– Бешенство? Еще какая зараза?
– Вот ты вопросы задаешь, Вася! – Иван Сергеевич покачал головой. – Ну, вскрыли мы его, посмотрели, что к чему. У нас микроскопов осталось две штуки, и те времен царя Гороха. Лаборатории нет, средств тоже, так… на глазок, можно сказать, определили по характерным особенностям. Надо бы тюленя этого увидеть, вот чего. Тогда появится ясность – куда проникал паразит, что захватывал, чем питался и как влиял – это важнее. Может, у него все эти нити, проникающие в ткани, сводились к простейшей перекачке питательных веществ прямиком из пищевого тракта, и все. Так что, сам понимаешь.
Он развел руками.
– Меня вот больше пугает твоя настойчивость в отношении неизвестного гостя на острове, – Ашот почесал затылок. – Навязчивая идея, Вась. Ты, случайно, ничего от меня не скрываешь по собственным психологическим и психическим показателям, а?
– Там был неизвестный хищник, – Макар завязал рукава рубахи-кухлянки. – Это факт, Ашот. И следы там есть, может, до завтра останутся. И странно там, веришь, нет? Мне как будто в затылок иглу всадили.
– Ладно, понял, – Ашот поднял руки, извиняясь и мирясь одновременно. – В общем, хочется надеяться, что от тюленя там что-то да останется.
– А если останется? – вдруг поинтересовался Васильев. – Если зверье его не тронет, то?
– То все еще хуже, – Иван Сергеевич кивнул своим мыслям, глядя через Макара куда-то в стену. – Медведей мы вроде не наблюдали последние несколько месяцев, а не заметить их сложно. И он уж точно пришел бы на запах раньше вас. Песцы у нас все же местные, почти не поменявшиеся, и вот если они есть того ластоногого не станут, то дело плохо. Звери могут не почуять яд в приманке, это верно. Но если вдруг они что-то не едят, трогать нельзя. Хотя и сомневаюсь. Останутся нам кости, половина где-то и пара кусков шкуры.
– Патруль придется организовать, – Семецкий зевнул. – Ну, думаю так.
– Верно, – Васильев прикусил ус. – Ашот, дежурить нам с тобой, а Макару с Семецким.
– Почему так? – поинтересовался Семецкий. – Считаешь нас с Ашотом не боеспособными и разбавляешь собой и преторианцем?
– Юра! – Васильев нахмурился. – Или ты в пень! Макар и я охотимся куда больше тебя, а Ашота вообще мы сколько лет стараемся прикрывать и не выпускать на что-то опасное.
– Да я ж пошутил.
– Ну тебя! – Васильев махнул рукой. – Балабол!
На первый патруль вышли Макар и Семецкий. Замотали лица, ветер поднялся нешуточный, вышли через центральный вход.
– Как мне надоели эти сумерки! – глухо пожаловался Семецкий. – Вот не представляешь, как надоели.
Макар пожал плечами. Что-то его порой все меньше тянуло говорить без повода. Надоело? Да, только надо что-то сделать, если уж на то пошло. Хотя бы попробовать выйти на «Енисее» и добраться до Новой Земли.
Ветер выл не прекращая, трепал ворс красно-рыжего лишайника, до которого они уже добрались, перебравшись через коридор. Все в порядке? Вроде бы да. Птицы нигде не галдят, только ветер и ветер.
Они обошли западную сторону Треугольника, спрятались за камнями, чуть посидев и оглядываясь. Никого не заметили, но заметишь ли кого-то, кто этого не желает? То-то и оно, что нет.
Дальше…
– Стой! – Семецкий подняв «вепря», кивнул на дальний угол северного коридора. – Видишь?
Да, увидел. Лист, двадцать лет выдерживающий все нападки погоды и удар обваливающихся камней, выпирал. Как кто отогнул.
– Быстрее! – Семецкий почти побежал вперед.
– Стой!
Но теплоинженер не слушал, ускоряясь все больше. Макар, отстав на пяток метров, еще и подскользнулся, въехал плечом в стенку. Перед глазами вспыхнули круги, до того больно приложился о металл. Выпрямился, ругая про себя героического Семецкого, уже почти добравшегося до вскрытой секции.
Куда он полез один-то, а?!
Движения Макар не заметил. Просто мелькнуло длинное и темное, ударило Семецкого и тут же дернуло того наверх. Наверх!
Данг! Макар выстрелил в воздух. Данг! Данг! И полез, срывая ногти, туда же, стараясь успеть. Ведь Семецкий успел крикнуть, и сейчас, вот-вот, слух ловил его хрипящий и задыхающийся голос.
Макар подтянулся, сумел упереться ногой в небольшую ямку на стене и рванулся вверх. Тут же выставив перед собой АК и стараясь рассмотреть творящееся, ругая самого себя за чертовы опостылевшие глаза, не желающие нормально видеть.
Темное и длинное.
Прямо на крыше.
Лежит неподвижно, раскинув руки.
Темное стекает в обе стороны.
И никого.
Глава одиннадцатая
– На стол! – Ашот глядя на залитого кровью Семецкого, злился. – И отошли все! Макар – в тот угол! Маша…
– Поняла.
– Мне не помогать!
Ашот спешно одевался, натягивал перчатки и зло смотрел на Семецкого, расстающегося с собственной жизнью, которая убегала струйками и каплями.
– Доосторожничались! Макар, как же так?!
– Не ори, – Васильев покачал головой. – Иван Сергеевич, побудь старшим в столовой. Не отпускай никого, следите, слушайте. Маша, что там?
Макар глядел на свои красные руки и плевать хотел на Машку, с жадностью смотрящую на него. Ну стоит он голышом, и что?
– Все почти хорошо. Макар, сейчас придется потерпеть, закрой глаза. Извини, пожалуйста.
Он так и поступил, закрыв глаза как можно крепче. Лампа-переноска светила даже сквозь веки, почти обжигая. Маша рассматривала лицо, шею и грудь Макара, тоже покрытые кровью Семецкого.
– Ашот! – Жанна, рванувшись вперед, почти добралась до врача. Макар услышал короткое движение Васильева, состоящее из шага навстречу и скрипнувшей ткани жилета, пойманного рукой. – Он умрет!
– Вряд ли, – Ашот ответил непонятно, все еще злясь и… грустя? Почему?
– Все хорошо, открывай глаза.
Открыл, огляделся, щурясь из-за электрического света…
Ашот уже оказался рядом с Семецким, держа в руках несколько ремней. Зачем?
– Что он делает? Что?! – взвизгнула Жанна, глядя на мужа, приматывающего руки и ноги Семецкого к хирургическому столу. – Что происходит?!
– Да что ж такое! – Васильев еле удерживал ее. – Что такое, Жанна?!
– Отпусти!
Он откинул ее к стене, выставил руки, готовясь поймать, если будет нужно. Жанна всхлипнула, отвернувшись от Машки, которая испуганно косилась на взбесившуюся мать.
– Почему Ашот решил его примотать? Почему никому нельзя входить и из-за чего Макара рассматривали?! Говорите!
– Так надо, – Маша обняла ее. – Все хорошо. Успокойся. Пойдем в столовую с детьми, будем там. Ашот?
Ашот, срезав с Семецкого одежду, отмахнулся.
– Это инфекция? Вирус? – Жанна не успокаивалась. – Почему ты рассматривала Макара? Какие признаки?!
Маша вздохнула и… Влепила пощечину. Жанна схватилась за лицо, Машка кинулась на помощь, пискнув, когда Макар перехватил ее.
– Пойдем! В! Столовую! – рявкнула Маша. – Успокойся!
А ведь помогло, надо же – Жанна кивнула и покорно пошла в указанную сторону.
– Макар! – Васильев поманил его. – Пройдись по станции, возьми с собой Пашку. Проверь все. Если что почуешь или заподозришь – отступайте и закрывайте двери, возьми проволоку и заматывайте.
Макар кивнул. Деваться некуда, Дед прав, надо проверять помещение – пока только открытое. Лист тварь отогнула не сильно, туда разве только леммингов стая набежит, но мало ли?
Пашка кивнул брату и, улыбаясь, с удовольствием присоединился к нему. Вот балбес молодой, нашел чему радоваться, мол, доверили ему опасное дело. Макар очень хотел бы, чтобы такого не было в помине, да чтобы вот этот довольно скалящийся дурачок сейчас сидел и ел ужин по расписанию.
Большими коридорами и модулями они почти и не пользовались, закрыв их и утеплив еще в самом начале. Переходы, объединявшие основное здание Треугольника, были отданы под склады, оранжереи с теплицами, хранилище воды (несколько огромных резиновых резервуаров) и нужный инвентарь. В северном переходе вообще жили Пашка с Колей. Вентиляцию сделали простейшую, прорезав щели в стенах и закрыв коробами. Тепло получалось сохранять вполне неплохо, но свежести не прибавляло. Макар надеялся, что если тварь попала внутрь, он сразу это поймет – именно по чуть понизившейся температуре и посвежевшему воздуху. Кроме, пожалуй, тепличного перехода, там всегда было чуть холоднее и свежее. Жанна, еще когда строила свои владения, разъяснила необходимость минимального доступа кислорода к растениям.
Теплиц и оранжерей Макар опасался побольше, чем остального пространства Треугольника. Там-то на нюх полагаться то же самое, что с умкой голыми руками бороться. Теоретически можешь победить, да, но только теоретически. Воняло в плодоносящем проходе так сильно, что работая приходилось надевать намордники, вкладывая внутрь тряпки, пропитанные специально сделанной едкой дрянью. Та действовала почти как нашатырь, заставляла иногда вытирать слезы и отбивала нюх, но хотя бы можно было находиться внутри. Посреди густой смеси удобрений естественного происхождения (добычу коих отдали десять лет назад подросшим близнецам, возненавидевшим каталку с дерьмобаками больше Макара), гниющего компоста из ботвы, звериной и рыбьей требухи.
– Возьми фонарь. – Макар кивнул Пашке на грибок с ручкой, стоявший на полке. – Проверь жир, долей и иди сзади, свети куда скажу. Понял?
– Да!
А глаза так и горят энтузиазмом… дурачок. Как так, почему? Он же видел Семецкого, вскрытого, как умка лапищей наподдал, растопырив когтищи, чему радоваться? Молодость-молодость, все бы им в героев играть.
«Подрастешь, поймешь…» – так и всплыл в голове голос молодого Васильева. Видать, все же подрос, понял, пусть и не довелось воевать, как бывшему фээсбэшнику.
– Скажу замереть – замираешь, скажу бежать, так бежишь, – Макар проверил, хорошо ли обмотан изолентой металл на АК. Спугнуть паскуду ему не хотелось, это точно. – Готов?
Пашка кивнул. И никуда у него не делся задор, и глаза все также горели этим глупым юным огнем. Беда, блядь, никак больше и не скажешь.