь. На этом закончим, и держи язык за зубами.
Она резко поднялась со стула и вышла, девушка молча проследовала за ней, оглянувшись напоследок и мазнув по мне уже каким–то мрачновато–заинтересованным взглядом. Нет, симпатичная она все–таки, эта Хана Инудзуки, а как подрастет — так будет совсем хороша! Вот только мамаша ее… Жесткая тетка, да. Несчастным станет тот бедолага, которому она достанется в тещи, а ведь достанется — девочка растет у нее красивая, от поклонников отбоя не будет. Могу поверить, что она глава клана, и держит там, небось, всех в кулаке. И то, что она согласилась на мои условия без какого–либо торга или сопротивления говорит что я, скорее всего, продешевил. Либо не дожал. Но оно и к лучшему, не годится быть слишком мелочным в таких делах. Тем более, требуемое, я, надо полагать, получу в полном объеме, и раздувать конфликт еще дальше из–за пары–тройки монет все–таки нецелесообразно. Моральную компенсацию я получил с лихвой (а с ее пустоголовых потомков и их дружков стребовал прямо на месте, хе–хе) — уверен, далеко не перед каждым жителем деревни эта властная женщина будет извиняться, даже если не права она сама или члены ее клана.