— Не знаю. Меня мучает мысль, что этим письмом от меня чего-то добиваются. Только вот чего?
— А что, если тебе и вправду остаться?
Маркус был очень серьезен и сосредоточен, как перед тяжелым заклинанием или дракой.
— Я ведь не шутил, Подснежничек. Я глава своего рода, ты тоже. Если поженимся, нам никто ничего не может сделать. Даже королю придется смириться. Ну, отлучит от двора, это мы переживем. А ты уедешь в мое поместье под Дорвенной, пока я с этим разберусь.
— То есть спрячусь за тебя? — прошипела Ло. — Считаешь меня настолько беспомощной? Раз я лишилась силы, то ни на что больше не годна?
Слезы, так долго сдерживаемые, навернулись на глаза. От кого-кого, а от Маркуса она не ожидала. Он запрет ее в поместье под охраной, а сам начнет искать неведомо кого…
— Ло!
Она вскочила и заметалась по комнате — рвущаяся наружу ярость требовала хоть какого-то выплеска.
— Нет уж! — остановившись, выплюнула она. — Никакого поместья! И никакой женитьбы! То есть нашей… Этот ублюдок не хочет, чтоб я ехала на север? Прекрасно! Правда это или нет, но я поеду! И тогда ему придется сделать очередной ход. А ты… ты…
— Ради Темной Госпожи, Лавиния… — простонал Маркус, от отчаяния называя Ло полным именем, что делал крайне редко, когда сам злился. — Не сходи с ума!
— Ты поможешь мне собраться? — в упор глянула она на друга. — Маркус, я не могу заказать лейб-аптекарю те лекарства, которые мне нужны.
— Хорошо, Подснежничек, — сдался, как всегда, Бастельеро: — Все, что пожелаешь…
Глава 5ДОРОГА В ПРИГРАНИЧЬЕ
— Вы что, про Руденхольм не слыхали? — напоказ удивился Тибо, чуть ли не раздуваясь от важности. — Ладно, Лестер за своими клистирами света не видит, а ты-то, капитан?!
— Слыхали, — скупо уронил Эйнар, который и вправду слышал что-то такое пару месяцев назад, но война с Вольфгардом от Драконьего Зуба прошла в стороне — и хвала Пресветлому. — Рассказывай уже, не томи.
— А я и не слышал, — подтвердил никогда не обижающийся лекарь, подрезая ветчину на общее блюдо со сноровкой человека, для которого скальпель привычнее ложки. — Разве что в Академии читал про ущелье, да то когда было.
Когда Тибальд переставал придуриваться, от него можно было ждать чего угодно. Например, хорошего знания вещей, случившихся давно и далеко, но вдруг оказавшихся важными. Тибо был кладезем историй — необходимое свойство для отрядного шута и балагура. Многие считали его недалеким и легкомысленным, но не Эйнар.
Вот и сейчас Тибо сдвинул кувшин и начал возить пальцем по лужице карвейна, все-таки выплеснувшегося из стакана Эйнара. Темная жидкость растеклась по гладко струганной столешнице, и Тибо изобразил что-то, похожее то ли на пару воронок, то ли на песочные часы.
— Вот это — Руденхольмское ущелье, — пустился он в объяснения. — Лет двести назад Руден тек так высоко, что по нему только на лодке сплавиться можно было, да и то если с головой не в порядке. Потому что тут вот, в Глотке Баргота, — он показал на самое узкое место, — течение было сами понимаете какое. А потом тогдашний король Дорвенанта велел магам отвести воду, и они устроили вроде озера вот тут… — палец нарисовал большое пятно рядом с верхней частью воронки. — Руден обмелел, а у Дорвенанта получился прямой путь через горы в Дильмах и дальше к вольфгардцам. Дорога по склону над Руденом вышла все равно узенькая, но для купцов с легкими повозками годилась, а с нашей стороны для таможенников построили махонькую крепостушку — Руденхольмский Гвоздь. Аккурат вот тут, на склоне. Был я там как-то, дыра еще та. Одна каменная башня да несколько домишек, как ласточкины гнезда… Ну, когда заваруха с Вольфгардом дошла до того, что никто не мог верх взять, клановые поставили всё на Руденхольм. Договорились с княжеством Дильмах, которое вроде было само по себе, и те пропустили несколько полков северян к ущелью. Подойти-то они подошли, да в Глотке Баргота и застряли…
— Про создание озера над Руденхольмом я читал, — вставил Лестер. — В истории магии. Там пол-ордена работало… Молчу-молчу, давай дальше.
— С нашей стороны к Руденхольму войска подвести можно было, но толку? — серьезно продолжил Тибальд. — Правильной битвы там не устроишь, места мало, вот и заваливали ущелье то камнями, то телами — уж как получалось. Почти полк горных егерей там лег, пока вольфгардцы ломились, а потом Орден прислал магов, аж целую барготову дюжину, и стало нам полегче. Для Вольфгарда это был последний способ закончить войну быстро, они и так увязли в ней по уши, вот и штурмовали как оголтелые, а наши отбивались, пока какая-то светлая голова не придумала, что, если что-то когда-то осушили, можно ж обратно затопить. Только людей вывести надо было, а как? Выведешь войска — Вольфгард пойдет следом.
— Ну? — не выдержал Эйнар.
— Не нукай, капитан, — укоризненно глянул Тибо. — А то главного не поймешь. Магов к этому времени уже поменьше стало, кто-то погиб. Но они держали оборону, а сами пробрались к озеру и заложили там какой-то хитрый магический заряд. Чтоб уж рвануло так рвануло. И портал поставили из Руденхольма прямо в столицу, чтоб отвести людей. Все это быстро сделано было, чтоб вольфгардцы не прознали… Два полка, уже не егерей, а простой пехоты, они увели, но сами полегли почти все. А когда солдаты ушли, тут-то орденцы и должны были подорвать заряд и пустить Руден в ущелье. Три мага специально для этого остались: двое мужиков и одна девка-магичка.
— Женщина — боевой маг? — усомнился Эйнар.
— И не просто боевой, а один из лучших, — назидательно поднял мокрый палец Тибо. — Да только что-то там пошло не так. Вольфгардцы, язви их барготова мать, тоже использовали магию — и положили двоих из трех. Мужиков как раз… А девка живучая оказалась, добралась до этого их заряда — и пошел Руден в Руденхольм, заливать Барготову Глотку.
— Тибо, ври, да не завирайся. Вольфгард боевую магию за бесчестье считает, — не выдержал Эйнар. — Не могли они здешней магией… А ведьмаки, сам говоришь, туда прорваться не успели.
— Что они могли, а чего нет, — парировал Тибо, — это ты у жены спросишь, капитан. Потому как если все сходится, то эта твоя невеста — как раз и есть та самая магичка Лавиния Ревенгар, что осталась в живых одна из тринадцати. И выходит, что миром с Вольфгардом мы изрядно ей обязаны, потому что после Руденхольма клановые поняли, что мы им все-таки не по зубам, и прислали парламентеров. Ну, понятно, Криспин тоже отказываться не стал…
— А ее, значит, в благодарность — замуж? За меня?
Эйнар махом опрокинул треть стакана и вдруг успокоился. Все это чем дальше, тем больше напоминало дурной сон. Пока смотришь — все ясным кажется, а проснешься — и сам не поймешь, как такое в голову пришло. Не могла его жена быть еще и магичкой, притом героиней войны. За такое король должен был не замуж ее выпихивать в пограничную крепость за бывшего наемника, а… Тут Эйнару воображение отказывало. Орден дать, наверное, земли какие, раз титул у нее уже есть. А если уж замуж — то за такого же лорда, мало ли их. Не саму магичку взяли бы в жены, так положенную к ней королевскую милость.
— Бред! — решительно заключил он. — Значит, это не она. Может, у нее сестра есть или кузина. Или племянница какая…
— Или тетушка семидесяти лет, — подсказал с откровенной жалостью смотрящий на него Тибо. — Вот хорошо было бы. Женился, через годик похоронил… А если в брачную ночь постараться, то и сразу. С молодой-то намучаешься. Магички — они горячие…
— Тибо! — одернул его Лестер. — Придержи помело! А ты, Эйнар, шел бы спать… Сами всё скоро узнаем.
Эйнар молча поднялся из-за стола, который почему-то качнулся. Нет, это качнулись стены…
— Ох я, старый дурак, — вздохнул Лестер. — Да и ты, болтун, не лучше. Он же со вчерашнего утра на ногах. Ну, Эйнар, пойдем, я тебя уложу. Поспишь здесь, а Тибо у меня ляжет.
— Я… домой… к дочери… — упрямо отозвался Эйнар, пытаясь удержаться на ставших вдруг тяжелыми и непослушными ногах.
— Много ей от тебя такого радости, — вздохнул старый лекарь. — Ложись уж, найдется кому присмотреть за Тильдой. Давай-давай…
Вдвоем с предателем Тибо, присоединившимся к Лестеру, они почти силой уложили Эйнара, лекарь укрыл его одеялом. Эйнар пытался открыть глаза, но они сами закрывались, а в темноте перед свинцовыми веками плясали всполохи и кружились девицы в пышных ярких платьях, так что Эйнара почти стошнило, но он удержался. «Жена-магичка? Этого не может быть, потому что просто быть не может», — очень умно утешил он себя и уснул, гордясь собственным рассудком.
Маркус хотел проводить ее, но Ло запретила. Хватило ей вечера накануне отъезда, когда некромант принес заказанные зелья и кучу пустяков, о которых она не подумала, вроде изящного несессера со всем необходимым, от расчески и платков до освежающего волосы зелья. Еще несколько свертков и коробок он велел слугам уложить в багаж, туманно отозвавшись, что это пригодится в крепости.
Ло было не до сборов. Она отчаянно не хотела ехать, но что-то гнало ее вперед, словно пришпоренную лошадь. В этот последний вечер Маркус был против обыкновения тих и скован, ей тоже не хотелось болтать, так что они просто посидели у камина молча, как могут только очень близкие люди. Он не спрашивал, почему рядом с Ло нет Мелиссы, и это тоже было хорошо, ведь Ло не смогла бы ответить.
С Мелиссой… все было сложно. Учась в Академии, Ло видела ее только дважды в год на зимних и летних вакациях. Она приезжала домой, в обветшалый тихий особняк, с подарками, на которые полгода старательно собирала деньги из скромной стипендии. Мелисса встречала старшую сестру с восторгом, а Ло радовалась тому, как тоненькая, голенастая, словно щенок-подросток, девочка меняется и расцветает. Мелисса была красива, у Мелиссы были не просто прекрасные манеры, но и живое милое обаяние. Даже фамильная бледность Ревенгаров только придавала ей особенную нежность и утонченность. И Ло была свято уверена, что сестре непременно повезет при дворе.