Ладно. Макар разлепил глаза и уставился на говорившего. О как, в пору и впрямь удивляться диву дивному… Прицепилось, блин. Но, все равно, интересно. Форму-то когда видел в последний раз, а? То-то, что давно. А тут вот, гляньте-полюбуйтесь, стоит себе человек, да в отглаженном кителе, да в свитере под ним и еще в фуражке, и даже в кожаном реглане. Хотя реглан-то самопошив. Интересно, откуда фуражка?
Молодой, вырос после Войны. Интересно, как же такой сумел выбиться до безопасника высокого уровня? Крепкий, высокий, на щеках прямо румянец от бьющей внутри силы, бородка, как ее там Васильев называл, когда Иван Сергеевич отпустил… шкиперская?
«Опасно».
А то Макар сам не допетрил, честное слово. А этот-то, квартирант, блядь, эмоциональный фон считывает или как еще?
«Пахнет. Опасно».
«Хорошо. Спасибо».
– Рук не чую.
– А ног?
– И их тоже.
Савва, покосившись на Жиля, сделал легкое движение, подзывая к себе. Француз не особо-то хотел, если всмотреться. Но деваться ему было некуда, подошел.
– А!
И тут же согнулся пополам, выпучив глаза, налившиеся кровью.
– Идиот! – ласково промурлыкал Савва и, совершенно картинно, поправил перчатки.
Перчатки! Черные кожаные перчатки! Да что ж тут такое творится?!
– Развязать, растереть, напоить горячим. Сопроводить к врачу, если будет необходимо. Куришь, незнакомец?
Это он же мне, понял Макар и покачал головой.
– Прекрасно. Я тоже не курю. Да и нечего, что, опять же, хорошо. Вредно было, полагаю, дым в себя затягивать.
Руки начали приходить в себя. И ноги тоже. Макару хотелось взвыть, особенно когда Жиль добавил усилий, растирая.
– Савва или Савелий все же?
– Савва. Старое русское имя. Савва Федосеев, старший офицер безопасности Стального острова, крещен в православие и придерживаюсь исключительно монархических взглядов.
Макар, наконец-то встав, покачал головой. Сколько всего и сразу, да не просто так. Прием такой, надо полагать, с панталыку сбить, мозги запудрить и вывести на нужное себе. Вон как, про табак-то, куришь-не куришь, да чего тут курить-то? Моржовьи усы да умкины хвосты стричь, сушить и забивать? А вот мало ли, вдруг клюнул бы, если б курил, согласился, да?
Вот тут-то и началось бы, надо полагать, то самое, что Дед называл форсированным допросом. Это когда под ногти гвоздики с иглами, в хер и на яйца провода от источника электричества, пасть раскрыть и бормашину со шпателями да щипцами наготове. Хочешь или нет, а расскажешь все, чего этакий вот старший офицер безопасности знать желают. Да уж.
– Пойдем?
Макар кивнул. И пошел.
За дверью ждали двое, тоже в чем-то форменном, наподобие роб, темно-синих, с плотными кусками ткани на сгибах локтей и коленей. На боку у каждого кобура, в ней торчит обрез, под теплыми жилетами виднеются патронташи, и не пустые. В руках держат коротко обрезанные трубы, с наваренными гранеными головками, вдобавок обмотанными плотными кожаными ремнями. Знакомая штука.
«Опасно».
Ага, конечно, опасно, когда ребята в ладонях самые натуральные колотушки баюкают. Макар сам такой же сколько лахтаков забил? То-то же, сразу понятно – зачем нужны эдакие костоломы.
– Чем промышляли?
Савва шел впереди, направляя за собой. Сопровождающие рядом, один сбоку от Макара, другой позади.
– Рыба, охота, немного овощей выращивали. Танкер нам вынесло, топились нефтью. Электричество с панелей и когда ветряки работали.
– Сокровище, если рассудить.
– Это да. Только нет больше ничего.
– Совсем нет?
– Абсолютно. Я все сжег, когда уходил от нападавших.
– Как жаль, право слово. Этакие возможности и так бездарно упустить, только лишь проиграв каким-то уродцам.
– Слишком сильные уродцы попались, – Макар засопел. – Не надо думать, что…
– Не стоит указывать, что мне делать и что думать. Пожалеешь и быстро.
Ну да, так оно и есть, скорее всего.
А они, тем временем, шли, шли и шли. По узким коридорам, освещенным редкими лампами в колпаках, по стальному полу, давно оставшемуся без краски и с намертво приделанными, но изрядно потертыми резиновыми разномастными дорожками, чтобы не скользить. Перешагивая встреченные комингсы переходов, ведущих наверх, опять наверх, по металлическим лестницам, на еще один этаж, теперь по железу с сохранившейся краской и даже по ковровой дорожке. По странно чистому корабельному проходу, находясь уже явно на самом верху надстройки.
Макар старался не крутить головой, вполне понимая простую вещь: не запомнит, не получится закрепить в памяти все эти повороты, подъемы и двери-переборки, как две капли похожие друг на друга.
«Помню»
А вот пассажир-компаньон его вдруг оживился.
«Чего помнишь?»
«Запахи. Чую»
Хорошо.
Савва остановился. Повернулся к конвойным и Макару:
– Заводите, я сейчас буду. Пристегните к креслу у стола и сторожите.
Вот так вот.
Дверь оказалась просто дверью. Не особо толстая, вроде. Ну да, только изнутри идет стальная пластина во всю величину и запор еще есть. Вот такие дела. Каютка невелика, еле-еле втроем развернулись. Стол, прикрученный к полу, наискосок от него то самое кресло, видно, притащенное из медотсека. А… так он тут не живет, общается, так сказать. Вон там, в нише, койка должна быть, а что там на самом деле – непонятно. Закрыто чем-то вроде занавески.
У них тут водились настоящие наручники, две пары, которыми пристегнули Макара. Ну, ладно.
Савва вернулся скоро, прихватив с собой большую флягу. Металлическую солдатскую флягу с водой, протянул ближнему конвоиру, начавшему поить Макара. Вот это ему понравилось.
«Еще!»
«Потерпи»
«Хочу!»
Макар перестал говорить с паразитом. Потерпит.
– Попил?
– Спасибо. Вода тут дорога?
– Очень. Опреснители у нас много не производят, цистерны опустошаются быстро, зимой не везде ее найдешь по берегам.
– Тем более, спасибо.
– Должен будешь.
– Много?
– Правду. Сколько человек было на станции?
Макар кашлянул и начал рассказывать. Про все, снова, стараясь не врать и смотреть прямо в глаза этому, совсем молодому, пареньку. Врать ему все равно придется, но стоит постараться сделать это как-то мягче, хитрее и не особо нагло.
– Говоришь, сжег станцию?
Макар кивнул.
– И ничего там не осталось?
– Вряд ли. Стены, кровля, полы, все закопченное. Где-то наверняка прогорело, горючее хранили в закрытых помещениях, оттуда огонь тянуло по коридорам, как в воздушной трубе.
– Хорошо. Посмотрим, посмотрим…
Посмотрим?
– Тебя осмотрит наш врач и вперед, на работы. Место тебе определят, пайку тоже. Будешь вести себя нехорошо, накажем. Ты же мне ничего не наврал?
Макар мотнул головой.
– Хорошо. Проводите его во второй сектор.
Глава семнадцатая
Снова переходы, лестницы, комингсы, кровавый запах ржавой стали и вонь немытых тел. Пол или, скорее, палуба, чуть заметно вибрировала под ногами. Низкий едва заметный гул, исходивший отовсюду и сразу, беспокоил куда больше плотной вони коридора – и это еще, как понял Макар, – «чистая» часть корабля, раз здесь обитают безопасники и доктора. А что будет там, в глубине палуб, в местах для непривилегированных и вообще таких же, как он, рабов?
Макар не вертел головой стараясь рассмотреть обстановку, один хрен бесполезно. Но он все же поглядывал по сторонам, чтобы хоть «пассажир» запомнил. Навстречу то и дело, помимо постовых, стоявших у дверей и на перекрестках, попадались люди, разные.
Одни завидя бугая-конвоира, старались вжаться в стену, или сворачивали – таких было большинство. Поначалу Макар прикидывал, как бы вырубить охранника, идущего в метре позади, сопровождавшего команды «стоять», «к стене», «налево», «направо» тычками в спину граненой колотушкой. Зато когда в коридоре появился кряжистый мужик, одетый в форму с самодельным подобием пилотки с кокардой на башке, Макара впечатали в сталь стены, чтобы дать тому пройти.
«Начальник видать», – предположил Макар и с побегом пока что решил повременить: куда бежать-то? Во-первых, здесь километры ржавых коридоров, пути через которые он попросту не знает. Во-вторых, вот каким-то чудом избежит встречи с охраной и выберется на палубу, и? Дальше что, сигануть за борт и брассом вплавь?
«Опасно. Замерзнуть», – проснулся Живой, видимо, подслушавший мысли.
«А то б я без тебя не догадался»
– Стояць! Мордай к сценке! – Задумавшийся Макар поздно сообразил, что обращаются к нему и получил тычок по почкам, от которого подогнулись ноги.
«Атаковать!»
«Да стой ты бля…» – Макар, сползший на пол, злился. Охранник прижал Макара дубиной поперек шеи, впечатал лицом в стену и деликатно постучал в стальную дверь, прислушался.
– Ну?! – требовательно донеслось из-за переборки. Охранник с лязгом открыл дверь и втолкнул Макара, это был лазарет. Очень похожая комната находилась там, на сгоревшем Треугольнике: стеллажи со склянками, закрытые стеклом, светильник под потолком, горевший в четыре лампочки из восьми, и хромированный стол под ним. На котором, кстати, кто-то лежал. Пациента закрывала спина врача в белом халате и брезентовом фартуке поверх.
Позвякивали и противно постукивали инструменты, воняло химией, влажно чвакало. Макара передернуло от нахлынувших воспоминаний, как Ашот зашивал ему ногу, и вообще, не самых приятных ассоциаций со всем медицинским. Полусидевший на столе больной кривил бледные пол-лица, видневшиеся из-за спины тощего доктора, и поскуливал.
– Не шуми под руку, – доктор отложил звякнувший сталью инструмент, взял другой из хромированного овального блюдца, стоявшего на маленьком столике. До Макара доносился скрежет зубов и еле различимый хруст.
– Не скрипи зубами, мешаешь. Хочешь остаться без пальца? Как хочешь.
Хруст ломаемой кости умки, моржа, песца или лахтака Макару, был знаком. Человеческий палец, откушенный подобием садового секатора, только блестящего, хрустнул так же. Мужик побледнел в цвет докторского халата и, закатив глаза, откинулся на стол. Врач поколдовал еще немного, повернул голову и крикнул в пустоту: