— Так ты порталом? — радостно спросила леди.
Бастельеро улыбнулся, кивнув, а у Эйнара на сердце снова тревожно заскребли горные кошки. Действительно, что это он? Зачем магу тратить время на долгую дорогу, если можно налегке прыгнуть в городок поблизости, а потом проехать сюда на лошади, своей или наемной. Хоть каждую неделю навещай прежнюю любовь, если уверен, что растяпа-муж вам не помешает. И это не чужой Лавинии вольфгардский ярл, перед которым она устояла, храня супружескую верность. Видно же, как она глядит на Бастельеро, как улыбается его шуткам и слушает жадно, будто он рассказывает невесть что важное, а не похождения какого-то Ги. Ну и имечко… Будто ему волки хвост отгрызли.
— И вот представьте, — ухитрялся Бастельеро говорить и есть одновременно, — Ги заключил пари с итлийским послом, что ночью за три часа раздобудет ящик карвейна, не потратив ни монетки, не взяв в долг и не использовав свое имя. Итлиец, конечно, подозревал подвох, но не такой! Ги велел самому юному из своих приятелей гвардейцев надеть женское платье и отправил его отвлекать конюха, а сам в это время свел из конюшни королевского жеребца. Белого иноходца с темной звездочкой во лбу, известного всей столице! Остатками карвейна они развели сапожную ваксу, чтоб не так воняла и была пожиже, а потом быстренько выкрасили жеребца в прекрасный черный цвет. И Ги лично доехал на нем до ближайшего к дворцу трактира, где хозяин, не узнав его, сменял красавца коня на — ящик карвейна!
— Негодя-яй… — восхищенно протянула леди. — Нисколько не изменился! А что же король?
Эйнару тоже было интересно, что велел сделать король Фраганы с паршивцем, так посмеявшимся над его честью и безопасностью дворца.
— Король, когда утром узнал, смеялся больше всех. Жеребца, конечно, пришлось вернуть, его даже отмыли… Но его величество снова изволил интересоваться, не желает ли Ги вместо очередных проказ подумать о делах семейных.
— Так он до сих пор не женился? — разнеженно, словно нализавшаяся сметаны кошка, поинтересовалась леди.
— Пока нет. Утверждает, что еще не встретил женщину, способную затмить тебя в его воспоминаниях, — усмехнулся некромант, — а без этого женитьба не имеет особого смысла. Впрочем, его нынешняя фаворитка — невозможная прелесть. Девица-бретер, вообрази себе! Но с тобой, конечно, ее не сравнить, драгоценная.
— Ох, так вы с ним знакомы, миледи? — в голосе Аманды слышалось благоговение. — Сир Гилберт — самый блестящий кавалер Фраганы…
Она еще что-то лепетала, а Эйнар едва сдерживал душеный гнев, давящий изнутри. Проклятье, он молчал весь клятый обед, утбурды его сожри. Ни словом, ни взглядом не оскорбил гостя! Вытерпел и йотуново одеяло, и то, как светлые глаза магички блестят, будто лед на солнце, а губы тянутся в улыбке, которой он за столько дней ни разу не видел… Но можно хотя бы не обсуждать при нем их прошлое?! Какого-то общего приятеля, того еще развратника, судя по всему, каких-то девок… Не разговаривать с его женой, словно она даже не свободная женщина, а собственность наглого щеголя, считающего, что магический дар позволяет ему все!
Предупреждения морока? Плевать… Если гость забыл честь и стыд, хозяину дозволено указать ему на дверь. Вежливо, йотуны его дери!
— Милорд, если вам не нравится эта вилка, просто возьмите другую, — негромко попросила леди, повернувшись к нему, и Эйнар понял, что серебряная штучка с тремя зубцами только что согнулась в его пальцах.
— Прошу прощения, — процедил он, бросив несчастную безделушку на скатерть. — Сам не заметил…
Как в тумане мелькнуло сочувственное лицо Тибо и непроницаемо-настороженное — Лестера. Тильда все так же влюбленно смотрела в рот некроманту, почти забывая есть… Леди отвела взгляд от Эйнара, но и на гостя не посмотрела, уставившись в тарелку, и за столом на несколько мгновений повисла предгрозовая тишина, тяжелая и вязкая, как смола.
— Ваша кухарка превыше всяких похвал, милорд, — тягучим созревшим медом разлился по залу ненавистный уже Эйнару голос. — Боюсь, я так старательно отдал должное ее искусству, что перед шамьетом хотелось бы прогуляться. Не соблаговолите ли показать мне какой-нибудь из прекрасных видов вашей крепости?
Смысл насмешливо закрученных слов дошел до разума Эйнара не сразу. А потом он увидел, как тревожно расширяются глаза Лестера, и почти почувствовал, как каменеют плечи застывшей изваянием магички. Холодный спокойный взгляд синих глаз над любезно улыбающимися губами столичного гостя окончательно все расставил по местам.
— Виды? — тяжело уточнил Эйнар, поднимаясь. — С удовольствием… милорд. Конечно, покажу.
— Маркус… — процедила леди, и если чего-то Эйнару не хватало, чтобы окончательно взбеситься, то именно этого.
Пытаясь прекратить ссору, она окликнула не мужа, а любовника!
— Мы скоро вернемся, — пообещал клятый некромант, по-прежнему улыбаясь. — Вы даже не успеете соскучиться!
И первым вышел, легко подставляя спину, обтянутую бархатным камзолом такого густого фиолетового цвета, что он казался почти черным. Что ж, в спину Эйнар бить точно не собирался. Но стереть насмешливую бесстыжую ухмылку…
— Вот здесь, кажется, вид просто восхитительный, — сообщил некромант, останавливаясь между парой окон, где можно было разглядеть разве что щелястый деревянный пол и уже закоптившийся после приезда ярла держатель для факела на стене напротив. — Капитан, прежде чем вы попытаетесь набить мне физиономию, а я вас остановлю безопасным, но неприятным для вашей гордости способом, может быть, поговорим?
— Уверены? — угрюмо спросил Эйнар, немного приходя в себя. — Что остановите?
— К сожалению, да, — серьезно сказал Бастельеро, мгновенно стирая с лица улыбку. — Бить себя я позволяю только заслуженно, а перед вами ни в чем не виноват. Полагаю, вы считаете иначе?
— Какого йотуна! — рвано выдохнул Эйнар. — Скажете, между вами ничего не было?!
— Того, о чем вы думаете, точно нет, — с каким-то застывшим лицом ответил Бастельеро, приваливаясь спиной к стене.
— И поэтому она шепчет ночами ваше имя?
— Если она шепчет мое имя, значит, ее мучают дурные сны, и надо вызвать целителя, — напряженно, но все так же спокойно сообщил Бастельеро. — Я три года был ее главным лекарством от них. Не сходите с ума, капитан. Она ни в чем перед вами не виновата.
— Я этого и не говорил, — ответил Эйнар, с трудом сдерживая кипящую внутри лаву. — Но какого утбурда вы явились к чужой жене, милорд? Если она вам дорога, так женились бы на ней сами! Вам-то что мешало?
«И в какую игру вы здесь все играете, проклятые богами маги? — хотелось добавить ему. — Почему просто не можете оставить ее в покое? Раненую, измученную, стоящую на грани между жизнью и смертью. Что вам еще от нее нужно, йотуна вам в глотку и утбурда в задницу?!»
— Мне? — поразился Бастельеро. — Так она… Барготово дерьмо, узнаю свою Ло. Она вам ничего не сказала? Ну разумеется…
— Не сказала чего?
Некромант еще сильнее прижался плечами к стене, запрокинув голову, а потом с горькой обреченностью рассмеялся, заставив Эйнара онеметь от изумления.
— Благие боги, — сказал он негромко, — я-то думаю, что вы кипите, как котел алхимика, при одном взгляде на меня? А вы… Капитан, я не ее любовник. И никогда им не был. Да, я веду себя с ней вольно, как и она со мной. Может быть, излишне вольно. И рассказать вам могут про нас что угодно, однако… Мы никогда не были любовниками.
— И я должен поверить? — с удивляющей его самого спокойной насмешкой уточнил Эйнар. — Не тому, что вижу собственными глазами, а вашим словам? Рубашку вы ей, полагаю, подарили на память о нежной дружбе?
— Вы болван, Рольфсон! — выдохнул Бастельеро, словно поменявшись с ним рвущейся наружу яростью. — Что вы видите собственными глазами? Я не был любовником Ло Ревенгар, потому что вообще никогда не был любовником ни одной женщины. Не был и не буду! Благие боги, вы же вроде вольфгардец, о них такое рассказывают… И я должен вам объяснять подобные вещи?!
— Я невиец! — рявкнул Эйнар, а потом понял, что услышал, и, не веря ушам, проговорил: — Так вы…
— Да! — бросил некромант, отводя взгляд куда-то на стену. — Я предпочитаю мужчин. Довольны? И не вздумайте даже предположить, что это уловка! По-вашему, я бы стал так позориться перед человеком, которого вижу впервые в жизни? Я от вас тоже не в восторге, знаете ли. Но изображаю учтивость ради Ло. Претемной клянусь, я женился бы на ней, будь весь мир против! Да что бы могло мне помешать? Мне, лорду Бастельеро, Избраннику Претемной Госпожи! По-вашему, я отдал ее неизвестно кому просто так?! Я делал ей предложение! Она могла стать моей женой, избежать брака с вами, а потом я дал бы ей развод по первой просьбе. Она отказалась…
— Так… — помолчав, сказал Эйнар, приходя в себя. — Но зачем? Какого йотуна вам от нее нужно? Все эти годы… В Академии, в армии…
— Вы все-таки болван, — с тоскливым отчаянием сообщил некромант. — В вашу голову вообще помещается мысль, что можно не хотеть женщину, но любить ее? Как друга, как сестру… Мы дружим с двенадцати лет, капитан. Я был уверен, что, повзрослев, мы поженимся, но потом понял про себя… Ло — единственная, кто знала обо мне всё и не оттолкнула. Все эти годы в Академии, понимаете? Она знала и ни разу не посмеялась, не обидела и не осудила. Когда я сходил с ума, выворачиваясь наизнанку от любви к якобы лучшему другу, только она спасла меня. Она самый чистый и честный человек, которого я знаю. А что касается армии… Как, интересно, я мог оставить ее там одну? Вы что, не представляете себе, что такое рейтарский полк? Ну понятно, силой ее бы никто не взял, разве что какой самоубийца, но на нее же смотрели как на добычу все, от последнего прыщавого лейтенантика до полковника. Они уже ставки делали, кто успеет первым!
— И вы пошли в армию, чтобы защитить леди? — с мрачным недоверием спросил Эйнар, чувствуя себя и вправду болваном.
— Я пошел в армию, чтобы служить своему королю и стране, — огрызнулся некромант. — Но ради Ло я устроился именно в ее полк. Притом… вы представляете, что было бы, узнай кто-то… о моих вкусах? Это Дорвенант, капитан, здесь одного подозрения в подобном достаточно для дуэли насмерть. А мне вдобавок так повезло с внешностью. Конечно, мало кто станет задирать некроманта, но достаточно грязного слуха или глупой шутки… Не убивать же какого-нибудь идиота за случайно угаданную правду? Пусть лучше думают, что Бастельеро не шляется по борделям с остальными офицерами, потому что у него ревнивая подруга-магичка.