ст, соответствующий вашим талантам.
Тим пренебрежительно хмыкнул. Очкарик вздохнул.
– Я также должен принести вам извинения за форму вступительного тестирования, – заявил он. – Надеюсь, вы понимаете, что это было необходимо. К нам нелегко поступить на службу. Для этого мало быть просто талантливым. Нужно еще быть очень сильным и, между прочим, независимым. Обладать высочайшими моральными качествами. Которые вы нам и продемонстрировали. Можете гордиться этим, Тимофей. И я лично очень рад за вас. Поздравляю, – Очкарик сунул Тиму руку, и тот машинально ее принял.
– В чем же будут заключаться мои служебные обязанности? – холодно поинтересовался Тим, выдергивая ладонь из цепкого холодного пожатия.
– Контроль, – коротко и емко ответил Очкарик.
– Над кем?
– Ну, сначала у вас будет три-четыре несложных объекта. Чтобы привыкнуть к аппаратуре. А там поглядим. Наши аналитики считают, что у вас блестящие перспективы. Но начинать все равно придется с самого низа лестницы. Надеюсь, это вы тоже понимаете.
– Над кем контроль? – повторил Тим.
– Над уродами и мерзавцами, друг мой. Над теми, кто представляет угрозу обществу, но не может быть локализован обычными методами. Иностранные разведчики, предатели Родины, лидеры преступных группировок, просто сумасшедшие с опасными идеями. Вы же понимаете, что есть множество страшных людей, которые творят ужасные вещи, но их нереально поймать за руку и отправить за решетку. А мы можем это сделать. Кого-то мы просто держим, не позволяя его безумию или преступным наклонностям принять угрожающие формы. А другим, наоборот, даем импульсы к незначительным преступлениям, чтобы только было, за что арестовать. И на следствии уже заставляем сознаться во всем. Это тонкая, избирательная работа, Тимофей. Конечно, вашими подопечными будут зачастую очень неприятные люди. Как правило, все они в той или иной степени сумасшедшие. Ведь в основе любого преступления – недостаточная адаптивность к обществу, не так ли? – Очкарик глянул на Тима хитрым глазом, увеличенным мощными линзами. Тим вяло кивнул. – Тимофей, неужели вы не хотите сделать наш мир чище?
– Что, «уничтожим всех уродов», да?
– В том-то и дело, Тимофей, что не «уничтожим». Признаться, в нашей организации были некогда по этому поводу разногласия. Руководители старой формации слишком привыкли сажать и расстреливать. Ну, вы понимаете… Но в последние годы, слава богу, возобладал разумный подход. А с приходом таких мастеров, как вы, Тимофей, он получит надежную опору. Я клянусь, – Очкарик прижал руку к сердцу, – что вам никого не придется уничтожать. Вы будете лечить, чинить поврежденные души, править их, если хотите. Это же ваше истинное предназначение, Тимофей. Вы именно целитель. И мы предоставим вам уникальные возможности для того, чтобы ваш талант засверкал всеми гранями. Со временем вы даже станете знамениты, я думаю. Вас узнает мир.
– Значит, не расстреливать… – протянул Тим.
– Не расстреливать, Тимофей. Ни в коем случае. Если бы расстреливать, я бы здесь с вами не сидел. Я просто не работал бы в этой структуре. Я презираю насилие не меньше вас. А видел я его и даже испытал на себе, поверьте, гораздо больше вашего.
– Что ты знаешь о насилии, ты, маленькое чмо, – пробормотал Тим печально. Он не хотел так говорить, но у него вырвалось.
– Ну знаете… – надулся Очкарик. Лицо его покраснело.
– Кто отвечал за Детей? – спросил Тим, поворачиваясь к Очкарику.
– Что? – удивился тот.
– Около десяти лет назад была проведена масштабная операция по глубокой коррекции личности. – До Тима вдруг дошло, что об этом Очкарик может и не знать. – Объектами было выбрано несколько тысяч подростков. Кто это сделал?
– Ой… – выдохнул Очкарик и скривился так, будто хлебнул бензина. Тим потер ладонью грудь. Дырка в ней все отчетливее давала о себе знать. Тим почувствовал, что злится и не может с этим совладать.
– Так что ты знаешь о насилии, маленькое чмо? – спросил он.
Очкарик сунул палец за воротник рубашки и помотал головой.
– Я не думал, что вы в курсе, – пробормотал он сдавленным голосом. – И… Понимаете, Тимофей, я даже не знаю, как вам объяснить. Наша организация не может нести за это ответственности.
– А кто же тогда?..
– КГБ, – сказал Очкарик просто. – Тимофей, вас ввели в заблуждение. Я понимаю теперь, насколько ужасным выглядел наш Проект в ваших глазах. Но поверьте, что мы здесь ни при чем. Мы сами были в шоке, в полнейшем шоке…
«Проект, – подумал Тим. – Он так и сказал – «проект». Все сходится. Это они». А вслух спросил:
– А разве вы – не «шестерка» КГБ?
– Ой, ну что вы… – Очкарик брезгливо отмахнулся. – С КГБ у нас ничего общего. «Шестерка» как раз курировала все старые разработки, и «Программу Детей» в том числе. Теперь они, слава богу, ничего подобного не могут. Мы отобрали у них все технологии. И я вам гарантирую, что никаких фашистских экспериментов в этой стране больше не будет никогда.
– Мы просто эту страну немножко почистим, – предположил Тим.
– Да, – кивнул Очкарик. – Именно так.
– Всех бандитов посадим, всех шпионов выдворим, всем диссидентам заткнем рты… – продолжал Тим.
– Вы утрируете, – насторожился Очкарик. – Диссиденты нас не интересуют. А вот что касается экстремистов… Вы еще не владеете информацией, Тимофей. Во-первых, есть группировки, которые готовятся спровоцировать массовые волнения. Во-вторых, есть террористы, да-да, самые настоящие террористы. И, в-третьих, есть просто сумасшедшие. Вы никогда не задумывались, какой процент так называемых «неформалов», всех этих политически активных, приписан к психиатрическим клиникам? Семьдесят процентов, Тимофей! Семь-де-сят!
– А откуда вы берете оперативную информацию? – спросил Тим.
– Нам ее поставляет МВД. И еще у нас есть доступ к гэбэшным данным. Правда, они сами об этом не подозревают… Поймите, Тим, Проект – уникальная спецслужба с очень большими полномочиями.
– Понятно, – кивнул Тим. – А чем в вашей структуре занят Институт?
– С нами сотрудничают десятки институтов, – гордо сказал Очкарик.
– Я имею в виду Институт нейрохирургии.
– А-а… – Очкарик пренебрежительно улыбнулся. – Вы про группу Самохина? Это наша медицинская база.
– То есть приглашение от Самохина – это было приглашение от вас?
– Разумеется, – кивнул Очкарик. – И вы напрасно ему не поверили.
– Да? – Тим решил сыграть в открытую. – А по-моему, у вас в Проекте нарушены горизонтальные связи. Или вредители завелись.
– Не понимаю, – сказал Очкарик очень тихо.
– Кто-то очень не хотел, чтобы я приехал в Институт, – объяснил Тим. – Кому-то понравилось стрелять по мне каждую ночь из психотронной пушки.
– Объясните, – попросил Очкарик.
– Мне от имени Самохина передали, что идти в Институт я не должен. Потом была попытка организовать психотронную атаку. Потом какая-то дурацкая комедия с обыском в моей квартире и подставными лицами в милицейской форме. А позже я обнаружил, что у меня во дворе стоит боевая психотронная установка, которая в состоянии расстрелять целый город. Разумеется, я ударился в бега.
– Ничего не понимаю, – сказал Очкарик слабым голосом. Тиму очень хотелось ему поверить, но он не смог. Кроме того, ему в принципе было все равно, врет собеседник или нет. Даже представляй Очкарик какую-то отдельную структуру Проекта, все равно она служила цели, которую Тим считал преступной.
– Кто-то решил, что я не до конца согнут, – прошипел Тим. – Кому-то очень хотелось поставить меня на четвереньки. И уже не уговаривать – как вы, – а приказывать.
– Это не мы. Совершенно точно не мы.
– Конкурирующая фирма? – сладенько промурлыкал Тим.
Очкарик задумчиво пожевал нижнюю губу.
– У всех проблемы, – сообщил Тим, доставая сигареты. – Даже у всемогущего Проекта.
– Угу, – кивнул Очкарик. – Тимофей, честное слово, я разберусь. И знаете, вам лучше будет прямо сейчас поехать со мной. Раз дело принимает такой оборот, для вас самое безопасное место – у нас в штабе. Поживете несколько дней, а мы пока все выясним.
– А я думаю, что для меня самое безопасное место – как можно дальше от вас, – ответил Тим и начал потихоньку «разогревать» шарики, готовя их к бою. Очкарика он по-прежнему мог видеть только глазами, но зато в кустах проявился очередной «спортсмен».
– Вы даже не представляете себе, насколько ошибаетесь, – сообщил Очкарик. – И еще вы не знаете, как высоко вас ценит наша организация.
– Проект, – поправил его Тим.
– Да, обычно мы так себя называем, – согласился Очкарик. – И это вы знаете, Тимофей. Потрясен вашей осведомленностью. Я и раньше думал, что вы очень способный человек, но, повторяю, я вас недооценивал.
– Я очень способный, – кивнул Тим.
– И вы очень дороги Проекту, – заметил Очкарик. – Проклятье, Тимофей! Вам грозит опасность, и я просто должен вам помочь! У меня на этот счет есть совершенно однозначная инструкция!
– Привезти меня силой? – участливо спросил Тим.
– Ох… – Очкарик немного распустил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Я не могу вами рисковать, Тимофей. Не имею права. Я-то решил, что вы сами передумали идти на контакт. Но если вас кто-то старается похитить… Это очень плохо, Тимофей. Вы даже представить себе не можете, как плохо.
– Плохо дело, – философски произнес Тим. – Для меня это норма жизни. Я урод, мутант, и вообще…
– Не прибедняйтесь, Тимофей. Вы выдающийся сенс и очень сильный и умный человек. А еще вы очень жесткий. Поверьте, я знаю. Проект унаследовал от КГБ файлы, личные дела. Вы столько всего пережили, Тимофей… В какой-то степени я тоже чувствую вину за то, что с вами стало. Многие в Проекте страдают комплексом вины перед Детьми. За то, что не смогли предотвратить этот ужас.
– Между прочим, что стало с остальными? – спросил Тим. – С теми, кто выжил, разумеется.
– Да ничего, – вздохнул Очкарик. – Надломленные, опустившиеся люди. Вам не чета. Вы такой один, Тимофей. Единственный. Неповторимый. Тонкая душа и стальное сердце.